Богач, бедняк. Нищий, вор.
Шрифт:
Бойлан вел машину быстро и уверенно. Стремительными рывками, как гонщик-профессионал, он обгонял идущие впереди машины.
Рудольф не мог не восхищаться тем, как Бойлан держится за рулем, и ему стало не по себе — он не имел права восхищаться Бойланом: это было бы предательством.
— Ваш джаз хорошо держит ритм, — заметил Бойлан. — Я даже пожалел, что уже слишком стар для танцев.
Рудольф мысленно одобрил это признание. Ему казалось нелепым и даже неприличным, когда люди старше тридцати танцевали. И снова почувствовал себя виноватыми опять ему что-то понравилось в Бойлане. Хорошо,
— Вы очень милы, Джули, — сказал Бойлан, посмотрев на девушку. — Глядя на вас, я радуюсь, что хотя бы еще не слишком стар, чтобы целоваться.
Старый грязный бабник, подумал Рудольф, нервно сжимая футляр с трубой. Ему хотелось попросить Бойлана остановить машину, но пешком они с Джули доберутся до города не раньше четырех часов утра. Он с горечью отметил про себя, что практичен даже тогда, когда дело касается его чести.
— Э-э… Рудольф… Тебя ведь зовут Рудольфом, — повернулся к нему Бойлан.
— Да. — У его сестрицы вода во рту не удержится!
— Ты собираешься стать профессиональным трубачом? — Бойлан задал этот вопрос тоном доброжелательного пожилого наставника.
— Нет. Я для этого не настолько хорошо играю.
— Что ж, разумно, — согласился Бойлан. — У музыкантов собачья жизнь. К тому же приходится якшаться со всякими подонками.
— Ну, в этом я не уверен, — возразил Рудольф. Он не мог допустить, чтобы Бойлану все сходило с рук. — Не думаю, что такие люди, как Бенни Гудмен, Пол Уайтмен и Луи Армстронг, — подонки.
— Кто знает.
— Они артисты, — сухо сказала Джули.
— Одно другому не мешает, детка, — тихо рассмеялся Бойлан и снова обратился к Рудольфу: — Какие же у тебя планы на будущее?
— Пока не знаю. Вначале надо поступить в колледж.
— Вон как? Ты собираешься в колледж? — В голосе Бойлана послышалось удивление. Снисходительное удивление.
— А почему он не может поступить в колледж? — запальчиво спросила Джули. — Он круглый отличник, и недавно его приняли в Аристу.
— Правда? Прошу простить мое невежество, но что такое Ариста?
— Это почетное школьное научное общество, — быстро ответил Рудольф, пытаясь вызволить Джули из неловкой ситуации: ему не хотелось, чтобы его защищали так по-детски. — В общем-то ничего особенного. Практически всякий, кто умеет читать и писать…
— Ты великолепно знаешь, что это не так, — возмутилась Джули. — Члены Аристы — самые способные ученики школы. Если бы меня приняли в Аристу, я бы не стала так прибедняться.
— Конечно, это большая честь. Он просто скромничает. Обычное мужское кокетство, — примирительно сказал Бойлан. — И в какой же колледж ты собираешься поступать, Рудольф?
— Я еще не решил.
— Да, это очень серьезный вопрос. Люди, с которыми ты там познакомишься, могут повлиять на всю твою дальнейшую жизнь. Хочешь, я замолвлю за тебя словечко в моей alma mater? Сейчас, когда все наши герои возвращаются с войны домой, ребятам твоего возраста нелегко будет поступить в колледж.
— Спасибо, — поблагодарил Рудольф. Только этого ему недоставало! — У меня еще достаточно времени впереди.
Они подъехали к дому Джули.
— Ну
вот мы и на месте, детка, — сказал Бойлан. Рудольф открыл дверцу и вышел из машины.— Спасибо, что подвезли, — сухо поблагодарила Джули, вылезла из машины и прошла мимо Рудольфа к крыльцу. Рудольф последовал за ней. Пока она, наклонив голову, рылась в сумочке, ища ключ, он попытался взять ее за подбородок, чтобы поцеловать на прощанье, но она сердито отстранилась.
— Подхалим. — И зло передразнила: — «Ничего особенного. Практически всякий, кто умеет читать и писать…»
— Джули!
— Валяй, подлизывайся к богачам! — (Рудольф никогда не видел ее такой бледной и отчужденной.) — Гадкий старик. Он красит волосы. И даже брови! Подумать только, что некоторые готовы на все, лишь бы их покатали на машине.
— Джули, ты несправедлива. — Если бы она знала о Бойлане всю правду, Рудольф еще мог бы понять ее гнев. Но только потому, что он старался быть просто вежливым… — Я зайду к тебе завтра часа в четыре…
— Всю жизнь мечтала! — оборвала его Джули. — Подожди, пока я заведу себе «бьюик», тогда и приходи. — Она наконец нашла ключ и вошла в дом, захлопнув за собой дверь.
Рудольф медленно двинулся обратно. Если это называется любовь, то на черта она нужна? Он сел в машину.
— Очаровательная девушка эта Джули, — сказал Бойлан. — Вы с ней только целуетесь и ничего больше?
— Это мое личное дело, сэр, — ответил Рудольф. Даже сквозь гнев на этого человека он восхищался собой, тем, как холодно и отточенно звучат его слова. Рудольф Джордах никому не позволит обращаться с собой как с плебеем.
— Конечно, — вздохнув, согласился Бойлан. — Но искушение, должно быть, велико. В твоем возрасте… — Он замолчал, словно вспоминая череду девушек, прошедших через его постель. — Кстати, — продолжал он равнодушным, вежливым тоном, — ты получаешь письма от своей сестры?
— Иногда, — настороженно ответил Рудольф.
Гретхен жила в. Нью-Йорке в общежитии Христианской ассоциации молодых женщин и обивала пороги театров, пытаясь устроиться в какую-нибудь труппу. Однако продюсеры не горели желанием нанимать девушек, игравших на школьной сцене роль Розалинды, поэтому работы она до сих пор не нашла, зато уже успела влюбиться в Нью-Йорк. В первом письме она извинялась перед Рудольфом за то, что нехорошо вела себя с ним в день отъезда из Порт-Филипа — она была тогда слишком взвинчена и сама не понимала, что говорит. Но она по-прежнему считала, что ему вредно надолго задерживаться в Порт-Филипе. Семья Джордахов — это трясина, писала она, и тут ничто не может ее разубедить.
— По-видимому, тебе известно, что мы с ней знакомы, — вяло сказал Бойлан.
— Да.
— Она тебе говорила обо мне?
— Не припомню.
— Ах-ха. — Что хотел Бойлан сказать этим междометием, было неясно. — У тебя есть ее адрес? Иногда я бываю в Нью-Йорке и мог бы как-нибудь угостить девочку хорошим ужином.
— К сожалению, адреса у меня нет, — соврал Рудольф. — Она все время переезжает с места на место.
— Понимаю. — Бойлан, конечно, видел его насквозь, но не настаивал. — Когда узнаешь, сообщи, пожалуйста. У меня осталась одна ее вещь, и, может быть, она хочет получить ее обратно.