Бог пива

– Я тоже бог, – напомнил я. – И жить намерен по собственным законам. Так что посоветуй своему Одному…

– Ну, пока ты еще не совсем бог, – поспешно сказал Гарик, оглядываясь с опаской, и переоднился. – Я имею в виду, официально…

– Не в бумажке дело, – сказал я.

– Не в бумажке, – согласился Гарик. – Но бумажка сильно упрощает жизнь.

– Это точно, – проворчал я. – Например, вернуться на Землю, как ты советуешь, я не смогу, даже если захочу.

– Демон меня усынови, – выругался Гарик, – все время забываю, что ты новичок!

– Ну, не все время, – утешил я. – Когда не надо, ты об этом не переставая талдычишь.

Гарик виновато улыбнулся.

– А ты научил бы меня, – сказал я с напускным равнодушием.

– Ты же знаешь порядок, – вздохнул Гарик. – Путешествовать между мирами учат только после обряда посвящения. Да и то, если комиссия сочтет нужным…

– Я вообще не уверен, что меня в боги посвятят, – сказал я. – Диплом уже месяц как готов.

– Если сразу не посвятили, то теперь-то – тем более… У тебя сколько порицаний за этот месяц?

– Три общегильдийских. Я же говорил. И одно лично от Верховного, с занесением куда-то там.

– На скрижали истории, – сказал Гарик. – Нет, Бьорн, не проси, я клятву давал. Ты вот что… Попробуй через врата уйти.

– Здравствуйте, – усмехнулся я, – так их же дракон охраняет! Он же меня сожрет и не заметит!

– Может, с драконом ты и договоришься. – Гарик опустил глаза.

– Куда там… Я даже с богами договориться не могу.

– Не со всеми же, – обиделся Гарик. – Ну и потом, не можешь договориться с богами, попробуй договориться с драконами. Старая истина.

– Какие они хоть, драконы эти? А то я про них не знаю ничего толком, одни легенды земные…

– Драконы – разные. От нынешнего, говорят, воняет непереносимо… Вот приходи завтра на сбор ополчения, – оживился Гарик, – я попрошу Учителя лекцию про драконов прочитать.

– Нет уж, – улыбнулся я, – туда ты меня не заманишь, хитрюга.

– Ну, тогда сам узнавай! – рассердился Гарик.

Я пожал плечами – сам так сам, библиотека на Небесах роскошнейшая.

– Вот, держи, – буркнул, смягчаясь, Гарик, снял с шеи амулет, корень священного растения Ишгаш, и протянул мне. – Если вдруг окажешься на Земле и надумаешь вернуться – просто съешь это, и снова будешь на Небесах. Но только обещай мне одну вещь.

– Какую? – Я не торопился брать предложенный амулет. – Я привык свои обещания выполнять.

– Если тебе предложат самому стать драконом, – Гарик строго взглянул мне в глаза, – откажись!

– В каком смысле? – опешил я.

– В прямом. Драконами, знаешь ли, редко рождаются. Драконами становятся… Дракониха-то всего одна, не справляется.

– Спасибо, – сказал я, беря корень и просовывая голову в цепочку амулета. – Уши мешают. Драконом становиться не собираюсь, но обещать ничего не буду.

– Скотина, – беззлобно сказал Гарик.

– Какой есть… Ладно, мне пора.

– Тебя проводить?

– Уж как-нибудь сам провожусь. – Я пожал Гарику руку и направился в сторону леса. – Где-то здесь тропинка должна быть…

– Завтра увидимся! – крикнул мне вслед оставшийся сидеть на скамейке Гарик.

Не оборачиваясь, я помахал рукой и продолжил шагать, прокручивая в уме последние неприятности. Мокрая от Джемова эля жилетка неприятно липла к животу; болел ушибленный бок, гудела голова, и меня до сих пор трясло от переизбытка адреналина. Когда я дрался последний раз? То ли в пятом, то ли в шестом классе. Лет тридцать назад…

Я вошел в сумрак леса. Тропинка была качественная, обросшая тропиночным мхом, и удобно пружинила под ногами. Вокруг раскинулся чудесный сказочный лес. Он часто примирял с мыслью, что теперь мне придется жить на Небесах, поскольку чудесного на них было полно, а вот сказочного – только этот великий лес. Правда, иногда сказочной бывала и Ленка, но реже, чем хотелось бы.

Эх, да кабы не Елена, я бы придумал, как отсюда смыться! При мысли о богине любви я несколько повеселел, хотя с ней последнее время тоже были проблемы. Уже два раза я уходил от нее – но оба раза она меня возвращала. Первая женщина, сопротивляться выходкам и капризам которой у меня как-то слабо получалось…

Совести местным богам не хватает, вот что!

К любимой, конечно, это не относится, равно как и к Гарику, и к иже с ними. Даже ко всяким там Росомахам не относится. Росомаха – что? Просто болван, ревнующий меня к Елене, к тому же болван с какими-то дикими понятиями о чести. Из тех, что убивают соперника в надежде, что женщина перейдет во владение победителя, в качестве приза за доблесть, как бывает у некоторых зверюшек.

А вот Верховный и его приближенные – это уже нечто невообразимое. Оно конечно, власть портит, и собака на собачьей должности, но не настолько же… Говорят, новичкам всегда тяжело. Говорят, опять-таки, что через век-другой все утрясется. Но я здесь меньше года, а обрыдли мне Небеса уже по горло… Жил себе спокойно, горя не знал, так ведь нет – угораздило богом стать. Врожденная предрасположенность, по словам Верховного, будь он неладен. Эх, мама, мама!

Хотя чьим-чьим, а вот словам Верховного я верить не обязан. Потому что он все время врет, работа у него такая… А я ведь ему тоже сразу не понравился, с первой же встречи…

…Последний мой день на Земле начинался омерзительно. С вечера я сильно перебрал, по причине того, что губернатор острова приказал сжечь две мои последние и, может быть, лучшие картины. В отожравшемся до размеров крупного борова шакале на переднем плане он, видите ли, опознал себя. Губернатор даже приказал меня арестовать, хотя я и кричал, что это вполне абстрактная шакалосвинья. Не надо было пририсовывать монокль и котелок, и так бы все поняли.

К счастью, был карнавал, и праздничная толпа, состоящая в основном из поклонников художественных талантов и прочих бездельников, в обиду меня не дала. Отобрав у посланных милиционеров оружие, народ повалил к дому губернатора. Дом этот нравился людям меньше уничтоженных картин, кто-то уже побежал за факелами, но тут губернатор, спасая собственную шкуру, объявил с балкона мне помилование, после чего пообещал уйти в отставку. Потом мы – я и ликующие поклонники – это дело отмечали, хотя и знали цену обещаниям шаколосвиньи. Потом – я не помню. Проснулся у себя в художке, один, правда, на подушке валялась загадочная черная шпилька.

Похмелье – всегда похмелье, и, поскольку ничего другого под рукой у меня не было, а жажда мучила как никогда, я заливал свой огонь водой. Вода очень мирно соседствовала внутри меня с огнем, неприятно давила на желудок, перекатывалась при каждом движении, булькала и, вместо того чтобы помочь, доставляла новые муки. Пива же хотелось так, что за несколько глотков его я готов был продать душу – однако покупателей что-то не находилось.

Денег, как обычно, не было ни копья… Бутыль водки, припасенная для таких вот экстренных утренних обстоятельств, оказалась пуста. К поклонникам обращаться не хотелось. Настроение было ни к черту, я в таком виде с поклонниками не общаюсь. Какого демона, в самом деле, они спасали меня, а не картины? Меня-то никто жечь не собирался!