Бог сумерек
Шрифт:
— Ум-м, — промычал он, жуя, — класс! Я, похоже, слона могу сожрать вместе с хоботом! У-у, Палыч, отломи еще колбаски… Черт, я когда и ел-то последний раз, не помню.
— Который час, Палыч? — спросил Игорь озабоченно.
— К восьми подходит… А ну-ка, Серега, дай помидорчики попробовать.
Сергей уже надкусил помидор, рассол побежал у него по руке.
— Ничего, — одобрил он, облизывая пальцы. — Мне, конечно, больше домашний засол по душе, но что уж тут… На безрыбье и рак рыба.
Палыч выудил помидор, потряс его над банкой.
— Ага, — сказал он, — а на бесптичье и жопа соловей!
Так, балагуря и смеясь,
Игорь, впрочем, помнил, что ему надо позвонить. Поев, он со вкусом причмокнул и встал, отряхнул руки:
Всеволод Глуховцев, Андрей Самойлов
— Пойду звякну.
— Недолго, — предупредил Палыч. — Светиться на улице нечего, сам знаешь.
— Знаю…
Слышно было, как Рома открывает дверь. Сергей, кряхтя от наслаждения, растянулся на своем матрасе, сковырнул кроссовки.
— Класс!.. Палыч, дай спичку, в зубах поковырять.
Палыч дал Сергею спичку, а сам подошел к окну, открыл одну створку и закурил.
— Комары налетят, — лениво предупредил Сергей.
— Не налетят, — отмахнулся Кореньков. — До вечера далеко еще.
Сергей пожал плечами, закинул руки за голову.
— Долго мы здесь прокантуемся, как думаешь?
— Откуда же я знаю? — Палыч пожал плечами в ответ. — Война план покажет.
— Ну а ты поднапряги свой дар…
— Нет уж, лучше я его приберегу. Для чего-нибудь более важного.
Палыч отшутился, но на душе у него помутнело. Кошки заскребли. Он смотрел на дорогу, на редкие проезжающие машины. В чем тут было дело? Он нахмурился, сосредоточиваясь, пытаясь понять…
Игорь вышел на крыльцо, остановился, с удовольствием ощутив тихое, умиротворенное, вечернее тепло. Подумал о том, что в такой вечер хорошо бы прогуляться не спеша, особенно хорошо это там, у теткиного дома, среди сосен… С иронией усмехнулся: никогда он не испытывал сантиментов к тому, что у большинства людей называется родным домом, относился к нему как к жилплощади. А тут вот…
Он улыбнулся еще раз и зашагал влево. Дошел до угла и увидел, что к торцевой стене дома действительно прикреплены две красные полукабинки телефонов-автоматов. Снял трубку у ближайшего: работает.
Набрал номер Георгия, установил жетон. Сердце тревожно забилось, Игорь и сам не знал отчего. Раздался гудок, и тут же трубку сняли — звучно щелкнуло.
— Алло! — крикнул Игорь. — Жора?!
Но никто не ответил ему, а через пару секунд зазвучал другой гудок, уже измененного тона.
“Определитель!” — догадался Игорь и тут же недоуменно свел брови: когда он звонил утром, никакого определителя не было.
“Ставит он его, что ли, а потом опять снимает?..” — продолжал недоумевать Игорь, а гудки между тем шли и шли, трубку никто не брал.
Странно. Георгий ведь твердо сказал, что будет вечером дома. Хотя, конечно, мало ли какие дела могут быть у журналиста… И все-таки странно.
Игорь пожал плечами и повесил трубку. Вытащил жетон, подбросил его на ладони. Еще раз пожал плечами и побрел обратно.
— Слушайте, — сказал он вернувшись. — Я не дозвонился.
— Ну, потом позвонишь, — беззаботно бросил Сергей, листая замусоленный журнал “Юный
техник” — единственное чтиво, которое почему-то оказалось у Ромы.Игорь присел на свой матрац, поскреб в затылке.
— Да нет, — проговорил он задумчиво. — Не в том дело. Понимаете, мужики, когда утром я ему звонил, то все нормально было… то есть я позвонил, он просто трубку снял, и все. А теперь сработал определитель…
Палыч, сидевший на раскладушке и сосредоточенно обгрызавший спичку, медленно поднял голову.
— Как ты говоришь?.. — переспросил он. Игорь повторил, как все было.
Палыч внимательно выслушал Игоря, постучал спичкой по верхним зубам.
— Нехорошо, — молвил он. — Нехороший признак, — сморщился так, что глаз не стало видно. — Я не могу пока точно сказать, в чем именно тут гвоздь, но нюхом чую…
Он решил не говорить ребятам о своих предчувствиях. До утра, во всяком случае. Пока стоял у окна и курил, он в самом деле попробовал осторожно подойти к той двери своей души, к которой страшился подойти в течение многих лет. Только попробовал — и едва не покрылся холодным потом, ибо явственно увидел, что за эти много лет дверь не пропала никуда, она даже не запылилась, она стояла новенькая и блестящая, и более того, она с готовностью, с какой-то ядовитой, издевательской готовностью приоткрылась, приглашая его, Александра Павловича, в жуткий мрак — и он поспешно отскочил назад, кажется, он даже отшатнулся от окна, побледнел, оглянулся — но Сергей не заметил.
Когда Кореньков чуть поуспокоился, он вдруг обнаружил, что это его душевное потрясение каким-то образом связано с выкриками старой цыганки, Васиной бабки, у него дома. Она… она прокричала нечто о том самом мраке, в который он, Александр, снова заглянул и в испуге отпрянул.
Он точно знал, что это так.
А почему?.. — конечно, объяснить не мог.
— Ладно, что там. — Он вздохнул. — Давайте-ка отдыхать. День был трудный. Мягко говоря.
— Неплохо было бы сполоснуться. — Игорь брезгливо понюхал свою ладонь.
— Уж это точно! — Сергей оживилсй, бросил “Юный техник”. — Надо думать, что с ванной тут все в порядке?
— Иди спроси у Ромы этого. — Игорь глазами указал на дверь.
Сергей, вскочив, убежал к Роме. Как только он заговорил с Васиным племянником — слышно было, — Игорь быстро повернулся к Палычу и вполголоса проговорил:
— Палыч… Что-то случилось? Ты что-то видел?..
— Да нет, с чего ты взял? — Кореньков удивился очень натурально, даже сам от себя такого не ожидал. — Просто устал, все-таки сам видишь, какая каша заварилась, а ведь я не юноша давно уже… Да и думаю как-никак, это верно. Но уже вряд ли придумаю что, уже мозги отказывают, честное слово. Ну к черту! Давай просто отдыхать. Утро вечера мудренее.
Игорь продолжал какое-то время смотреть на Палыча, потом отвел взгляд, пожал плечами и сказал: “Ладно”.
Тут в комнату влетел радостный Серега:
— Все нормально! Душ работает, можно мыться!..
ГЛАВА 9
Утро оказалось мудренее вечера тем, что Палыч проснулся рано, с каким-то сложным чувством: вроде бы ночь он проспал без всяких проблесков и сновидений, и тем не менее что-то тревожило его и тяготило, неизвестная ему работа свершалась этой ночью — там, за той дверью, куда так жутко было заглянуть… Он только вздохнул тяжко, вспомнив это.