Богач, бедняк

Рудольф взял подколотые вместе листочки и разорвал отчет на мелкие клочки. Бросил их в мусорную корзину.

– - Что это означает?
– - спросил Вилли.

– - Это означает, что я не намерен с этим возиться,-- сказал Рудольф.-Никто этого больше не увидит и никто не должен ничего знать об этом. Если твоя жена хочет от тебя развода, то пусть сама решает как.

– - Ах, вон оно что,-- протянул Вилли.-- Эта светлая идея пришла в голову Гретхен?

– - Не совсем. Она сказала, что собирается от тебя уйти и хочет, чтобы ребенок остался у нее, а я вызвался ей помочь.

– - Выходит, родственные узы прочнее уз брачных?

– - Ну, если хочешь... только речь не о моей крови.

– - По-моему, принц купцов, ты становишься приличным говнюком, не так ли?

– - Да, ты прав.

– - Ну а моя обожаемая Гретхен знает о том, что ты состряпал на меня?

– - Нет, и не узнает.

– - В будущем,-- язвительно сказал Вилли,-- я воспою хвалу своему блистательному шурину. "Смотри,-- скажу я своему сыну,-- посмотри повнимательнее на своего благородного дядюшку, и ты увидишь вокруг его головы блестящий нимб". Боже, неужели во всем этом отеле не найдется чего выпить?

Рудольф достал бутылку. Несмотря на шутливый тон, Вилли на самом деле в эту минуту очень хотелось выпить. Выпивка нужна была ему позарез. Он жадно выпил половину стакана.

– - Кто финансирует расследование?
– - спросил он.

– - Я.

– - Сколько же?

– - Пятьсот пятьдесят долларов.

– - Нужно было обратиться ко мне,-- сказал Вилли.-- Получил бы всю эту информацию за полцены. Мне возместить твои расходы?

– - Забудем об этом,-- сказал Рудольф.-- Я так и не сделал вам свадебного подарка. Считай это свадебным подарком.

– - На серебряном подносике? Ну спасибо, шурин, угодил. В бутылке еще что-то осталось?

Рудольф ему налил.

– - Лучше тебе пока не пить. Предстоят серьезные разговоры.

– - Д-а-а,-- протянул Вилли.-- Какой же это прискорбный для всех нас день, когда я поставил бутылку шампанского твоей сестренке в баре "Алгонкин".-- Он устало улыбнулся.-- Я тогда любил ее, и люблю сейчас, и вот тебе на -- очутился в мусорной корзине.-- Он рукой указал на разорванный в клочки отчет детектива о проведенном расследовании.-- Ты знаешь, что такое любовь?

– - Нет, не знаю.

– - Я тоже.-- Вилли встал.-- Ну, я пошел. Спасибо за встречу. Мы с тобой провели очень интересные полчаса.

Он вышел, не протянув Рудольфу руки.

x x x

Томас, подойдя к дому, не поверил собственным глазам. Он еще раз заглянул в бумажку с адресом, которую дал ему Рудольф. Как и раньше -квартира над магазином. Да и райончик нисколько не лучше, чем их старый в Порт-Филипе. Если судить по роскошному номеру в отеле "Уорик", можно подумать что Рудольф купается в деньгах. Но даже если это и так, то совершенно ясно, что он не очень раскошеливается на аренду квартиры.

Может, он просто держит их старуху в этом доме, а для себя снимает роскошную квартиру где-то в другом районе города? Он мог пойти и на такое, этот негодяй братец.

Войдя в тусклый вестибюль, он увидел табличку с фамилией "Джордах" и нажал на кнопку звонка. Подождал. Тишина. Он ведь позвонил матери, предупредил, что приедет сегодня. Она сказала, что будет дома. Он, правда, не смог приехать в воскресенье, так как стоило ему заикнуться о поездке, как Тереза расплакалась. "Воскресенье -- это ее день,-- рыдала она,-- и она не намерена приносить его в жертву этой ведьме, которая не удосужилась даже прислать поздравительную открытку по случаю рождения своего внука". Они оставили ребенка у сестры Терезы в Бронксе и пошли в кинотеатр на Бродвее, потом пообедали в "Тутс-Шоре", где встретили знакомого спортивного журналиста. Так что Тереза получила свой день, хотя ему и пришлось выложить двадцать баксов за обед. Черт с ними!

