Богач, бедняк. Нищий, вор.

— Никакого выбора я не сделал! — в смятении воскликнул Рудольф. — Вирджиния очаровательная девушка, и я уверен, она будет кому-нибудь прекрасной женой. Но я и понятия не имел, что нравлюсь ей.

— Руди, — сурово сказал Колдервуд, — я знаю тебя много лет. Ты один из самых умных людей, с которыми мне довелось встречаться. И сейчас у тебя хватает наглости сидеть здесь и утверждать…

— Да, хватает! — К черту бизнес, — подумал он. — Я скажу вам, что я сейчас сделаю. Я буду сидеть здесь с вами, пока не вернутся миссис Колдервуд и Вирджиния, и тогда при вас и вашей жене спрошу Вирджинию в лоб, ухаживал ли я за ней когда-нибудь и пытался ли хотя бы поцеловать. Если она скажет «да», она солжет, но мне на это наплевать. Я тут же встану и уйду, и вы можете делать что хотите с вашей чертовой корпорацией, вашими чертовыми акциями и вашей чертовой дочерью!

— Руди! — Колдервуд был явно шокирован, но Рудольф заметил, что уверенность старика в прочности своих позиций поколебалась.

— Если бы она догадалась раньше признаться мне в своей любви, — продолжал Рудольф, искусно используя возникшее преимущество и уже не думая о последствиях, — из этого, возможно, что-нибудь и получилось бы. Мне она действительно нравится. Но сейчас слишком поздно. Вчера я сделал предложение другой девушке.

— Я вижу, ты говоришь правду. Не знаю, что нашло на эту дуреху, — раздраженно отодвигая в сторону пепельницу, сказал Колдервуд. — Хм, представляю, что будет говорить мне жена: «Ты ее неправильно воспитал, из-за тебя она выросла слишком застенчивой, ты ее слишком берег!». Знал бы ты, какие бои приходилось мне выдерживать с этой женщиной! Нет, в мое время было иначе. Девушки не докладывали матерям, что они влюблены в мужчин, которые на них и не смотрят. Это все из-за вина. У женщин оно последний ум отшибает. Ладно, можешь их не дожидаться. Я сам улажу. Иди. Мне нужно успокоиться.

Рудольф встал, и Колдервуд тоже поднялся на ноги.

— Хотите, я вам дам совет? — сказал Рудольф.

— Ты только и знаешь, что давать мне советы, — раздраженно буркнул Колдервуд. — Я даже во сне вижу, как ты нашептываешь мне на ухо советы. И уже сколько лет подряд. Иногда я жалею, что ты вообще появился в моем магазине в то лето. Какой еще совет?

— Отпустите Вирджинию в Нью-Йорк, пусть она выучится на секретаря и год-другой поживет там одна.

— Прекрасный совет, — горько сказал Колдервуд. — У тебя нет дочерей, тебе легко советовать. Идем, я провожу тебя до двери.

Когда Рудольф открыл входную дверь, из кухни доносились голоса. Он тихо прошел через гостиную и столовую и, остановившись у двери кухни, прислушался.

— Ты растешь и должен есть как следует. Я люблю, когда у мальчиков хороший аппетит, — говорила мать. — Марта, положи ему еще кусок мяса и добавь салата. Не возражай. Билли! В моем доме все дети едят салат.

Господи помилуй, подумал Рудольф.

— Хоть я уже стара, — продолжала мать, — и мне пора бы забыть о такой женской слабости, но я люблю, когда мальчики красивы и хорошо воспитаны. — Голос ее звучал кокетливо и игриво. — Знаешь, на кого ты, по-моему, похож? Я, конечно, никогда не говорила ему этого в глаза, боясь испортить — нет ничего хуже тщеславного ребенка, — так вот, ты напоминаешь мне твоего дядю Рудольфа. А он, как все считали, был самым красивым мальчиком в городе, да и теперь он самый красивый молодой человек.

— Все говорят, что я похож на отца, — заявил Билли с прямотой четырнадцатилетнего, но без враждебности. Судя по его тону, он чувствовал себя как дома.

