Бог всегда путешествует инкогнито

– Когда прыгаешь с башни, не мучаешься. Шок так велик, что умираешь раньше, чем успеешь понять, что произошло. И никакой боли. Я справлялся, знаю.

Он тихо рассмеялся.

– А что тут смешного?

– Ну да, если исходить из гипотезы, что ты будешь еще жив, ударившись о землю… Вот тут ты и ошибаешься. Живым не финиширует никто.

Он сделал еще одну долгую затяжку. Мне становилось все хуже. Страшно кружилась голова. Сесть бы где-нибудь…

– На самом деле, – продолжил он, – все умирают во время падения, от разрыва сердца. От животного страха при виде земли, которая неотвратимо приближается со скоростью двести километров в час. Страх понуждает в приступе рвоты вытолкнуть из себя все внутренности, а потом рвется сердце. В миг смерти у всех глаза вылезают из орбит.

У меня подкосились ноги. Мне показалось, что я сейчас грохнусь в обморок. Голова кружилась все сильнее. Сердце пронзила острая боль. Главное – не смотреть вниз… Держаться прямо… Сосредоточиться на этом типе и не выпускать его из поля зрения.

– Я мог бы предложить тебе кое-что, – медленно заговорил он после долгого молчания.

Я ничего не ответил, жадно вслушиваясь.

– Что-то вроде сделки, – продолжил он, и слова поплыли в воздухе, как кольца дыма.

– Сделку? – пробормотал я.

– Ну да. Ты останешься жить, а я позабочусь о тебе, наставлю на путь истинный и сделаю из тебя человека, способного управлять своей жизнью. Ты сам научишься разрешать свои проблемы и в конечном итоге станешь счастливым. А взамен…

Он снова выпустил дым сигары и продолжил:

– Взамен ты берешь на себя обязательство делать то, что я скажу. А гарантом будет… твоя жизнь.

Это предложение меня очень смутило и усилило донимавшую меня дурноту. С большим трудом мне удалось сосредоточиться, собраться и хоть как-то его осмыслить.

– Что вы имеете в виду? Что такое «гарантом будет жизнь»?

Он снова помолчал.

– Ты должен будешь соблюдать обязательство.

– Иначе?

– Иначе… не останешься в живых.

– Чтобы принять такие условия, надо быть сумасшедшим!

– А что тебе терять?

– А ради чего мне отдавать свою жизнь в руки незнакомого человека в обмен на гипотетическое счастье?

На его лице появилось выражение, какое бывает у шахматиста, когда он понимает, что противник в цейтноте.

– А что ты получишь в обмен на реальную, не гипотетическую смерть? – сказал он, описав круг огоньком сигары.

Я проследил глазами за его рукой и понял, какую ошибку совершил: голова снова отчаянно закружилась. Пропасть за бортиком крыши ужасала и в то же время притягивала и звала, обещая избавить от омерзительной тоски, охватившей меня. Мне захотелось растянуться на балке крыши и лежать, не шевелясь, в ожидании помощи. По телу побежала неистовая, невыносимая дрожь, которую я не мог унять.

Дождь…

Пошел дождь… О господи… Теперь крыша станет скользкой, как каток. Пять метров крыши отделяют меня от незнакомца, от окна, от спасения… Пять метров покатой, скользкой крыши. Надо сосредоточиться. Собраться. Прежде всего – держаться прямо. Перевести дыхание. Надо потихоньку повернуться направо, но… ноги меня не слушаются. Подошвы словно прилипли к металлу. Я слишком долго оставался в одной позе, и от этого мышцы одеревенели. Головокружение не отпускало, как злой колдун не выпускает жертву. Ноги начали дрожать все сильнее, и унять эту дрожь не было никакой возможности. Я быстро терял силы.

Лебедка…

Раздался шум вызванного кем-то лифта. Колесо лебедки завертелось и стало разбрызгивать воду. По мере того как лифт спускался, набирая скорость, колесо вертелось все быстрее. Меня обдавало холодными брызгами, вода заливала глаза, попадала в уши. Я потерял равновесие и присел, а водопад все лился на меня… Сквозь шум воды пробился властный голос незнакомца:

– Иди сюда! Открой глаза! Ставь ступни вот тут, одну перед другой!