Томас снова позвонил. Никакого ответа. Может, с горечью подумал Томас, Рудольф позвонил матери и пригласил к себе, в Нью-Йорк, чтобы та почистила ему обувь, и старуха понеслась вне себя от радости. Он, повернувшись, стал спускаться, считая, что ему с матерью, по-видимому, так и не суждено встретиться. Не больно-то и хотелось. Он уже дошел до входной двери, как услыхал щелчок замка. Он повернулся и вновь поднялся по лестнице.

Дверь в квартиру отворилась, и вот на площадке появилась мать -столетняя старуха, никак не меньше. Она спустилась к нему на две ступеньки, и теперь, наблюдая за ней, он понял, почему она так долго не открывала дверь. Судя по тому, как она передвигается, ей нужно не меньше пяти минут, чтобы добраться до двери. Она плакала и протягивала руки, чтобы обнять сына.

– - Сыночек, сыночек,-- причитала она, обнимая его своими тонкими, худыми, как палки, старческими руками.-- А я думала, что уже больше никогда не увидимся.

Он почувствовал сильный запах туалетной воды. Томас ласково поцеловал ее в мокрую от слез щеку, пытаясь понять, что он испытывает в эту минуту.

Прижавшись к его руке, она проводила его в квартиру. В небольшой гостиной было темно, и он сразу узнал их старую мебель, еще с Вандерхоф-стрит. Еще тогда она была старой и потрепанной. Теперь, по сути дела, превратилась в рухлядь. Через открытую дверь он увидел соседнюю комнату. Там стоял письменный стол, односпальная кровать, книги повсюду. Если у Рудольфа хватает денег на все эти книжки, то почему бы не купить и новую мебель?

– - Садись, садись,-- взволнованно повторяла она, направляя его к облезлому стулу.-- Какой чудесный день!
– - воскликнула она тонким, пронзительным голосом, ставшим таким за долгие годы постоянного нытья. Бесформенные, распухшие ноги в мягких широких инвалидных туфлях. Она передвигалась как калека, с трудом, словно несколько лет назад попала в катастрофу и у нее сломаны ноги.

– - Ты выглядишь великолепно. Абсолютно великолепно...-- Он вспомнил, что она часто повторяла эти слова из "Унесенных ветром".-- Я так боялась, что лицо у моего мальчика изуродовано, но ты такой красивый! Ты унаследовал свою внешность от меня, здесь сразу видно мою ирландскую семью. Не то, что те двое.-- Она медленно, неуклюже расхаживала перед ним. Томас сидел, выпрямившись, на стуле. Широкое цветастое платье мешком висело на ее худом высохшем теле. Ее толстые, слоновые ноги выглядывали из-под подола, и, казалось, это не ее ноги, какая-то ошибка природы или она одолжила их у другой женщины.-- Какой у тебя красивый серый костюм,-- сказала она, гладя его рукав.-- Как у настоящего джентльмена. А я боялась, что ты все еще ходишь в старом свитере.-- Она весело, по-девичьи, засмеялась, и из-за этого смеха Томасу детство показалось окутанным романтической дымкой.-- Ах, я знала, знала, что судьба не может так жестоко обойтись со мной, не позволить увидеть своего ребенка перед смертью. Ну а теперь покажи мне внука... У тебя, конечно, есть его фото. Ты, конечно, носишь его в бумажнике, как и все гордящиеся своими детьми отцы.

Томас вытащил фотографию сына.

– - Как его зовут?
– - спросила мать.

– - Уэсли,-- сказал Томас.

– - Уэсли Пиз,-- повторила мать.-- Какое приятное имя.

Томас не стал поправлять ее, что мальчика зовут Уэсли Джордах. Не сказал, что ему пришлось немало повозиться с Терезой, чтобы она подыскала для сына не столь броское имя. Но она, как всегда, прибегла к излюбленному приему -- слезам, и ему в конечном итоге пришлось уступить.

Мать посмотрела на снимок со слезами. Она поцеловала фотокарточку.

– - Какой маленький, красивый малыш,-- сказала она.

Томас не помнил, чтобы мать хоть раз поцеловала его, когда он был маленький.

– - Может быть, ты когда-нибудь отвезешь меня к нему?

– - Конечно, отвезу.

– - Когда?

– - Как только вернусь из Англии.

– - Боже, Англия. Мы только что нашли снова друг друга, а ты уезжаешь на другой конец света!

– - Всего на пару недель.

– - Должно быть, у тебя все хорошо складывается, если ты можешь позволить себе такое путешествие.