Богатые — такие разные.Том 2

— Но мне вовсе не хочется, чтобы вы считали меня неприрученным, нецивилизованным дикарем.

— Дорогой мой, — растягивая слова и подскакивая на сиденье из-за разбитой дороги, отвечала она, — мне вовсе не хочется думать о вас иначе. А вот и Мэллингхэм Холл.

Он оказался вовсе не таким, каким я его себе представлял. Я ожидал увидеть солидный старинный английский замок, но Мэллингхэм Холл оказался всего лишь не очень большим домом, раза в четыре меньше моего в Лонг-Айленде. И все же я сразу почувствовал в нем что-то присущее ему одному. С дороги он казался словно растущим из земли под неусыпным оком талантливого садовника, а когда мы подъехали ближе, я увидел жимолость, разросшуюся с обеих сторон от парадного входа, увитые плющом каменные стены и местами поросшую мхом, крытую соломой потемневшую крышу. На меня внимательно смотрели высокие, как в церкви, окна. У меня было такое ощущение, словно меня оценивает какое-то почтенное официальное лицо, и, осознав своеобразную индивидуальность этого дома, я уже довольно легко поддался очарованию его неброской старинной прелести.

— Сколько ему лет? — благоговейно спросил я.

— Дом был заложен давно, еще до завоевания Англии норманнами, но центральная часть гораздо моложе. Большому залу больше шестисот лет.

Я попытался представить себе, что значит шесть сотен лет, и не сумел этого сделать. Я мог без всякого труда визуально представить себе эмиссию ценных бумаг на миллион долларов, но вызвать в своем воображении образ продолжительных периодов времени был не в состоянии.

— Шестьсот лет! — повторил я в преувеличенном восхищении, стараясь скрыть за ним то, что это число ничего мне не говорило, и, когда она насмешливо взглянула на меня, я поспешил ее заверить: — Мне он нравится, Дайана. В самом деле, очень нравится.

— Я знаю. — Впервые в этот день она оставила светские манеры и подарила мне свою самую теплую улыбку. — Я рада, Стив. Пойдемте, я вам все покажу.

Потолок громадного зала опирался на могучие балки. Да, шестьсот лет назад строить умели. С двух сторон к залу примыкало несколько комнат, небольших, но комфортабельных и уютных, как в лондонском доме Дайаны. Стеньг были изящно расписаны, и все формы доведены до совершенства. Окна общей комнаты выходили на каменную террасу, нависшую над лужайкой, спускавшейся к небольшому, заросшему тростником озерцу, и, задержавшись у окна, я увидел игравшего около лодочного сарая Элана.

Элан отвел меня в комнату для гостей, когда Дайана отправилась на кухню отдать какие-то распоряжения экономке.

Окна моей комнаты выходили на озеро, в одном ее углу стоял умывальник, но больше не было никаких следов обычных удобств, и поэтому, распаковав свой чемодан, я спросил у Элана, где находится ванная комната. Он удивленно посмотрел на меня, но покорно отвел в большую комнату, где в одиноком великолепии стояла на четырех маленьких ножках огромная ванна. «Уж не так ли стар здесь и водопровод, как большой зал?»

— А где здесь… — я затруднился найти достаточно нейтральное английское слово.

— Туалет, — как-то не очень одобрительно ответил Элан, — там, в конце коридора.

Мы уселись за ленч. Элан со своей няней присоединились к нам, чтобы съесть по бифштексу и по пирожку с начинкой из почек, после чего с его тарелки быстро исчез и шоколадный пудинг, и мы с Дайаной скоро остались наедине за бутылкой портвейна.

— Я подумала, что вам, может быть, захочется после обеда пройти под парусом, — предложила она, когда я поднес зажженную спичку к ее сигарете. — Погода улучшается, ветер вполне подходящий, и мы могли бы доплыть до Хорси Милла.

Я, разумеется, предпочел бы уплыть с нею прямо в постель, но я был на ее территории, правила диктовала она, да кроме того, я боялся показаться ей недостаточно спортивным.

— Превосходная мысль! — не моргнув глазом, куртуазно ответил я Дайане и скоро уже перестал жалеть, что предстоявшая забава в спальне отодвинулась.