Я повиновался, стараясь слушать только его приказания и забыть все свои мысли и чувства, как бы они меня ни захватили. Шаг, еще шаг… Я шел, как робот, механически выполняя каждое указание. И вот мне удалось выбраться из-под водяных струй и чуть продвинуться вперед. Совершенно ошалевший, я стоял теперь почти на уровне незнакомца. Я уже занес ногу, чтобы перешагнуть поперечную балку, которая нас разделяла. И тут он с силой схватил меня за протянутую к нему мокрую, дрожащую руку и удержал. Я так удивился, что вскрикнул, снова потерял равновесие и качнулся к пропасти за бортиком крыши. Но его железная рука держала меня крепко.

– Ну как, принимаешь условия?

Вода сбегала по морщинам, избороздившим его лицо, голубые глаза притягивали и завораживали.

– Да.

2

На следующее утро я проснулся в своей постели, с наслаждением закутавшись в теплое, сухое одеяло. Сквозь ставни пробивался солнечный луч. Вылезать из теплого кокона не хотелось, и я бочком подкатился к ночному столику, выпростал из-под одеяла руку и нашарил визитную карточку, которую туда положил перед сном. Расставаясь, мой странный знакомый сказал:

– Приходи завтра к одиннадцати.

Ив Дюбре

23, авеню Анри-Мартен

75116 Париж

Телефон: [phone]

Я не знал, что меня ждет, а потому особой уверенности не испытывал.

Взяв трубку, я позвонил Ванессе и попросил ее отменить на сегодня все встречи: я совсем разболелся и не знаю, когда поправлюсь. Покончив с этим, залез под душ и стоял, пока не кончилась горячая вода в резервуаре.

У меня была съемная двухкомнатная квартира на Монмартре. Ее цена явно не соответствовала крошечным размерам, но зато какой вид открывался отсюда! В периоды хандры я часами просиживал у окна, и мои глаза тонули в бесконечной панораме домов и памятников. Я представлял себе судьбы и занятия людей, живущих в этих домах. Их было так много, что, наверное, каждый час, днем и ночью, что-нибудь происходило: люди работали, спали, занимались любовью, умирали, ссорились, просыпались… Я говорил себе «пуск!» и пытался понять, сколько людей в этот момент рассмеялись, расстались с супругами, вступили в игру, расплакались, умерли, улеглись спать, влюбились с первого взгляда… Какие разные чувства, и ведь все они пережиты в одно и то же время, в один миг!

Я снимал квартиру у пожилой дамы, мадам Бланшар, которая, на мою беду, жила как раз подо мной. Она овдовела лет двадцать назад, но можно было подумать, что она все еще в трауре. Ревностная католичка, она по нескольку раз в неделю ходила в церковь. И в воображении мне часто рисовалось, как она, став на колени в старинной деревянной исповедальне в церкви Сен-Пьер де Монмартр, нашептывает сквозь решетку все услышанные накануне сплетни. Наверное, и о моих прегрешениях тоже докладывает: всякий раз, как я превышаю допустимый уровень шума, то есть полную тишину, она поднимается ко мне наверх и яростно колотит в дверь. Я приоткрываю дверь и в щелку вижу ее раздраженное лицо, а она мне пеняет и призывает уважать правила общежития. Интересно, как ей удается расслышать такие ничтожные звуки, как падение сброшенного ботинка или стук поставленного на столик бокала? К несчастью, в старости слух у нее не ослабел. А может, у нее к потолку приделан медицинский стетоскоп и она, встав на табуретку, прислушивается ко всем звукам, доносящимся сверху?

Она неохотно сдала мне квартиру, предупредив, что делает мне особое одолжение: как правило, иностранцам она не сдает, но американцы во время войны вызволили из плена ее мужа, и для меня она сделала исключение. Я же должен стараться быть достойным такой чести.

Нечего и говорить, что Одри никогда у меня не оставалась. Я опасался, что к нам заявятся агенты инквизиции в черных сутанах и в надвинутых на лица капюшонах, подвесят голенькую Одри на крюк к потолку, закуют ей ноги и руки в цепи и станут поджаривать на медленном огне.