Бог с синими глазами

– Тут, эта… – забубнил он, выковыривая из закоулков попрятавшиеся слова.

– Ну, в чем дело? – нетерпеливо притопывая эксклюзивной туфелькой, остановилась Илона.

– Они, эти две, – не очень вежливо ткнул он в нашу сторону вилкой, – уверяют, что вы разрешили им болтать между собой.

– Ничем болтать между собой мы не собираемся, – уточнила я. – Поскольку в отличие от вас просто нечем. А беседовать нам никто не запрещал. Разве не так? – посмотрела я на свою бывшую однокурсницу.

– Да беседуйте на здоровье, – махнула рукой та. – Только друг с другом, а вот с гостями – поосторожнее. Я буду все время рядом, наш с Хали и Мустафой столик вон он, – указала она на стоявший в центре площадки стол, отличавшийся от других еще более изысканным убранством. Он действительно находился буквально в трех метрах от нас, так что наслаждаться обществом этой троицы нам предстояло весь вечер. – Ну все, я пошла. Не прощаюсь, поскольку собираюсь еще не раз навестить вас, например, вместе с Фархадом Мерави, который что-то опаздывает. Может, он и его семья передумали? – И, взметнув над плечами роскошную гриву рыжих волос, Илона Утофф развернулась и ушла.

А Таньский, с удовольствием доев фрукты, опять повернулась ко мне:

– Слушай, ну прекрати гримасничать!

– С чего ты взяла? – искренне удивилась я. – Ничего я не гримасничаю.

– Ага, конечно. Сначала смотрела на меня, словно на колибри работы Зураба Церетели, теперь сконструировала такую постную физиономию, какую обычно надевают у постели безнадежного больного.

– Ничего я не конструирую! – разозлилась я. – Но, если честно, Таньский, ты ведешь себя и в самом деле не совсем адекватно. Я изо всех сил стараюсь войти в ее положение, а она еще и издевается! – И я обиженно отвернулась.

– Эй, подруга! – толкнула меня плечом эта ненормальная. – Для того чтобы войти в мое положение, тебе помощь Алексея понадобится, так что расслабься пока. А в то, что вон тот манекен, усаживающийся за столик рядом с жабой Илоной, – мой Хали, я не поверю никогда. Ну неужели ты и сама этого не видишь?

– Не вижу, – мрачно буркнула я, разглядывая весело смеявшегося Хали Салима.

Он взял в руки бокал с шампанским и поднялся. Постучав ножом по бокалу, он привлек к себе всеобщее внимание. Илона сделала музыкантам знак рукой, и оркестр прекратил играть. Покрывалом опустилась тишина, простроченная лишь вышивкой цикад.

Хали откашлялся и, с благодарностью глядя на Илону, начал:

– Я хочу первый бокал выпить за прелестную хозяйку этого дома, женщину не только невероятно красивую, но и невероятно умную и добрую, а ведь такое сочетание встречается крайне редко, не правда ли? – Гости одобрительно посмеялись и похлопали в ладоши. – Я знаком с Илоной Утофф уже довольно давно, был в нашей с ней жизни очень сложный период, когда я, каюсь, не смог по достоинству оценить сокровище, подаренное мне Аллахом! – Он наклонился и поцеловал Илоне руку. – Но теперь, после того как эта женщина совершила невозможное и смогла не только вытащить меня из тюрьмы, но и вернуть мне честное имя, я понял – это судьба. И сейчас, перед всеми присутствующими, перед своим отцом я хочу громко, на весь мир крикнуть: Илона, я тебя люблю! Будь моей женой!

И Хали Салим, залпом выпив шампанское, упал на одно колено перед сияющей Илоной и склонил голову в ожидании ответа. Все было проделано так красиво, так искренно, что у многих дам навернулись слезы и они, прижав к глазам надушенные платочки, растроганно улыбались. А когда Илона, наклонившись, ладонями подняла лицо Хали и, поцеловав его, негромко сказала, глядя прямо в глаза:

– Я согласна! – на красивую пару обрушился просто шквал аплодисментов.

Хали выпрямился во весь рост и, нежно прижимая к себе невесту, благодарно улыбался и кивал. Музыканты заиграли нежную мелодию «O, my love» из фильма «Привидение». Хали вывел Илону на середину танцплощадки, и они, прижавшись друг к другу, закачались в танце.

