Боги Бал-Сагота (сборник)

Краткий пересказ саги о Пирре-аргивянине отрывочен и скучен, он не может передать даже отзвука того громогласного разгула, что сопровождал его по всему пути: гулянки и пиры, сражения, грохот сталкивающихся и разбивающихся в щепки кораблей, натиск колесниц… Достаточно сказать, что аргивянин удостоился королевских почестей, и во всей Месопотамии не было другого, кто вызывал бы такой страх, как этот золотоволосый варвар, чье проворство и ярость в бою позволили одолеть орды эрехских воинов и сбросить ярмо Эреха с плеч Ниппура.

Путь Пирра вел с гор прямиком в отделанный нефритом и слоновой костью дворец. И все же даже в смутных, почти животных видениях, наполнявших часы его отдыха в те времена, когда юнцом он лежал на груде волчьих шкур в хижине своего лохматоголового отца, не было ничего столь чудовищного и странного, как в снах, что одолевали его на шелковом диване во дворце отделанного бирюзой Ниппура.

От такого сна Пирр и пробудился. В его спальне не горел свет, луна еще не взошла, но смутное сияние звезд просачивалось сквозь оконный проем. И в этом сиянии нечто шевельнулось и обрело форму. Смутный силуэт стройной фигуры, блеск глаза… И внезапно ночь навалилась на него всем своим удушающим неподвижным жаром. Пирр услышал биение крови в собственных жилах. Отчего бояться женщины, прокравшейся в его покой? Но никакая женщина не могла обладать таким податливым кошачьим телом и глазами, что так горели бы в темноте. Со сдавленным рыком воин вскочил с постели; свистнул меч, рассекающий воздух – но лишь воздух. Его слуха достиг звук, похожий на насмешливый смех, но фигура исчезла.

Вошла девушка с лампой.

– Амитис! Я видел ее! На этот раз это не сон! Она смеялась надо мной, стоя у окна!

Амитис задрожала и поставила лампу на стол черного дерева. Девушка была чувственным созданием с гладкой кожей, длинными ресницами, обрамлявшими глаза под тяжелыми веками, страстными губами и целым ворохом глянцевых черных кудрей. Ее роскошное обнаженное тело могло разжечь страсть даже в самом пресытившемся гуляке. Девушка была подарком Эанатума и ненавидела Пирра, о чем тот знал, но находил жестокое удовлетворение в обладании ею. Но теперь ужас оттеснил ее ненависть.

– Это Лилиту! – с запинкой произнесла она. – Ночной демон, подруга Ардат Лили [18] , что обитает в Доме Арабу. Она сделает тебя своей добычей! Ты проклят!

Его руки намокли от пота, а по венам вместо крови, казалось, вяло двигался жидкий лед.

– К кому мне обратиться? Жрецы боятся и ненавидят меня с тех самых пор, как я сжег храм Ану.

– Я знаю человека, не связанного со жреческим ремеслом, он может тебе помочь, – вырвалось у девушки.

– Так скажи мне! – Он весь задрожал в нетерпении, как будто его ударила молния. – Его имя, женщина! Как его зовут?

18

Лилу – аккадское слово для обозначения духа, происходящее от имени мстительного демона Алу. Ночные создания или духи упоминаются в аккадских, шумерских и вавилонских текстах как «лилиту» или «лили» для обозначения существа женского пола, и «лилу» – мужского, а также «ардат лили» и «вардат лилиту» (значения отрывков зачастую до сих пор остаются не совсем ясными). То есть, имя должно было бы звучать как Ардат Лилу, но авторский вариант звучит именно как Ардат Лили.

Но при виде этого признака слабости к Амитис возвратилась вся ее злоба. В своем страхе перед сверхъестественным она выдала то, что было у нее на уме. Но теперь в ней вновь пробудилась мстительность.

– Я позабыла, – дерзко ответила она, глядя на него с вызовом.

– Шлюха! – задыхаясь в неистовом приступе ярости, аргивянин вцепился в ее густые волосы и бросил поперек дивана. Схватив перевязь меча, он размахнулся с невероятной силой, удерживая извивающееся нагое тело свободной рукой. Каждый взмах был подобен удару хлыста погонщика. Пирр был настолько ослеплен яростью, а вопли Амитис были столь бессвязны от боли, что поначалу он не осознал, что она изо всех сил выкрикивает имя. Наконец разобрав, он отбросил девушку от себя, и она рухнула на покрытый циновками пол, скуля от боли. Тяжело дыша и дрожа от избытка эмоций, он отложил ремень и вперил в наложницу яростный взгляд.

– Значит, Гимиль-ишби?

