Бог никогда не моргает

Юноша прыгал на батуте и решил сделать сальто назад. Он упал и, пока не приехала «Скорая», спрашивал учителя: «Можно ли жить, если ты сломал шею?»

Ниже шеи его парализовало. Паралич рук и ног. Нейрохирург сказал матери Стива: «Я и врагу бы такого не пожелал».

Стив несколько месяцев жил с респиратором. Год по больницам. Но еще до выписки Стив начал работать над диссертацией по психологии Университета Джона Кэрролла.

Прошло двадцать лет. Стив держит во рту палочку и нажимает ею на кнопки клавиатуры, чтобы освежить в памяти свою работу От ее названия у меня глаза на лоб полезли. «Изучение воздействия руководителя — инвалида при применении метода Гольцмана для исследования личности».

Стив написал этот труд, не имея возможности перевернуть страницу, сделать запись и даже потереть уставшие глаза. Теперь он доктор Барилл, у него степень доктора психологии Университета штата Кент. Стив говорит, что его успех — это победа команды. Он отдает должное друзьям и родным. «Очень многое становится возможным, когда у вас есть коллективная воля. Это была воплощенная надежда, — сказал он. — Когда что-то казалось мне слишком сложным, другим так не казалось».

Бородатый мужчина со свистом несется по фойе больницы в кресле, которое по наклону головы седока определяет, куда и как быстро ехать. Застывшие руки распластались на маленьких подлокотниках перед ним. Стив не может пошевелить даже пальцем, чтобы вызвать лифт. Он просто ждет, когда кто-нибудь пройдет мимо.

Он наблюдает своих пациентов, когда они пытаются снова научиться ходить с помощью физиотерапии. Некоторым нужно помочь преодолеть страх падения.

Другим — справиться с депрессией из-за того, что у них навсегда отнялась рука. Ласковая манера Стива и его мягкий голос успокаивают тех, кто перенес удары, аневризмы, ампутации и повреждения позвоночника.

Его пациенты учатся передвигаться при помощи трости, ортопедического корсета, ходунка. Они учатся снова держать вилку, бросать мяч, водить машину, всему тому, чего Стив никогда не сможет сделать. И тем не менее этот человек все время улыбается. Он говорит, что помогать пациентам эмоционально привыкать к новой жизни — это привилегия. Стив радуется каждому их шагу, хотя сам никогда не сможет ходить.

«Я так люблю то, чем занимаюсь! О такой работе можно только мечтать, — сказал он мне. — Для того чтобы помогать им, не нужно особых психологических знаний. Главное — это вселить надежду».

Сидя в своем кресле-каталке, Стив помогает пациентам преодолеть страхи. Страх падения, страх неудачи, страх всю жизнь провести в отчаянии. Стоит им разок взглянуть на этого свободного человека в каталке, и они понимают: пора заняться жизнью.

УРОК 17 Ты можешь выдержать все, что жизнь тебе уготовила, если будешь жить настоящим и не станешь заглядывать в будущее

Было в моей жизни время — годы, если честно,

— когда ко мне подходили совершенно незнакомые люди и спрашивали, все ли в порядке.

Я шла, понурив голову, в распахнутом пальто, без перчаток, шапки и шарфа в холодную ветреную снежную погоду Словно я осиротела, словно в целом мире у меня не было близкого человека, словно я потеряла лучшего друга. Люди останавливались и спрашивали: «У вас плохой день?» Я качала головой и говорила: «Нет. У меня плохая жизнь». Я действительно так думала.

Не бывает плохой жизни. И даже плохого дня. Есть только плохие моменты.

Годы терапии и собраний для лечения алкоголизма исцелили меня, годы поездок в обитель изменили меня, дыра во мне затянулась, и любовь родных и друзей перестала просачиваться наружу. Потом появился мужчина моей мечты. Я получила любви больше, чем МОГЛО вместить мое сердце, и стала изливать ее на окружающих.

