Богдан Хмельницкий

В июле 1637 года восставшие во главе с Павлюком уже вступили в Боровицу, почти все жители которой присоединились к ним. А 2 августа 1637 года двухтысячный отряд во главе с соратниками Павлюка нереестровыми полковниками Карпом Скиданом и Семеном Биховцем напал на главную квартиру реестрового казачества Переяслав и, захватив Савву Кононовича, войскового писаря Федора Онушкевича и многих других старшин, вернулся в Чигирин. Здесь и состоялась казацкая рада. Суровым был ее приговор. Кононович, Онушкевич и старшины, которые шли за поляками, были преданы смерти.

Войсковой писарь Богдан Хмельницкий во всем поддерживает Павлюка, и прежде всего в его намерении соединиться с донскими казаками и признать власть московского царя. Вместе с Павлюком составляет и рассылает по всей Украине универсалы, призывая бороться за свой край, за православную веру, за права, за поруганных жен и детей.

Восстание все более разгоралось.

Против повстанцев собиралось большое польско-шляхетское войско во главе с польским гетманом Николаем Потоцким.

Коронный гетман Станислав Конецпольский в изданном 24 августа 1637 года универсале требовал, чтобы урядники, старосты и прочие государственные чиновники на Украине «тех, которые присоединились уже к своевольной массе народа и в течение двух недель не покаялись и не возвратились оттуда, не считали казаками и, лишив их всех вольностей, предоставленных реестровым казакам, исполняющим свои обязанности, старались арестовать… Если бы ваши милости не могли задержать их, то вы должны карать их жен и детей и дома их уничтожать, ибо лучше, чтобы на тех местах росла крапива, нежели размножались изменники его королевской милости Речи Посполитой».

В соответствии с этим документом и действовало войско Потоцкого, сжигая, разрушая и уничтожая все на своем пути.

6 декабря 1637 года войска сошлись под Кумейками около города Мошны. Несмотря на невиданную храбрость повстанцев, бой сложился не в их пользу. Двинулись на позиции польско-шляхетских войск, около вражеского лагеря они попали в непроходимое болото. С трудом выбрались, и тут на них внезапно налетела польская конница. По старой казацкой тактике, повстанцы начали быстро строить укрепленный лагерь, окружая себя в шесть рядов возами. Но под напором польской конницы сделать им это не удалось. Ее наскоки, поддерживаемые вражеской пехотой и артиллерией, повстанцы отбивали трижды. Одному из польских отрядов все же удалось пробиться в повстанческий лагерь и поджечь возы с сеном и порохом. Это и решило исход боя.

Лишь ночь спасла повстанцев от полного разгрома. Собрав оставшиеся силы, Павлюк и Скидан отступили в сторону Чигирина, где надеялись собрать подкрепление. Часть повстанцев под руководством талантливого вожака Дмитрия Гуни осталась в лагере прикрывать отход основных сил. Завязался новый бой с поляками, который продолжался до поздней ночи. Наутро Гуня сумел вывести повстанцев из окружения и отойти к Боровице за Черкассами, где и соединился с Павлюком.

18 декабря 1637 года жолнеры также подошли к Боровице и начали ее осаду. Узнав, что в Боровице находится Павлюк, сюда с основными силами польско-шляхетского войска направился сам гетман Потоцкий. День и ночь польская артиллерия вела обстрел города. Подожженный, он весь был в огне, не хватало еды. Но окруженные продолжали оказывать упорное сопротивление. Тогда Потоцкий предложил переговоры, прислав в казацкий лагерь универсал. Письмо казацкой реестровой старшине прислал и Кисель.

Первым эти послания прочел Богдан Хмельницкий. Особенно его возмутило послание Киселя, предлагавшего повстанческой старшине сдаться на милость Потоцкому, обещая им помилование. Многие из старшины были товарищами Киселя, и Хмельницкий был уверен, что, прочитав это письмо, они согласятся на сдачу. «Как спасти Павлюка?» — думал Богдан.

Однако сделать это уже было невозможно.