– Да! – ответила она со всхлипом, извиваясь на полу от невероятной боли. – Он был жрецом Энлиля, пока не стал дьяволопоклонником и не был изгнан. Ооо, я вот-вот лишусь чувств! Меня одолевает забытье! Сжалься! О, сжалься!

– И где мне его искать? – продолжал расспрашивать он.

– На холме Энзу к западу от города. О Энлиль, ты меня живьем освежевал! Я вот-вот умру!

Отвернувшись от нее, Пирр, не призывая раба, торопливо натянул одежду и доспехи. Покинув свои покои, он прошел среди спящих слуг, никого не разбудив, и оседлал лучшую из своих лошадей. Ездовых лошадей во всем Ниппуре было, наверное, всего десятка два – в собственности царя и самых богатых его приближенных. Они покупались далеко на севере, за Каспием, у диких племен, которые позже станут называть скифами. Каждый конь стоил целое состояние. Пирр взнуздал громадное животное и закрепил седло, состоявшее лишь из богато отделанной и украшенной подушки.

Стоявшие у ворот солдаты выпучили на него глаза, когда аргивянин остановил возле них лошадь и приказал открыть огромные бронзовые створки, но поклонились и беспрекословно подчинились. Галопом он проскакал мимо них под арку, и его плащ взметнулся у него за спиной.

– Энлиль! – выругался один из солдат. – Аргивянин, должно быть, перебрал египетского вина у Нарам-нинуба.

– Нет, – ответил другой. – Ты что, не заметил, как он бледен и как дрожала рука, державшая поводья? Его отметили боги, и может статься, что теперь он скачет в Дом Арабу.

Покачав украшенными шлемами головами, они прислушались к затихавшему на западе топоту копыт.

По равнине к северу, югу и востоку от Ниппура были рассыпаны крестьянские хижины, деревни и пальмовые рощи, пронизанные паутиной соединявших реки каналов. Но к западу земли до самого Евфрата лежали голыми и пустынными, и лишь обгоревшие пространства напоминали о том, что здесь прежде находились поселения. Несколько месяцев назад из пустыни налетела волна захватчиков, поглотившая виноградники и дома и разбившаяся о стены Ниппура. Пирр вспомнил сражения под стенами и на равнине, где его вылазка во главе наемных фаланг сломила осаждавших и обратила их в паническое бегство обратно через великую реку. Равнина тогда стала красной от крови и черной от дыма. Теперь она вновь начинала зеленеть по мере того, как всходили оставшиеся без людского присмотра злаки. Но посадившие их труженики отошли в земли сумерек и тьмы.

Впрочем, из заселенных регионов уже начал сочиться поток переселенцев, занимая созданную людьми пустыню. Пройдет несколько месяцев, от силы год, и эти земли вновь примут вид обычной месопотамской равнины, заполненной селениями и рассеченной на квадратики крошечных полей, более похожих на сады, чем на фермы. Новые люди скроют шрамы, оставленные людьми до них, и все забудется до той поры, пока из пустыни не явятся новые набежчики.

Но пока равнина оставалась пустынной и молчаливой. Каналы, пересохшие и забитые мусором, постепенно осыпались. Тут и там поднимались останки пальмовых рощ и шаткие развалины особняков и загородных дворцов. А за ними, едва вырисовываясь на фоне звезд, возвышалась загадочная насыпь, прозванная холмом Энзу – луны. Холм не был естественным, но никто не знал, что за руки возвели его и зачем. Он возник до того, как над равниной поднялись стены Ниппура, и его строители давно растворились в пыли времен. К нему-то Пирр и повернул коня.

А в оставленном им городе Амитис крадучись покинула его дворец и окольными путями направилась к некой тайной цели. Двигалась она несколько скованно, хромая и частенько останавливаясь, чтобы нежно огладить себя и оплакать полученные ушибы. Но, хромая, ругаясь и причитая, она в конце концов добралась до цели и предстала перед человеком, обладавшим значительным богатством и влиянием в Ниппуре. Он посмотрел на нее вопросительно.

– Он отправился к холму Луны, чтобы говорить с Гимиль-ишби. Этой ночью ему вновь явилась Лилиту, – наложница содрогнулась, на мгновение забыв о боли и гневе. – Воистину, он проклят.

– Жрецами Ану? – Глаза ее собеседника подозрительно сузились.

– Так, по крайней мере, он думает.

– А ты?

– Что мне за дело? Я ничего не знаю и знать не желаю.

– Думала ли ты прежде, отчего я плачу тебе за твои доносы? – спросил мужчина.

Она пожала плечами.

– Вы хорошо платите, и мне этого довольно.

– Почему он отправился к Гимиль-ишби?

– Я сказала, что этот отступник может помочь ему одолеть Лилиту.

Лицо мужчины потемнело от внезапного гнева.