Я очень старалась найти подтверждение словам Таньского, очень. Но увы… Перед нами, несомненно, был Хали Салим. Та же тигриная грация, та же сексуальность в каждом движении, та же улыбка. Тот же голос. Что же делать, господи, что? Рассчитывать на помощь этого красавчика и его отца, одобрительно смотревшего на танцующую пару, не приходилось. Фархада и Гюль не было видно. Времени же у нас почти не оставалось. А тут еще Таньский со своими завихрениями!

Я повернулась к подруге, и словно огромная ручища сжала мое сердце – оно, задохнувшись, замерло. Спустя минуту хватка ослабла, и я смогла говорить:

– Таньский, милый, ну пожалуйста! Ну наплюй на них, они друг друга стоят! Тем более что мы-то знаем, как на самом деле эта змея относится к своему жениху. Ты слышишь меня, Тань?

Не слышала. Похоже, сцена из бразильского сериала, разыгранная сейчас перед всеми, пробила оборонительные рубежи моей подруги. Может, потому, что эти слова она ожидала услышать в свой адрес. Не знаю. Но знаю одно – Таньский наконец поверила. Поверила в то, что человек, трепетно обнимающий сейчас на глазах у всех другую, – и есть Хали Салим. Ее Хали. Нет, уже не ее.

Наши гоблины оторвались от еды и настороженно наблюдали за нами, опасаясь осложнений. Я, если честно, тоже боялась, что Таньский сорвется. И тогда ее вырубят. И больше мы не увидимся никогда.

Но обошлось. Таньский отвела потухший взгляд от этого смазливого урода (да, возможно и такое!) и тихо проговорила:

– Не волнуйся, Анюта, я в порядке. Только давай пока помолчим.

– Ну давай, – вздохнула я и решила выпить шампанского, чтобы хоть немного расслабить звенящие от напряжения нервы.

Борик и Димчик, сообразив, что пока проблем не предвидится, снова зачавкали.

Музыка закончилась. Хали подвел свою даму к столу и бережно усадил ее, затем сел сам. К нему наклонился Мустафа, и они заговорили на арабском. В этот момент в сумочке Илоны мелодично затренькал телефон. Она взяла трубку и, выслушав говорившего, отдала на арабском какое-то распоряжение. Затем, извинившись перед Хали и его отцом, поднялась и направилась к нам.

– Ну что, милочка, – торжествующе посмотрела она на Таньского, – теперь ты, надеюсь, не будешь нести чушь? Убедилась, что я была права насчет Хали? – Таньский молчала, отвернувшись. Но слегка потекшая из-за слез тушь предательски сдала хозяйку. – Вижу, что убедилась. Так вот, дамы, – наклонившись, тихо проговорила Якутович, – прибыл господин Мерави с сыновьями Мерабом и Алишером. Дочь и сестру мужчины, похоже, решили оставить дома, с матерью. Рано ее еще в свет выводить, рано! – пакостно ухмыльнулась Илона. – Я сейчас подведу к вам ваших знакомых, и будьте любезны, скажите им, что у вас все в порядке. Не позвонили, потому что очень рано уснули, устали очень. Ясно? Иначе господа Мерави вряд ли вернутся домой. Езда в автомобиле – дело опасное. Вы все поняли, надеюсь? – угрожающе прошипела она.

– Все, все, не волнуйся, – нехотя кивнула я.

– А вот мне-то как раз волноваться нечего, – шепнула напоследок Илона и, повернувшись, пошла навстречу приближавшимся трем мужчинам.

Первым, приветливо улыбаясь, шел Фархад. А следом за ним… В глазах потемнело, стало нечем дышать. Кровь почему-то с грохотом устремилась в голову и, резонируя, заметалась там. Ноги стали ватными, а руки затряслись так, что пришлось спрятать их под стол.

Потому что следом за Фархадом шел Артур, Артур Левандовский собственной персоной. А рядом с ним важно вышагивал хорошенечко залепленный аккуратной черной бородкой и черными же усами, пришлепнутый очень неплохо сделанным париком мой Лешка! Узнать его было практически невозможно, над ним поработал хороший гример, но глаза, фигура, походка, жесты!