Бог смотрит в другую сторону

Потом внезапно, без всякого перехода проговорил серьезным голосом, в котором слышались даже угрожающие нотки:

— Скажем, крестник, почему ты после народной школы в гимназию не пошел? Место для тебя нашлось бы. Сейчас много барчуков с родителями за границу сбежало.

— И я ему об этом твердила, но он меня не послушал, — пожаловалась мать. — Сильно к отцу тянется. И еще говорит, что из книг, какие читает, всему, мол, научится.

— Книги читать — дело хорошее, но диплома за это не дают.

Тут Янчи поспешно обернулся снова:

— Книги читают не ради диплома, крестный.

Но Шандор Шимон пропустил его слова мимо ушей. Он вновь обратился к матери:

— Я видел, он косить научился.

— Научился. Хотя ему еще рановато.

— И впрямь рановато, — заметил Шандор Шимон. — Но отец-то рядом. Следит, чтобы малый не надорвался.

— Пока отец рядом, не надорвется. Но вдруг пойдет работать со старшими ребятами… С парнями молодыми… Сам знаешь, Шандор, как обидно бывает мальчишке отстать от них!

Шандор Шимон снова стал набивать любимую трубку — подарок крестника, задумчиво кивая головой. Раскурив трубку, он с досадой отбросил обгоревшую спичку.

— Янчи — парень неглупый, Анна. И не блажной какой, чтобы на потеху старшим ломаться. Правда, крестник?

У Янчи все лицо горело от смущения, он с трудом переносил, когда в его присутствии говорили о нем. Однако он и не подозревал, что услышит еще более горькие вещи от людей, сидевших на заднем сиденье.

И вдруг мать проговорила тихо, задыхаясь:

— Слушай, Шандор… Ты видел, в каком я была состоянии, когда ты меня подобрал у придорожной канавы. Знаешь ты и отчего я стала такой… Я долго не проживу. Когда у жены Антала Месароша лодыжки такие сделались, она через год умерла. И мне больше не протянуть…

— Анна, не говори так…

— Нет, Шандор, я точно знаю. Вы только сына моего единственного поберегите. Ты молотилкой распоряжаешься так не позволяй ему наравне со взрослыми мужиками мешки с зерном таскать. Вот когда стукнет ему лет восемнадцать — двадцать… Не хочу, чтоб он калекой стал. И как только в разум войдет, жените его — какой дом без бабы!

Мать горько рассмеялась.

— Правда, уши у него в отца, но по силе ему с отцом никогда не сравниться. Хоть и носит фамилию Чанаки, из него все одно Хедьбиро получится. Видать, только в солдаты и сгодится.

Янчи натянул вожжи. Вильма послушно остановилась, и мальчик в тот же миг спрыгнул с брички на землю.

— Вы свои разговоры разговаривайте, — стараясь говорить как можно спокойнее, произнес он, — а я и сам домой доберусь. Вы тоже дорогу найдете.

И он быстро пошел вверх по тропинке, ведущей в деревню.

— Янчи! — крикнула ему вслед мать.

— Крестник! — гаркнул Шандор Шимон.

Вильма снова потянула за собой бричку по мощеной дороге, но Янчи уже успел скрыться за деревьями.

— А ведь мы ничего дурного не говорили, — словно размышляя вслух, заметила Анна.

— Разве? — бросил Шандор Шимон. — Парень, видать, сейчас в силу входит. И гордости у него хоть отбавляй.

— Как у отца?

Неторопливо и мягко катила вперед легкая бричка, но разговор у сидящих в ней людей не клеился, никто из них не начинал его вновь — ни кума Анна, ни кум Шандор. Оба они за неимением лучшего оглядывали окрестные пейзажи, уже несущие на себе печать ранней осени, да наблюдали, как трясет головой Вильма, отгоняя лениво кружащих мух.

Перевод С. Фадеева