Боги Гринвича

Никки слишком организованная, слишком методичная. Кьюсак предположил, что бумаги во всех папках «фирменного соуса» более или менее соответствуют комплекту документов Генриетты Хеджкок. Но, кроме того, они были вещественным доказательством, которое позволяло Саю выгнать его. А то и подать в суд.

Джимми выглянул в дверь своего кабинета. Никто не смотрит, хотя какая разница? Его это уже не волнует. Дело в принципе. Любопытство глодало Кьюсака с апреля. И пусть даже его короткое пребывание в «ЛиУэлл Кэпитал» в любую минуту может подойти к концу, у него под руками все ответы. Кьюсак хотел знать.

Он вытащил пачку с надписью «Сертификаты». Обычная коллекция успокоительных, сделанных из целлюлозы: нотариально заверенные подписи, инструкции с адресами доставки документов и записка от какой-то компании с ограниченной ответственностью «Велз Солюшн», находящейся неподалеку от Таймс-сквер.

Под этой запиской Кьюсак увидел сертификат о смерти Генриетты Хеджкок. Такой же сухой и холодный.

«Род смерти»: смерть в результате несчастного случая (утопление).

«Оставшийся супруг»: отсутствует.

«Судмедэксперт/Коронер»: Питер фон Мор подписался и заверил факт смерти.

Кьюсак схватил раздел «Купля-продажа» и обнаружил пачку совсем отупляющих бумаг – цена закупки, графики платежей «ЛиУэлл Кэпитал» и инструкции по переводу средств. Он пролистал документы, все время поднимая глаза на дверь. Он надеялся ответить на один вопрос: «Что же мы покупаем?»

Когда Кьюсак добрался до пачки «Гарантированное размещение», он нашел ответ. Но ответ оказался неожиданным. В нем не было вообще никакого смысла. Джимми начал набирать номер человека, к которому никогда не собирался обращаться за помощью.

– Фелпс слушает.

Было время, когда Кьюсак не выносил голоса своего тестя. После декабрьской неожиданности Джимми брюзжал Эми: «У твоего отца голос как у электрокардиографа».

Но не сейчас. Не после вечера в МСИ. Не после того, как Эми, при поддержке своей матери, заключила мир в семье. Два слова «Фелпс слушает» казались Джимми нежнее песен Роя Орбисона.

– Мне нужна ваша помощь.

– Джимми, что стряслось? У тебя ужасный голос.

– Позже. – Кьюсак взглянул на папку Генриетты Хеджкок. – Что вы знаете о прижизненных расчетах?

– Это развивающееся направление.

– То есть? – Кьюсак проверил дверь.

– «Прижизненный расчет» означает сделку, при которой владельцы продают свой полис страхования жизни – когда договор страхования уже заключен – третьему лицу. Обычно не известным им людям. Эта практика получила распространение в восьмидесятых годах, когда больным СПИДом требовалось много денег на оплату своего лечения.

– Виатикальные расчеты.

– Верно, – согласился Калеб. – Со СПИДом стали справляться лучше, так что в наше время уже не так много неизлечимо больных. Но практика продажи полисов третьим лицам сохранилась. И прижизненные расчеты процветают.

– Кто продает полисы?

– Любой человек, которому нужны деньги.

– Но страховой полис имеет денежную ценность, – продолжал Кьюсак. – Почему бы не снять деньги и сохранить страховку?

– Когда люди доживают до семидесяти, – пояснил Калеб, – они могут продать действующий полис дороже его ценности.

– Понял.

– Иногда семьи покупают больше страховок, чем нужно, – продолжал Фелпс. – Чтобы полис не истек бессмысленно, агенты организовывают продажу от имени своих клиентов. Ларри Кинг [45] продал два или три полиса с суммарной выплатой в случае смерти около пятнадцати миллионов.

45

Ларри Кинг (наст. Лоуренс Харви Цайгер, р. 1933) – один из самых популярных американских тележурналистов, ведущий ток-шоу.

– Зачем он их продал?

– Джеймс, никто не отворачивается от свободных денег. Даже Ларри Кинг.

– А кто покупает прижизненные расчеты? – спросил Кьюсак.

– Хедж-фонды. Уоррен Баффетт [46] . Каждый, кто хочет получить прибыль.

– Вы тоже этим занимаетесь?

– Мы продали больше полисов страхования жизни в Новой Англии, – ответил Калеб, – чем любые три наши конкурента, вместе взятые. Но я не стану продавать свою страховку каким-то неизвестным людям. И не стану продавать полисы клиентов.

46

Уоррен Эдвард Баффетт (р. 1930) – американский предприниматель, крупнейший в мире и один из наиболее известных инвесторов.

– Вопрос, – сказал Кьюсак, глядя на дверь в ожидании Лизера, – станут ли хедж-фонды вкладывать деньги в прижизненные расчеты, чтобы защититься от своих неудач?

– Это страховка, а не алхимия. Ты можешь потерять деньги.

– Как? – спросил Кьюсак. – Ведь все умирают, верно?

– Если человек проживет достаточно долго, ты можешь больше потратить на выплаты, чем получить в случае смерти. Сначала авансовый платеж за полис. Потом ежегодные платежи, которые все идут и идут.

– Ну да, конечно.

Кьюсак пробежался по документам из «Сертификатов».

– А средняя продолжительность жизни – восемьдесят шесть лет, так?

– Зависит от обстоятельств. Богатые люди живут дольше.

Когда умерла Хеджкок, ей было семьдесят шесть.

– Джеймс, а откуда такой интерес?

– Пока это можно назвать исследованием, – ответил Кьюсак. – Мне нужно задать еще один вопрос, который может оказаться немного бестактным.

– Задавай.

– Вы когда-нибудь думали о продаже своей компании?

– Я только недавно купил одну, – ответил Калеб.

– Но вы продадите свой бизнес?

– Все, что у меня есть, можно продать. Кроме моей семьи. Но теперь ты меня всерьез заинтриговал, – заявил Калеб.

– Я перезвоню вам позже.

В дверях кабинета Кьюсака стоял Сай Лизер.

Виктор Ли смотрел на свои терминалы. Рынок уже упал на 200 пунктов, и конца-края не было видно. Вниз, вниз и вниз. Все три экрана кровоточили красными маркерами.

– Вот дьявол, Сай. Я же говорил тебе продавать, – пробормотал Виктор себе под нос.

Три младшие трейдера пялились в свои мониторы.

Ли взглянул на «Премарин» под терминалом и подумал, действительно ли эстроген – такая хорошая идея. Он хорошо видел рынки, это верно. Он сократил издержки до нуля, и это тоже верно. Может, в долгосрочной перспективе женщины и вправду лучшие трейдеры. Но он сам не вспоминал о женщинах уже несколько недель.

– Где мой молоток?

Виктор взглянул на экран, потом на младших трейдеров.

– Ладно, парни. Устроим голосование. Доу упал ниже десяти тысяч. Кто считает, что к одиннадцати часам он дойдет до девяти тысяч?