— К сожалению, я не имела счастья познакомиться с твоим отцом. — В голосе матери почувствовался холодок. — Но, конечно, у тебя наверняка должно быть какое-то сходство с ним, хотя в основном в тебе больше от нашей линии, в особенности ты похож на дядю Рудольфа. Правда ведь. Марта? Такие же глаза, такой же волевой рот. Только волосы другие. Но я считаю, что волосы — это второстепенная деталь. Они почти не отражают характер человека.

Рудольф толкнул дверь и вошел в кухню. Билли сидел в конце стола, а женщины — по обе стороны от него. С гладко зачесанными и еще мокрыми после ванны волосами, он, казалось, блестел от чистоты. Довольно улыбаясь, Билли уплетал за обе щеки. Мать в скромном коричневом платье разыгрывала роль доброй бабушки. Марта выглядела менее сердитой, и губы ее не были, как обычно, поджаты — казалось, ей было приятно, что в доме повеяло юностью.

— Все в порядке? — спросил Рудольф. — Они хорошо тебя покормили?

— Ужин — блеск, — ответил Билли. На лице его не осталось и следа от недавних переживаний.

— Надеюсь, ты любишь шоколадный пудинг. Билли? — спросила мать, лишь мельком глянув на стоявшего в дверях сына. — Марта готовит изумительно вкусный шоколадный пудинг.

— Ага, — кивнул Билли. — Очень люблю.

— Рудольф в детстве тоже его любил больше всего. Правда, Рудольф?

— Э… да, — согласился он, хотя не помнил, чтобы ел его чаще раза в год, и уж тем более не припоминал, чтобы когда-нибудь хвалил. Но не стоило сейчас мешать полету мамашиной фантазии. Чтобы лучше войти в роль бабушки, она даже не стала румянить щеки — за это ее тоже следовало похвалить. — Билли, — повернулся он к мальчику, — я разговаривал с твоей мамой.

Билли мрачно и с опаской поглядел на него, словно ожидая удара.

— Что она сказала?

— Она ждет тебя. Во вторник или в среду я посажу тебя на самолет.

— А какое у нее настроение? — дрожащим голосом спросил Билли.

— Она счастлива, что увидит тебя, — ответил Рудольф.

— Бедная девочка. Боже, что у нее была за жизнь: столько ударов судьбы! — вздохнула мать. Рудольф старался не смотреть на нее. — Но как это неудачно, Билли, — продолжала она, — мы только что нашли с тобой друг друга, а ты не можешь даже немного побыть со своей старой бабушкой. Впрочем, сейчас, когда первый шаг сделан, я, наверно, смогу навестить тебя в Калифорнии. Это было бы замечательно, правда, Рудольф?

— Разумеется, — подтвердил он.

— Калифорния, — мечтательно произнесла мать. — Мне всегда хотелось побывать там. Я слышала, это настоящий рай. Прежде чем я умру… Марта, пожалуй, пора дать Билли пудинга.

— Сейчас, мэм, — сказала Марта, поднимаясь из-за стола.

— Ну а мне пора спать. — Мать тяжело встала. — В моем возрасте надо рано ложиться. Но я надеюсь, после ужина ты зайдешь поцеловать свою бабушку на сон грядущий, да, Билли?

— Да, мэм, — ответил он.

— Бабушка, — поправила его мать.

— Да, бабушка, — послушно повторил Вилли.

И Мэри, бросив торжествующий взгляд на сына, вышла из кухни.

4

Задергивай шторы, когда заходит солнце. Не сиди по вечерам на веранде и не смотри на огни распростертого внизу города. Колин любил сидеть рядом с тобой и смотреть на город с балкона. Он говорил, что этот вид нравится ему больше всего на свете, потому что Америка прекрасна ночью.

Не одевайся в черное. Траур — не в одежде.

Не пиши взволнованных писем в ответ на соболезнования друзей и незнакомых и не употребляй в письмах слова наподобие «гений», «незабвенный», «щедрый», «сильный духом». Отвечай вежливо и кратко. Не более.

Не плачь в присутствии сына.

Не принимай приглашений на ужин от друзей или коллег Колина, желающих избавить тебя от одиноких страданий.

Когда возникнет какая-нибудь трудность, не протягивай руку к телефону, чтобы позвонить Колину на студию. Его кабинет там заперт.

Не поддавайся искушению и не подсказывай людям, заканчивающим его последнюю картину, как ему хотелось ее сделать.