Богатые — такие разные.Том 2

— Пригласите его к телефону. Я хочу с ним поговорить. Подключите его телефон.

— Его сейчас нет, Стив, но он передавал вам привет, и…

— Кто возглавит новый банк?

— Мартин. Надо сказать, что все идет прекрасно. Корнелиус и Мартин все делают вместе, и у Мартина есть все качества, позволяющие ему встать во главе коммерческого банка. Он забирает с собой двоих партнеров, которых вы с Льюисом собирались отправить вместе с Корнелиусом, а другие партнеры остаются здесь, на своих прежних, указанных вами местах. Разумеется, Корнелиусу придется назначить нескольких новых партнеров, но…

— Корнелиус, черт побери, не может ничего делать без моего одобрения. Он нарушает положение соглашения о партнерстве.

— О, он, разумеется, готов работать с вами, Стив! Разумеется! Но все же, я думаю, что вы забыли о письменном соглашении, согласно которому вы разрешаете нанять в ваше отсутствие трех партнеров для работы в «Ван Зэйл Манхэттен Трест».

— Это было соглашение с Льюисом!

— Льюис передал свои полномочия по этому соглашению Корнелиусу.

— Это противозаконно!

— Нет, Стив. Простите меня, но мы проконсультировались с Дайком Фентоном. В соответствии с этим соглашением, и в рамках соглашения о партнерстве…

Краска схлынула с лица Стива, и он побледнел. Вытирая пот со лба, он вылил в свой стакан остаток виски и заговорил снова.

— Можете сказать своему приятелю, что я отправляюсь в Нью-Йорк с первым пароходом.

— Это будет прекрасно, Стив. Мы, разумеется, будем рады вас видеть. Но не чересчур свирепствуйте; Корнелиус намерен следовать по стопам своего дяди-деда — вы же знаете, какие мистические чувства он всегда питал к Полу. И, во всяком случае, Корнелиус действительно не хочет ссориться с вами из-за всего этого. Вот и сегодня утром он сказал мне: «Сэм, разве это не прекрасно, что мы послали Стива поставить на ноги отделение на Милк-стрит?» И он прав, Стив. Мы будем так рады видеть вас здесь. И теперь, когда европейская экономика идет в гору, мы, может быть, наконец-то откроем свое отделение и в Германии.

— Если Корнелиусу нужно отделение в Германии, то пусть он, черт возьми, приезжает и открывает его сам. Увидимся на следующей неделе, Сэм.

— Подождите! Стив, вы еще слушаете? Слава Богу, я думал, что вы уже положили трубку. Гм… Стив… — он остановился.

Мы со Стивом посмотрели друг на друга. И оба поняли, что Корнелиус слушал весь разговор по параллельному телефону.

— Стив. Я вспомнил, что Корнелиус просил меня передать вам, что в следующий уик-энд он устраивает большой прием для партнеров Моргана с женами. Он говорит, что не очень знает, как развлечь их после обеда, но думает, что, когда леди удалятся, мужчины смогут послушать некоторые старые записи двадцатых годов. Он имеет в виду в особенности одну. Она была сделана 17 июля 1928 года. Он выразил уверенность в том, что она вызовет у вас много интересных воспоминаний.

Лицо у Стива стало мертвенно-бледным. Он не отвечал. К стакану с виски он не прикоснулся.

Мы устроим вам пышный прием, Стив, прозвучал по-дружески голос. Сэма, когда вы соберетесь пас навестить. А пока я могу сказать Корнелиусу, что вы по-прежнему остаетесь в Лондоне, на страже наших европейских интересов, не так ли?

— Вы можете сказать Корнелиусу, что, я надеюсь, в следующий раз у него хватит храбрости говорить со мной, вместо того, чтобы сидеть на параллельном телефоне, поручив вам свою грязную работу.

Стив бросил трубку. Поверхность виски в стакане пошла рябью, когда он ударил ладонью по столу.

— Боже мой, — проговорил он, — Боже мой.

