Богадельня
Шрифт:
– Чего?! – Впервые в жизни Вит простил кому-то ненавистного «Витольда». И глаз не открыл, выполняя наказ монаха.
– Приступы. Слепота, например?
Вит с презрением цыкнул липкой слюной:
– А-а, «курий слепень»! Хватает иногда. Еще столбун бывает. Или дергунец. Юрод Хобка говорил: «Пляска святого Вита»! Только я не святой, куда мне!
– С годами реже становится? Или чаще?
– Ну, не знаю… наверное, чаще! Ваша правда.
– Ты бы хотел прекратить это навсегда? Стать здоровым?
– Ну!!! – Вит даже глаза открыл. И растерянно заморгал, глядя в лицо Душегуба, оказавшееся совсем рядом. После временной слепоты черты чужого лица казались чудовищно резкими, отчетливыми: каждая морщинка несла скрытый смысл. – Вы, господин?!
– Я,
– А вы лекарь… мейстер Филипп? Вы же…
Мальчишка с перепугу зажал рот руками. Чуть не брякнул, стоерос!..
– Душегуб? – Филипп ван Асхе весело подмигнул. – Ты веришь в сказки, друг мой Витольд? Если боишься, мы попросим фратера Августина присутствовать: вся нечистая сила от одного его вида дохнет, как от звуков Высокой Мессы. Верно, святой отец?
В ответ цистерцианец судорожно кивнул, слабо вникнув в суть утверждения.
– Кстати, привет тебе от твоей матери. Жюстина, село Запруды, дом мельника Штефана?
– Ага… – совсем растерялся Вит.
– Был я у нее. Сказал, что с тобой все в порядке. Пусть не беспокоится: я о тебе позабочусь.
– Спасибо за заботу, мейстер…
– Ну что, пойдем выздоравливать? Насовсем?!
– Прямо сейчас?
– А почему нет? Чего нам ждать? Хочешь, чтобы тебя снова этот… столбун прихватил?
– Не-е-е, не хочу, – Вит поднялся со скамейки. Робко взглянул на монаха.
Тот лишь руками развел: решай, мол, сам.
– А это долго… выздоравливать? Долго, мейстер Филипп?
– Недели две. Поживешь это время у меня.
– У вас?!
– Ты предпочитаешь свою каморку? Мой дом большой, обоим места хватит, и еще слугам останется. Я буду… стану твоим опекуном.
– Ух ты! – не удержался Вит, в восторге от красивого и незнакомого словечка «опекун». От слова пахло удачей и деньгами. Но сразу на лицо мальчишки набежала тень, лоб скомкали недетские складки. – А Глазунье… Матильде то есть! Ей вы поможете? Она тоже болеет, еще сильней моего! Мейстер Филипп, пожалуйста! С головой у нее… вчера такое творилось…
Вит смотрел на Душегуба, как на доброго волшебника: взмахнет волшебной палочкой, и все разом выздоровеют, найдут мешки с золотом, станут рыцарями и принцессами… Он очень боялся разочароваться.
И Филипп ван Асхе не разочаровал.
– Я знаю, – мягко сказал он. – Знаю, Вит. Я хочу помочь и ей. Только мне надо кое с кем договориться. Иначе Матильду не отпустят… лечиться. Я договорюсь, и вы оба будете жить у меня.
– Здорово! – Они уже шли к калитке, и фратер Августин, чуть замешкавшись, последовал за ними. – А можно мне будет сюда вернуться, когда вылечусь? К друзьям?
– Ты сможешь приходить сюда, когда захочешь.
– А можно?..
– Можно.
Жизнь улыбалась Виту такой широкой и доброй улыбкой, о которой и не мечталось. Жить в настоящих хоромах! как благородный господин! у него будут – подумать только! – свои слуги! Делать теперь совсем ничего не надо, а еду станут подавать с поклоном: сплошные медовые пряники на серебряных тарелях! А он-то, дурень, полагал, будто лучше Дна ничего не бывает. Оказывается, бывает! еще как! А Душегуб совсем не страшный: добрый, ласковый. Вылечит их с Матильдой… у себя навеки поселит!.. Матильду за Лобаша выдадим, Лобаш тоже в хоромах заживет припеваючи…
Филипп ван Асхе тем временем разделял (…жухлые листья на осине: дрожь Иуд ноября…) недавние опасения цистерцианца. Слишком легко, слишком удачно все складывается! Дети отыскались за один день, мальчишка сразу согласился; с девицей, похоже, сложностей не предвидится – братья Втыки в свое время сами обращались… И бывший однокашник по Саламанке объявился рядом, нужный разговор завел: Мануэлито готов, он на пороге… Все было слишком хорошо, рождая смутную тревогу.