Я наслаждалась почти постоянным осознанием того, что жизнь хороша. На это ушли десятки лет упорного труда, но теперь все в моей жизни изменилось. Я любила жизнь, а жизнь любила меня. Я распланировала свое восхитительное будущее. Преподавание. Поездки в обитель. Книги. Колонки в нескольких газетах.

Я раздам все дары, которые преподнесла мне жизнь.

А потом был рак.

Излишне и говорить, что его не было в моих лучезарных планах. Рак груди погрузил меня в глубокое, затяжное мучение, которое превосходило чуть ли не все, с чем я сталкивалась в прошлом. Каждый день передо мной вставал выбор: пережевывать ужасы лечения от рака или искать радости уже в том, что я жива.

Это было непросто.

Я как будто жила в книге «Где Уолли?». Вместо того чтобы искать странного парня в полосатой шапочке, я пыталась найти что-нибудь хорошее в этом дне, когда у еды металлический привкус, меня все время тошнит, люди пялятся на мою лысую голову, а женщина, стоящая перед зеркалом, не узнает собственного отражения.

Лечение было не таким ужасным, как мое отношение к нему. Я страдала, потому что не жила настоящим. Думала о прошлом, подсчитывая, сколько дней длится моя болезнь. Боялась будущего, новой химиотерапии, побочных эффектов после нее, всех завтраков, обедов и ужинов, которые не примет мой желудок, усталости от облучения после курса химии.

У меня был только один выход: прекратить думать о том, что было вчера (и хорошего, и плохого), и о том, что, возможно, будет завтра (и хорошего, и плохого). Единственным днем, который стоило прожить, был день сегодняшний. Эти сутки можно было вытерпеть, если не тащить в них прошлое и будущее. Один день рака можно вынести, если это все, через что мне предстоит пройти.

Я постоянно приучала себя не смотреть в календарь. Для того чтобы не снимать шор и не заглядывать в другие дни, а видеть только сегодня, потребовалась недюжинная бдительность. Каждый день я начинала с чистого листа. С вычеркивания. Забудь об ушедшем дне и даже не думай о завтрашнем. Я просто пыталась жить настоящим.

Я последовала совету пожилой женщины, с которой познакомилась в обители. Каждое утро, какая бы ни была погода (дождь, зной, снег, гололед), она открывала окно спальни, делала глубокий вдох и приветствовала день такими словами: «Этот день создал ІЬсподь. Я буду им наслаждаться, и я буду счастлива».

Вот этим.

Вот этим днем. Не вчерашним.

Не завтрашним.

Этим.

Я не открывала окно, но каждое утро начинала с таких слов — и сейчас начинаю. Иногда я добавляю: «Благодарю Тебя, Боже, еще за один день жизни. Даруй мне благодать, чтобы прожить этот день глубоко, со всей полнотой и радостью».

Когда я вычеркнула все, кроме настоящего момента, в мою жизнь просочилась радость. Не часы и часы блаженства, а нежные, милые моменты. Я больше не пропускала их, ведь мой разум не мчался в будущее и не погрязал в прошлом.

Даже теперь, когда лечение осталось далеко позади, у меня бывают дни, когда страх стискивает горло и почти крадет мой день, шепча: «А что, если будет рецидив? А что. если ты больше не сможешь писать? А что, если ты потеряешь все, что любишь?»

Иногда мне кажется, что сутки — это слишком много, и тогда я проживаю день, час за часом, миг за мигом. Я разбиваю задачу, проблему, страх на маленькие кусочки. Я могу прожевать кусочек страха, депрессии, злости, боли, печали, одиночества, болезни. Иногда я приставляю ладони к лицу как лошадиные шоры. Так я напоминаю себе о том, чтобы жить настоящим. Шоры помогают лошадям сосредоточиться на том, что впереди. Таким образом, они не видят, что происходит справа и слева, не могут испугаться или отвлечься. Они не видят, что сейчас произойдет, поэтому переставляют копыта и двигаются дальше. Я надеваю шоры и говорю себе: «Не смотри в прошлое, не смотри в будущее». А потом делаю шаг, еще шаг, еще шаг.