У Дайаны была вполне современная двадцатидвухфутовая яхта, правда, еще не спущенная на воду после зимы, и мы, воспользовавшись парусной шлюпкой, стали носиться взад и вперед по Мэллингхэмскому озеру. Над нами клубились белые облака, и то и дело менявший направление ветер, в конце концов, понес нас на восток, к морю. Я отпустил гардель и подобрал парус, чтобы не очень раскачивалась мачта.

— Вы отличный матрос! — воскликнул я, когда мы оказались в заводи у мэллингхэмской плотины. — Почему вы ни разу не приняли участия ни в одной нашей парусной прогулке по Зунду?

— Очевидно, была слишком занята обсуждением гегелевской диалектики с Клейтонами… Смотрите-ка, снова поднимается ветер!

Она ухватилась за румпель, я успел увернуться от гика, и мы умчались от плотины. Позднее, когда мы оставили позади длинный канал под названием Нью Кат и устремились в следующее озеро, ветер внезапно стих, и, воспользовавшись этим довольно неприятным моментом штиля, я глянул вперед и увидел громаду ветряной мельницы — Хореи Милл.

— Настоящая ветряная мельница! Боже мой, взгляните на ее крылья! Мы можем подойти к берегу, чтобы рассмотреть ее поближе?

— Держитесь! — крикнула Дайана, когда снова налетел ветер, и я совершенно забыл о том, что мы могли бы провести послеобеденное время дома.

Ложась то на правый, то на левый галс, мы подошли к небольшой дамбе, тянувшейся к мельнице. Деревянные крылья скрипели так, что был едва слышен свист ветра.

Мы привязали шлюпку к торчавшей из воды свае.

— Посмотрим, здесь ли мельник, — сказала Дайана.

Но мельница оказалась пуста. Однако дверь была открыта, и Дайана сказала, что я могу войти внутрь.

Я ступил в темное круглое помещение, в котором через потолок был пропущен приводной вал, и поднялся по лестнице на следующий этаж. Поскольку с самого верха вся округа явно была видна лучше всего, я полез дальше, любуясь постепенно сближавшимися стенами, и, когда добрался до верха, почувствовал, как у меня под ногами ходуном заходили доски пола. Стоя спиной к примитивному механизму мельницы, я смотрел с ее верхней площадки на открывавшийся перед моими глазами пейзаж. За сновавшими по водной глади парусами видны были другие озера, болота и луга, простиравшиеся до четко прочерченного горизонта. Я пытался сосчитать сначала все увиденные ветряные мельницы, а затем и церкви, но их было слишком много. Некоторое время я смотрел на унылые просторы, думая о том, как хорошо оказаться далеко от зажатых каменными громадами манхэттенских улиц. Когда, наконец, я cпустился на землю, то, прежде всего, попросил Дайану:

— Расскажите мне об этом.

Мы закурили, стоя с подветренной стеньг мельницы, и я долго слушал ее рассказ о бывшем здесь когда-то большом внутреннем море, о сотне островов среди болот, о саксонских бродягах, спасавшихся от норманнских завоевателей, о туманах и о мистицизме, о крошечных монастырях, укрывавшихся в забытых Богом оазисах цивилизации, разбросанных по неизведанной Англии.

— По-вашему, здесь всегда была такая сонная, деревенская картина?

Мне приходилось слышать о громкой славе Восточной Англии средних веков. Было странно думать о том, что здесь бывали периоды расцвета экономики и заключались долгосрочные торговые сделки. По-видимому, в те дни Норфлок, Саффолк и Эссекс были центрами континентальной торговли, и все эти громадные церкви строились по мере заселения сельской местности, захваченной волной процветания.

— Но что же произошло потом? — заинтригованный, спросил я Дайану.

— А дальше какой-то дурак открыл Америку! — рассмеялась она. — И оказалось, что Восточная Англия шла неправильным путем!

Она рассказала мне, как спал экономический бум, при Генрихе VIII разграбили монастыри, и даже прибрежная полоса была раздроблена на несколько частей. Люди отсюда ушли. Города исчезли под морскими водами. Восточная Англия превратилась снова в тихую заводь, и памятниками ее былого могущества остались лишь эти громадные церкви.