Чутье редко подводило мейстера Филиппа.
Их встретили в переулке Тертых Калачей:
сюда, как нарочно, не выходило ни одно окно.XXXIX
Беньямина Хукса не было среди людей, преградивших путь Душегубу. Там его присутствие сочли бы лишним: голова-то у несостоявшегося нотариуса на месте, и еще какая голова! – всем бы такую круглую! – зато кулаки подкачали. Но зачем умному человеку кулаки? Неужто дураков на белом свете мало? С дураками, как и следовало ожидать, все оказалось в полном порядке. Ибо тех, кого привел Хукс в переулок, язык не повернулся бы назвать, к примеру, «умниками». Впрочем, звать их вслух дураками тоже рискованно: юшку пустят! Только это и умеют – а большего не требуется.
…День вчера выдался хлопотный: хуже некуда! Вначале прибежал Кудлатый Ерш: дескать, чужой мужик отирается на Дне, интересуясь Глазуньей. Вроде бы даже про мальчишку спрашивал. Дело явственно запахло жареным, но Крючок обождал с трезвоном. Велел Кудлатому проследить за любопытствующим.
Кто такой, зачем тину баламутит, и вообще…
Тут Матильду вызвали к братьям Втыкам: пророчить. Пришлось сопровождать. Бредни Глазуньи зачастую оказывались смутными; без толкований Крючка, успевшего поднатореть в этом деле, не обойтись. Однако с самого начала заладилось скверно: юная пророчица насиловала себя, дрожа как в лихорадке, слова визгливыми нетопырями срывались с губ, а потом глаза ее закатились, и девица без чувств упала в кресло. Вечером же, когда Матильду под руки вернули домой и Кудлатый сунулся к Хуксу с докладом – дар Глазуньи вдруг прорвался наружу.
Светопреставление закончилось пожаром.
В укрощении огня Крючок участия благоразумно не принимал. И потому сразу заприметил Птицу Рох, слугу хенингского Душегуба, – детина таскал ведра с водой вместе со всеми. Крючка будто осенило! Вот кто разыскивал Матильду! И для кого старался – тоже ясно. Верный хозяину до гробовой доски, Птица ничьих других поручений выполнять не стал бы.
Дело принимало странный оборот. Больше года назад братья Втыки, прекрасно осведомленные о происхождении Матильды Швебиш, подали мейстеру Филиппу тайное прошение на Обряд. Нюх подсказывал: иначе девка скоро скиснет. Несмотря на снадобья фратера Августина. Уйдет в мир грез, где будущее сплетается с прошлым, а настоящего не существует вовсе – и конец живому талисману. Станет ходить под себя, счастливо улыбаясь. Если же что-то и способно помочь, так это Обряд. Никто не мог знать этого точно, про Обряд ходило много слухов, зачастую весьма противоречивых, – но попытаться стоило.
Прошение составлял Крючок. Он же и отнес его по адресу.
Как ни странно, Душегуб прошение принял. Долго молчал. Наконец сухо сообщил: надо обратиться в Совет Гильдии. Крючку было предложено явиться через месяц. Беньямин Хукс подозревал, каким окажется ответ. Еще служа в магистрате, знал, что случается, когда дело начинают откладывать.
Он не ошибся.
Гильдия в Обряде отказала.
Причиной отказа мейстер Филипп назвал следующее: Матильда Швебиш во время Обряда умрет или окончательно свихнется. Беньямин Хукс притворился, будто верит. Он догадывался, откуда ноги растут. Да, Матильда – из известной семьи, где цепочка Обрядов насчитывала больше десятка звеньев. Все ее предки отлично переносили Обряд. Девчонке просто не повезло. Останься она в Гаммельне, прежней Матильдой Швебиш, выживи в чумном аду – и Обряд был бы проведен в срок. Без малейшего противодействия со стороны Гильдии. Но кто такая хенингская Глазунья? Полоумная бродяжка. Околачивается в компании подонков, пристает к прохожим со всякими глупостями. В почете у Донных заправил. И вот этой толстой замарашке без роду-племени Гильдия дала согласие, а моему сыну, наследнику потомственного астролога (хироманта, целителя…), отказала?! Мальчик сходит с ума у меня на глазах, и я бессилен ему помочь?!! Значит, кто-то просто заплатил Гильдии больше меня! Заплатил, договорился, пригрозил – но добился своего!