Богач, бедняк. Нищий, вор.
Шрифт:
Тереза отступила и спрятала журнал за спину.
— Иди и сам купи себе журнал, — заявила она. — Судя по тому, что здесь написано, ты вполне можешь себе это позволить. Ты и твоя полоумная голая жена.
О господи, они раскопали старую фотографию! Вот было бы счастье для человечества, если бы в один прекрасный день сгорели дотла архивы всех газет на земном шаре!
— Здесь все написано, — злорадно констатировала Тереза. — На сей раз тебе не удалось с помощью денег выручить моего бывшего муженька, а? Наконец-то он получил по заслугам!
— Извините, Тереза, — сказал Рудольф. Совершенно непонятно, как Том мог на ней жениться.
— Ты меня не очень-то и запомнил. — Она не скрывала своего злорадства. — Познакомься с моим мужем, мистером Крейлером.
— Добрый день, мистер Крейлер.
Мужчина что-то хрюкнул в ответ.
— Где мой сын? — резким голосом спросила Тереза.
— Руди, — окликнула его из машины Гретхен, — мы можем опоздать. — Его разговора с этими людьми она не слышала.
Рудольфа бросило в жар, хотя утро было довольно прохладным.
— Извините меня, миссис Крейлер, — сказал он, — но мы спешим в аэропорт…
— Вам не удастся улизнуть от нас, мистер Джордах, — парировала Тереза, тыча ему в лицо скрученным в трубку журналом. — Не для того я проделала весь путь через океан, чтобы ты улетел у меня из-под носа.
— Я никуда не улетаю, — тоже повысил голос Рудольф. — Я провожу свою семью и вернусь. Через два часа мы можем встретиться здесь.
— Я хочу знать, где мой сын, — настаивала Тереза, держа его за рукав и не давая сесть в машину.
— Если угодно, он в тюрьме.
— В тюрьме! — взвизгнула Тереза и трагически поднесла руку к горлу. По ее реакции Рудольф понял, что об этом в журнале не было написано.
— Возьмите себя в руки! — резко сказал Рудольф. — Ничего серьезного не произошло.
— Ты слышишь, Эдди? — не унималась она. — Мой сын за решеткой, а он говорит, что ничего серьезного не произошло.
— Я слышал, что он сказал, — отозвался мистер Крейлер.
— Вот это семейка! Отдай ребенка им в руки, — продолжала Тереза так же визгливо, — и не успеешь оглянуться, он уже попал в полицию. Счастье, что его папашу пришили, а то бы мне не узнать, где он находится, и одному богу известно, во что бы его там превратили. А знаешь, кто должен сидеть в тюрьме… — Она отпустила Рудольфа, отступила на шаг и, театрально вытянув грозный указующий перст, с дрожью в голосе выкрикнула: — Ты с твоими махинациями, взятками и грязными деньгами!
— Когда вы успокоитесь, — сказал Рудольф, делая попытку сесть в машину, — я вам все объясню. — И обратился к шоферу: — Allons-y. [34]
Она рванулась вперед и снова схватила его за рукав:
— Нет, так легко вам не отделаться, мистер.
— Пустите, глупая вы женщина, — рассердился Рудольф. — У меня сейчас нет времени говорить с вами. Самолет ждать не будет, как бы громко вы ни кричали.
— Эдди! — взвизгнула Тереза. — Неужели ты позволишь ему смыться?
34
Поехали (фр.).
— Послушайте, мистер Джордах… —
начал мужчина.— Я вас не знаю, сэр, — ответил Рудольф, — и прошу не вмешиваться. Если вам угодно поговорить со мной, подождите, пока я вернусь. — Он довольно грубо стряхнул руку Терезы со своего рукава, и портье, который вышел попрощаться, с угрожающим видом двинулся в ее сторону.
Рудольф быстро сел в машину, захлопнул дверцу и защелкнул предохранитель. Шофер поскорее втиснулся за руль и включил зажигание. Когда они выезжали из ворот, Тереза стояла, гневно размахивая журналом.
— Что там такое? — спросила Гретхен. — Мы не слышали, о чем эта женщина говорила.
— Не имеет значения, — отрезал Рудольф. — Это мать Уэсли.
— Как она изменилась! — заметила Гретхен. — И не к лучшему. Что ей нужно?
— Если она верна себе, — ответил он, — значит, ей нужны деньги. — Придется отвести Гретхен в сторону и попросить ее проследить, чтобы к Джин не попал журнал «Тайм».
С открытой галереи аэровокзала Рудольф смотрел, как взлетает самолет. Попрощались они спокойно. Он обещал вернуться в Нью-Йорк при первой же возможности. Он старался не сравнивать сегодняшнее скромное прощание с праздничным весельем, царившим в аэропорту, когда они прилетели и Том встречал их вместе со своей невестой, а в гавани стояла готовая к выходу в море «Клотильда», которой предстояло, пройдя по каналу между островами, доставить их в Канн на купанье и торжественный обед.
Самолет скрылся из виду. Рудольф вздохнул и прошел через здание аэровокзала, борясь с искушением купить в газетном киоске «Тайм». Что бы там ни говорилось, рассказ этот, совершенно очевидно, радости ему не принесет. Интересно, думал он, как удается людям, о которых пишут постоянно — политическим деятелям, министрам, актерам, например, — заставить себя взять утром в руки газету.
Вспомнив, что в отеле его ждут полная седеющая женщина и ее толстый маленький муж, он снова вздохнул. Как этой жуткой особе удалось найти себе мужа? Да еще второго. Между прочим, если этот человек из «Тайма» все еще в Антибе, нужно попросить его разыскать газетный снимок, на котором Терезу — под вымышленным именем, разумеется, — забирает полиция после облавы в публичном доме. Одна фотография стоит другой. Бедный Уэсли.
Чтобы оттянуть встречу, он попросил шофера отвезти его в Ниццу. Они проехали на улицу, где жила Жанна. Улица как улица. Он не знал, что станет делать, если она случайно выйдет из дома с детьми или с мужем-офицером. Ничего, наверное. Но она не вышла.
— Поехали в отель, — сказал Рудольф. — Кружным путем, вдоль моря.
При въезде в Антиб они проехали мимо порта. Рудольф увидел «Клотильду», на палубе копошилась крошечная фигурка — Дуайер. Рудольф не попросил шофера остановиться.
— Я свои права знаю, — настаивала Тереза. Они втроем расположились на небольшой полянке в парке отеля, где никто не мог слышать их разговора. Когда Рудольф вошел в вестибюль отеля, он застал супругов в напряженном ожидании. Они сидели лицом к лицу, с явным неодобрением косясь по сторонам и всем своим видом выражая молчаливый укор праздным постояльцам отеля, которые в поисках развлечений шли мимо них на теннисный корт или в плавательный бассейн. По пути в парк Рудольф спокойно, кратко и бесстрастно рассказал им, из-за чего Уэсли попал в руки полиции и теперь должен отбыть в Америку. Они угрюмо выслушали его, и Тереза сообщила: