Бог

– Холодище какой!
– нерешительно сказал Большаков, засовывая руки в рукава и поглядывая на Конуру, методично шагавшего впереди.

Пушкарев поднял к звездам блестящие на белом лице глаза и мечтательно сказал:

– А ведь и в самом деле... Это понятно... Слепая сила, и только...

Все опять посмотрели на Коцуру выжидательно. Альбов исподтишка подставил ногу Большакову.

– Черт, в ухо дам!
– вскрикнул тот, и, опять посмотрев на Коцуру, добавил: - Я никогда не верил...

– Какая тут вера, - важно произнес Альбов, - если бы была какая-нибудь разумная сила... Ах ты, дьявол!
– заорал он, получив щелчок в ухо, и бросился за Большаковым, побежавшим через дорогу.

Молодой звонкий крик повис в воздухе. Пушкарев подставил ногу Альбову, но его самого толкнул в спину Иванов, и Пушкарев растянулся, набрав снегу в рукава. Большаков и Альбов боролись посреди улицы, и их тени тоже ожесточенно боролись на голубом снегу.

Коцура остановился и, презрительно вытянув свое мертвое лицо, открыл рот, но в эту минуту Иванов пригнулся, снежок пролетел у него через голову, и белая, мягкая звезда неожиданно залепила всю физиономию Коцуры.

Коцура охнул и, неожиданно придя весь в движение, стремительно бросился в атаку, кто-то подставил и ему ногу, но получил затрещину, и через минуту посреди улицы копошилась кучка, над которой звенели бесшабашно-радостные, запыхавшиеся голоса.

Над обмерзшими телефонными проволоками совершенно безмятежно сверкали звезды.