Казалось, он утратил дар речи, как, впрочем, и я сама, потрясенная его расстроенным видом. Наконец, понимая, что хоть один из нас должен оставаться спокойным, я осторожно заговорила:

— Думаю, что я все поняла. Корнелиусу было ясно, что вы с Льюисом всегда могли его одолеть. Решив устранить эту угрозу, он отправил Льюиса на пенсию. Потом ублажил недовольного Мартина, предложив ему новый банк. Этим ходом он отделался от последнего партнера — кроме Хэла, о котором вы всегда говорили, что он не в счет — из числа тех, кто работал в банке во времена убийства Пола. Чарли и Уолтер умерли, Клэй ушел сам, Льюис на пенсии, Мартин отправлен в новый банк, а ты в Лондоне. Корнелиус остался с несколькими новыми партнерами…

— Одна видимость, — заметил Стив. — Солидные, зрелые, во всем поддакивающие люди, образцы респектабельности! Теперь, когда Льюис уволен, а мы с Мартином отстранены, они просто пойдут за Корнелиусом, как стадо баранов. Он заполнит вакансии партнеров своими людьми и займет положение, которое позволит ему перегрызть мне глотку.

— Но как это возможно, когда вы здесь пользуетесь полной самостоятельностью?

— Отделение банка «Ван Зэйл» в Лондоне фактически не является независимым от центра в Нью-Йорке. Да, я управляю им самостоятельно, но, в конечном счете, остаюсь подотчетным Уиллоу-стрит. И я уязвим. Корнелиусу лишь остается подвести меня к краю пропасти и слегка подтолкнуть. Он ухватил меня за яйца.

— Но мне все же непонятно… — я запнулась, увидев, что он снова потянулся к виски. — Едем домой, Стив, прочь из этого кабинета. Тебе лучше не оставаться здесь, где было совершено преступление.

В машине по пути домой он объяснил мне, как Корнелиус может его разорить. Он привел только один вариант, но заметил, что существуют и другие возможности.

— Предположим, что кто-то обратился ко мне за ссудой на расширение своего дела. Поскольку я банкир, действующий в Лондоне, а не в Нью-Йорке, дело пойдет следующим образом…

Я слушала, стараясь сосредоточиться на том, что говорил Стив. В Англии предусматривался двухнедельный период между эмиссией ценных бумаг таким эмиссионным банком, как «Ван Зэйл», и моментом выплаты ссуды предоставившей ее компании. Таким образом, «Ван Зэйл» в нормальных условиях имел бы от десяти до пятнадцати дней на получение денег от подписчиков, приобретших акции. В этот срок надлежало бы собрать большую часть, если не все деньги, причитающиеся ссудной компании. В этом было отличие британской практики от американской, так как в Америке компания не обязана представить свои ценные бумаги банкиру, пока они не будут полностью оплачены, и именно поэтому американским инвестиционным банкам приходилось образовывать синдикат и брать ссуды в коммерческих банках. Они должны были оплачивать ценные бумаги до того, как получали возможность продать их публике.

Однако, в Англии ссудные компании более терпимы к эмиссионным банкам, и банку «Ван Зэйл» могли бы не только дать две недели на оплату акций, но и позволить использовать в течение этого времени деньги, поступающие от подписчиков. Единственная опасность состояла в том, что если бы эмиссия не была продана, эмиссионный банк был бы обязан в конце двухнедельного периода представить свой баланс и гарантировать себя от потенциально опасной ситуации, связанной с необходимостью застраховать эмиссию так, чтобы в случае непродажи в течение двух недель страховая компания могла бы предоставить деньги для его поддержки в течение всего времени, которое пошло бы на полную продажу эмиссии. Обычно проблемы с подпиской на эмиссию не возникало, но всегда могли иметь место трудности.

— Например, — говорил Стив, — предположим, что я согласился на продажу какой-то южноамериканской эмиссии, которую считал гарантированной, но которой подписчики не оказали доверия — южноамериканские ценные бумаги не пользуются достаточно высокой репутацией. Предположим, что я оказался не в состоянии сам подстраховать продажу этих ценных бумаг и не смог отделаться от них в двухнедельный срок. Это довольно маловероятно, но возможно. Как я должен был бы поступить? Мне нужно было бы раздобыть эти деньги наличными, но здесь мне не помог бы никто. Значит, оставалось бы единственное. Я должен был бы телеграфировать в Нью-Йорк с просьбой о поддержке, и, естественно, получил бы ее. Если, однако, Корнелиус не сидел бы в засаде, ожидая возможность нанести мне удар ножом в спину. Тогда мне могли бы отказать. И на этом занавес в моем спектакле опустился бы. Я не смог бы своевременно достать деньги, и всему деловому миру стало бы известно, что мой банк отказался меня поддержать. Мне была бы крышка.