Прочитав оба послания, реестровые согласились на сдачу и начали обвинять во всех грехах Павлюка, предлагая выдать его полякам и тем загладить свою вину.

Против этого решения выступили Хмельницкий и Гуня, но на них уже никто не обращал внимания.

В тот же день в лагерь повстанцев прибыли Кисель, которого послал вместо себя Потоцкий, и польские комиссары. Старшине и казакам было приказано явиться на раду, и в присутствии всех казацкая старшина по приказу комиссаров положила перед ними знаки казацкой власти: бунчук, булаву, печать Войска Запорожского. Хмельницкому пришлось сделать то же. Он переживал о случившемся, но пока ничего не мог сделать. Решил сразу — еще не пришел его час, а поэтому надо терпеть и постараться не показывать своей ненависти к польским комиссарам.

Хитрость удалась — Богдан Хмельницкий остался войсковым писарем, а новым старшим реестра был назначен Ильяш Караимович, который, «не участвуя в бунтах, верно оставался при коронном войске». Это был маневр Потоцкого и Киселя: они хотели показать, что придерживаются условий капитуляции и ценят старшину, дабы другие не боялись сдаваться и знали, что их также помилуют. Так и получилось. Когда велено было всем повстанцам присягнуть на верность королю, старшина показала пример. «Раскаяние» было засвидетельствовано письмом казаков коронному гетману Конецпольскому. Его подписал и Богдан Хмельницкий: «Писано в полной раде под Боровицею, в канун Рождества Христова, року божьего 1637, Богдан Хмельницкий именем всего войска его королевской милости запорожского как войсковой писарь при печати рукою власною».

А восстание продолжало разгораться.

Настал 1638 год. В феврале в Варшаве собрался сейм. Шумными и крикливыми были выступления на нем сенаторов, бесчеловечными были его решения для казаков. Почти все требовали стереть их с лица земли, уничтожить до десятого колена. А когда разговор зашел о плененном Павлюке и его побратимах, то ненависть и злоба переполнили зал.

— Этот мятежный Павлюк покушался оторвать Украину от польской короны. Посадить его на кол! — кричали одни.

— Он хотел сам сделаться королем! — вопили другие. Предлагали надеть ему на голову раскаленную железную корону, а в руки дать раскаленную железную палку вместо царского скипетра.

Когда утихли распаленные гневом страсти, король повелел отрубить Павлюку и его сообщникам головы и затем насадить их на колья. Приговор был исполнен.

Сейм утвердил документ, который в истории казачества считается одной из наиболее черных ее страниц. Это так называемая «Ординация Войска Запорожского реестрового, состоящего на службе Речи Посполитой».

«Хотя единственное наше желание в деле управления государством состоит в том, — провозглашал Владислав IV в «Ординации», — чтобы оказывать постоянно наше королевское благоволение верным нашим подданным, но казацкое своеволие оказалось столь разнузданным, что для его усмирения пришлось двинуть войска Речи Посполитой и вести с ними войну. По воле господа, владыки всех войск и ополчений, разгромив и победив казаков, отвратив от Речи Посполитой опасность, мы отнимаем на вечные времена все их древние юрисдикции, прерогативы, доходы и прочие блага, которыми они пользовались в награду за услуги, оказанные нашим предкам, и которых ныне лишаются вследствие своего бунта.

Мы постановляем, чтобы все те, которым судьба сохранила жизнь, были обращены в хлопов [30] . Но так как многие реестровые, которых Речь Посполитая признает на своей службе только в количестве 6000, оказались покорными нам и Речи Посполитой, то мы, по воле нынешнего сейма, постановляем следующую ординацию этого войска».

Далее говорилось о том, что должность старшего, теперь не гетмана, а комиссара, впредь будет назначаться из шляхетской среды. Из шляхтичей будут назначаться также полковники и даже есаулы. «Сотники и атаманы будут избираться из казаков за заслуги перед нами и Речью Посполитой…»

30

Xлоп— крепостной крестьянин.