Богатство

Когда я вернулась, Лушка уже был дома. Сидел за столом и жевал пирог.

— Мам, — улыбнулся он увидев меня. — я и тебе тоже принес. Вот этот я стащил у какого-то хлыща. А вот этот у дядьки Жерена! И он даже не заметил!

Я вздохнула, села с ним рядом и откусила кусок от ворованного пирога. Как же все изменилось. Если бы свадьбы Селесы случилась в прошлом году, все было бы по-другому. А сейчас…

Наша прошлая жизнь во дворце казалась не настоящей. Как будто бы это был сон. Очень длинный, сон, который развеялся как дым, стоило только проснуться. Лушка тогда был слишком мал. А я была не совсем я.

За год мы привыкли к новой жизни. И она была не плохая. Мы больше не голодали. Не мерзли. Мы были вполне довольны. Несложная, денежная работа. Налаженный быт. У Лушки свои друзья. У меня Селеса, Жерен, Нюнь… И у меня мог бы быть Гирем.

Еще несколько дней назад мечты Селесы о добрососедстве казались мне смешными. Но сейчас что-то изменилось. Я вдруг подумала, что это и правда было бы хорошо. И так захотелось сдаться… смириться… остановиться и никуда не ходить.

Я как будто бы снова стояла перед открывшимся провалом, ведущим в темные коридоры замка. Только теперь за мной не гнались убийцы, на кону больше не стояли наши с принцем жизни. У меня было время подумать. И, самое главное, я знала, что впереди будет трудно. Так трудно, что я сто раз пожалею, что сделал этот шаг.

Я закрыла глаза. Желудок скручивало от страха. Очевидно, наша нынешняя жизнь не такая плохая, чтобы так легко от нее отказываться. «Очевидно — самое опасное слово!» — всплыли в голове слова отца Елены Анатольевны. Я вздохнула. Медленно, оттягивая первый шаг, доела пирог.

— Сынок, — старательно растянула губы в улыбке, — ты помнишь, как мы с тобой решили притворяться другими людьми, чтобы никто не догадался, кто мы на самом деле?

Лушка кивнул, настороженно глядя на меня. Он чувствовал какой-то подвох.

— Теперь, когда мы остались в доме одни, мы можем иногда быть самими собой… Здесь… когда нас никто не видит. Когда мы с тобой вдвоем.

— Мам, — он вздохнул и положил на тарелку недоеденный кусок, — а может не надо? Мне нравится быть Лушкой. Это гораздо веселее и легче, чем…

Он запнулся, так и не произнеся свое имя.

— Да, я знаю, — обняла его и прижала доверчиво прильнувшего мальчишку, — Лушкой быть проще, чем принцем Фиодором. Но мы должны… Ради отца… Ради наших предков…

Лушка вырвался из моих рук и отодвинулся на край скамьи.

— Но я не хочу! Не хочу быть принцем! Я хочу быть вором! Как Гирем! — отчаянно закричал он, с мольбой глядя на меня.

Все мальчишки Нижнего города хотели быть ворами. Как Гирем…

— Это невозможно, — вздохнула я. И добавила сочувственно, — Давай начнем потихоньку вспоминать то, что забыли. С завтрашнего дня. Хорошо?

Лушка обиженно всхлипнул.

— Хорошо, — буркнул он, на корточках прополз по скамье и забрался мне на руки. Обнял и прижавшись к уху зашептал, — только я совсем все забыл.

— Ничего, — я улыбнулась, — я научу заново. И тебя, и Анни. Но все это завтра. — Я пощекотала Лушку, и он захихикал, вертясь на моих коленях. — А пока мне нужна помощь. Ты же поможешь мне перенести вещи из нашей комнаты вниз, когда я закончу мыть полы? И, кстати, я предлагаю тебе самому выбрать для себя кровать в горнице. Идет?

— Идет, — Лушка опять был доволен и счастлив. — Пойду скажу Нюню, что он больше не будет спать на кухне. И пока ты домываешь, все соберу. Идет?

— Идет, — улыбнулась я. — Только тюфяк оставь Нюню. А то он откажется спать на голой лавке. Скажет, что на кухне лучше.

— Ну, мам, — захохотал Лушка, — я что маленький что ли? Я только вещи наши сложу. А все остальное у тетьки Селесы в горнице уже есть.

Вещей у нас было немного. Поэтому пока я домыла полы, Лушка уже перетащил все содержимое нашего сундучка вниз. Но когда он спустился с узелком из моего шелкового халата, который хранился в тайнике под кроватью, я выронила из рук тряпку. И выхватила из рук Лушки узел.

— Как ты это нашел? — выдохнула я, чувствуя, как по спине заструился пот. Слишком много компромата. Если об этом тайнике знает Лушка, значит могли и другие. — Ты кому-нибудь показывал это?

— Нет, — помотал он головой, — я никому не показывал. А мне Сирга показал. Сказал, что его папка хранил там какую-то банду. И он сказал, что у тебя там тоже какая-то банда, и ты, как их папка, тоже какая-то бандистка. Но об этом никому говорить нельзя. Потому что тебя могут убить, как их папку. Поэтому я никому не говорил. И Сирга с Михой тоже. Они не хотят, чтоб тебя убили, как их папку. Потому что нашего уже убили заговорщики. — выпалил малыш. И спросил, — мам, а ты правда бандистка?

— Нет, я не бандитка, ты же знаешь, — покачала я головой, чувствуя слабость в коленях. Сердце оглушающе бухало. Считала себя самой умной, нашла готовый тайник и даже не подумала, что уж хозяевам дома о нем совершенно точно известно. Всем. Даже детям. Я и не хочу думать о том, что туда могла заглянуть и Селеса.

Я бросила узелок на стол и села на скамью. Вот выдался же денек… а ведь ничего не предвещало.

— Жаль, — вздохнул Лушка. — Но я мальчишкам это не скажу. И ты никому не говори. Пусть думают, что ты бандистка… Мам? А можно посмотреть, что там внутри?

— А вы не смотрели? — усмехнулась я. Как же поверить, что вездесущие мальчишки нашли тайник и не выпотрошили все, что там лежит.

Лушка помотал головой.

— Нет, мам… Страшно… Сирга сказал, что там мертвая голова. Но он глупый, из мертвой головы вытекла бы кровь, а крови совсем нет. Правда же там нет головы?

Я фыркнула и расхохоталась. Мертвая голова! Ох, уж эти детки. Напряжение отпускало. Дети ничего не видели. А Селеса, если и видела, то не дура, чтобы много болтать. Она ведь, я усмехнулась, тоже не сказала мне, что ее муж-кузнец был совсем не таким чистеньким.

— Что же, — улыбнулась, — давай развернем и посмотрим. Там есть кое-что для тебя. Но ты должен обещать, что никогда и никому не скажешь, что я храню в этом узле. Пусть все думают, что там мертвая голова. Хорошо?

Лушка кивнул, восторженно глядя на сверток. Я развязала узлы и развернула ткань. На столе лежали мои сокровища.

Тряпица с камешками. Я перебирала их совсем недавно, когда выбирала жемчужины на продажу.

Кошелек Гирема, в котором я хранила свои деньги. Сначала я не выбросила его, потому что он мне нравился, а сейчас это уже и не нужно.

Кинжал Гирема. Надо бы вернуть. Я улыбнулась… все же он хороший человек, хотя и вор. Представляю, как хохотал он над дурочкой-нищенкой, которая бежала сломя голову, чтобы унести ноги. Я провела пальцем по рукояти, украшенной камнями. Пожалуй, оставлю себе на память.