Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Бог спит. Последние беседы с Витольдом Бересем и Кшиштофом Бурнетко
Шрифт:

Эдельман был «скептиком-гуманистом». Он отвергал общепринятую, устоявшуюся систему понятий. Ханна Малевская, когда-то писавшая о Джозефе Конраде, заметила, что великий писатель не нашел в мире, в котором жил, никакой системы этических понятий, а обнаружил только туман, отрицание. Не видя системы ценностей, он подсознательно, инстинктивно добивался ее создания. Малевская назвала такую позицию воинствующим гуманизмом. У Марека Эдельмана я вижу ту же конрадовскую черту. Ведь он всем своим поведением — возможно, подсознательно — доказывал, что высшие ценности существуют, и боролся за них. Иначе незачем было бы жить и не за что умирать. Я уверен, что доктор Эдельман обрел спасение и теперь уже знает: Бог существует. Отрицая Его,

он всю свою жизнь отдавал служению Ему.

Анджей Лютер — католический священник. Родился в 1956 году; преподает религиоведение и экуменизм в Высшей духовной семинарии в Ловиче, защитил диссертацию в области экуменизма. Учась в Лодзинском университете, во время студенческой забастовки (1980) участвовал в работе Независимого союза студентов. В 1984 году поступил в Варшавскую духовную семинарию. С 90-х годов занимается приходской деятельностью. В настоящее время священник ловицкой епархии; ощущает себя прежде всего духовным наставником, в частности ведет пастырскую работу в журналистской среде. Публицист еженедельника «Тыгодник повшехны» и журнала «Вензь», а также — как знаток тематики — ежемесячника «Кино».

Заповедь новую даю вам…

Учитель! какая наибольшая заповедь в законе? Иисус сказал ему: «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем разумением твоим»; сия есть первая и наибольшая заповедь. Вторая же подобная ей: «возлюби ближнего твоего, как самого себя». На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки.

* * *

— Вы отвергаете все заповеди? Мы знаем, вы говорите: оставьте его в покое, Он спит, однако…

— Не мучайте меня. Я правда их не знаю. Всё, закончили.

— Но вы сами говорите: нужно всегда быть с тем, кого бьют, независимо от того, кто он, и нужно его приютить, нужно спрятать его в подвале…

— Нужно. Но при чем тут заповеди?

— Есть заповедь: люби ближнего, как самого себя.

— Это правильно. Это то же самое, хотя и другими словами.

— Получается, некую систему ценностей можно оторвать от религии.

— Да, потому что ценность — она ценность сама по себе, а не потому, что ее таковой признает та или другая религия. Все ценности — мирские, а религии — католические или иные — их себе присвоили. Ну что вы привязались к этим заповедям? Небось мальчиками прислуживали на мессе.

— Даже если прислуживали — что в этом плохого?

— Мне это не мешает. Но я не скажу, что про вас думаю.

— Мы себе это представляем. А потом просыпаемся в холодном поту от страха.

— Ну конечно!

Я на вас не злюсь, просто не всегда нахожу с вами общий язык. Не говорите со мной так. Да и с чего бы мне злиться? И бояться меня не надо, я ведь вас не убью. Кстати, убивать мне нечем. Все, абсолютно все оружие у меня забрали, вернее, я сам, идиот, отдал. Когда в Польше после войны распускали Бунд, я взял такси то ли извозчика, собрал весь арсенал, который прятал у себя под печкой, и отвез в наше помещение, здесь, в Лодзи. Сорвал пломбы со шкафа — шкаф уже был опечатан — и все туда засунул.

— Когда вы впервые встали на защиту слабого?

— Я уже старый, не помню.

— До войны?

— Не знаю.

Но встали. Откуда это у вас? Ведь это не так просто.

— Не знаю. Странный вопрос… Смотря что это значит: встать на защиту слабого. Когда мальчишки дрались в парке Скарышевского, неизвестно было, кто сильнее, а кто слабее. Или на Бялой улице: и там, и там бросались камнями, но кто был слабее, сказать трудно.

Все зависит от конкретных обстоятельств. Был, например, случай, когда одну девушку хотели загнать на Умшлагплац… Молоденькая такая, лицо пылает, вцепилась обеими руками в железное ограждение перед магазином, а двое полицейских ее оттаскивают. Она не была слабая, этакая бой-баба, но их-то было двое. А рядом уже шла толпа, которую гнали на Умшлагплац. Я с противоположной стороны улицы видел, что один из полицейских маленький, хилый и с ним можно справиться. Ну и набросился на них… Красиво получилось: эти двое мне уступили, и девушка пошла себе домой. Что с ней дальше сталось, не важно, во всяком случае, в тот раз она уцелела.

— Но откуда у вас взялся такой импульс?

— Разве человек знает, что откуда у него берется? Тащить кого-то на смерть — это свинство. Это плохо.

— Может, вы просто были так воспитаны? Вас учили, что надо помогать другим людям…

— Да, в школах ЦЕШО [Центральная еврейская школьная организация; в нерелигиозных школах ЦЕШО преподавание велось на идише и на польском. — Прим. В. Б. и К. Б.] молодежь учили солидарности, равенству, любви. Эти школы были организованы и содержались Бундом, хотя не все учителя были бундовцами. Но идея у них была одна: воспитать молодежь порядочными людьми. А человека тогда можно считать порядочным, когда он помогает тем, кто слабее него. Конечно, никто не говорил: бросайся на защиту слабого. Говорили только: людей надо оберегать от зла.

Вот так… Но сказать, почему человек поступает так или иначе, трудно. Как правило, это импульс. То есть мгновение, ты даже не успеваешь задуматься. Если бы задумался… это было очень опасно. Тут полиция, там немцы, то, сё… Если не задумываться и у тебя возникает импульс, ты по его подсказке и действуешь.

Только нужно, чтобы они были — эти правильные импульсы.

И еще одно: вы любите повторять строчки из песни, где говорится, что не важно, к какой ты идешь цели, идти нужно по солнечной стороне [123] .

123

Имеется в виду песня «По светлой стороне жизни» Елени Тзока — польской певицы греческого происхождения.

— Да, самое важное — идти по светлой стороне.

— Что это означает на практике?

— Да хотя бы противостояние силе. Например: есть гитлеровская сила и есть сила коммунистическая, а демократия слабовата. Мощь демократии зависит от общего настроя населения. И защитить демократию удается только тогда, когда существуют какие-то силы, способные бороться с фашистами и с коммунистами, а также есть поддержка общества. Я уже говорил: городское партизанское движение невозможно без поддержки населения. Успех зависит от того, каков общий дух. Если большинство против, ничего не получится. Никто тебя не спрячет, не даст тебе хлеба, не даст воды и так далее. Но если люди на твоей стороне, они спрячут тебя под перину, когда увидят, что идет патруль. Оккупант может заметить, что под периной кто-то лежит, но может и не заметить.

Поделиться с друзьями: