Боги крошечных миров

Ожидая, Орлана замерла у окна. Вряд ли Орден постеснялся поселить своего ученика в апартаменты получше, вернее всего, ему просто было всё равно. Целитель не заставил себя ждать. Начавшийся заново дождь не успел разбросать лужи по тропинкам сада, когда тот уже поприветствовал Орлану и вошёл к Амиру.

Она ждала у окна вовсе не потому, что не могла занять себя ничем другим. Орлана снова думала о смерти Ордена, и ни одна из её мыслей не выходила приятной или хотя бы успокаивающей. Она и безо всяких доказательств видела, что дядю не любили многие — и боялись, очень боялись, без памяти и оправданий.

Так было всегда, и Орлана искренне думала, что так и будет всегда. Она привыкла к Ордену, изредка огрызалась, но никогда не сердилась на него по-настоящему. В конце концов, стоит ли сердиться на грозовой ливень или ураган, пусть они даже срывает крыши с домов.

Оборачиваясь назад, Орлана точно видела, что началось всё с совета, когда Орден впервые сидел по её правую руку и безучастно разглядывал перстни. Потом он посмотрел на Олриска — всего раз посмотрел и, кажется, откашлялся, но тот прикусил язык и больше ни слова — ни единого — не произнёс против Орланы.

Или всё началось после, когда улыбающийся Каэда принёс ей меч, завёрнутый в бархат цвета запёкшейся крови? Каэда, понятия не имеющий, что этим мечом Орден заколол своего единственного сына. Выскобленный до блеска вензель на рукояти — о, какой значительный подарок лорда консула. Таких совпадений не бывает, жизнь научила Орлану, что таких совпадений не бывает совершенно точно.

Или значительно позже, когда грамота с подписью Ордена легка в руки принципуса Файзеля. Тогда Орлана впервые не сдержалась и выговорила Ордену всё, что копила в себе. Вот только зря, зря. Чего она добилась? Его злости, и только. Орден знал куда больше, чем говорил, а после той ссоры на лестнице окончательно махнул рукой на Орлану, даже если до этого и собирался что-нибудь ей поведать.

Она слизнула с губ кровь — опять не заметила, как прикусила. Орден знал, что его убьют. И тогда, возле склепа, где она застала его за фехтованием в одиночку, он уже знал. И тогда, возле прозрачной речушки с романтическим названием Сны, он говорил ей очень важные вещи, только сонная Орлана отмахивалась, считая их очередными причудами дяди.

Из комнаты Амира вышел целитель.

— Он уже в состоянии поговорить, вот только, — он отвернулся. Придворный целитель имел привычку не смотреть Орлане в глаза — боялся, может, — а теперь он и вовсе отвернулся.

— Что? — подогнала его императрица.

— Жара почти нет, а к вечеру, скорее всего, всё пройдёт окончательно, только это не обычная простуда. Я не могу сказать, что с ним. Что-то произошло.

В груди у неё нехорошо заболело.

— Что вам нужно, чтобы узнать наверняка?

Кажется, он вздрогнул. Обернулся на Орлану, глядя теперь на неё, но снова — не в глаза.

— Я посоветуюсь… постараюсь выяснить это к вечеру.

— Хорошо. Я подожду.

Он ушёл, куда торопливее, чем положено придворному целителю, а Орлана осталась, чтобы снова обернуться к окну. Что она хотела там увидеть? Дождь хлестал по широким листьям ночных лилий. В комнате Амира по-прежнему было тихо.

Что могло с ним произойти? Орлане приходилось доставать правду из несговорчивых и слишком буйных наместников, из героически молчаливых заговорщиков и уверенных в собственной непревзойдённости советников. Сейчас ей почему-то сделалось не по себе. Орден провозился с этим мальчишкой несколько месяцев и умер.

Она вошла. Амир сидел на кровати, бледный, но сосредоточенный. Он ждал её и готовился к разговору, и даже застегнул верхнюю пуговицу на рубашке, хоть от этого она не стала менее измятой. Орлана взяла подвернувшийся под руку стул и развернула его спинкой к окну, села. Так между нею и парнем оказалось достаточно расстояния.

— Амир, ты ничего не хочешь мне рассказать?

Он сжимал губы, так что на юном лице рисовались морщины, и Орлане хотелось его одёрнуть, но она молчала, сложив руки на коленях.

— Я правда не сделал ничего плохого. — Тёмные глаза Амира забегали под полуприкрытыми веками — это Орлана видела даже в неярком свете дождливого полдня. — Я даже прочитать ничего не успел, честное слово. Заглянул из любопытства. Я же понятия не имел, что лорд Орден так злится, когда трогают его записи. Злился…

Орлана порывисто вздохнула.

— Амир, ты ведь прекрасно знаешь, о чём я.

Он заговорил быстро, словно боялся, что Орлана его не дослушает и выйдет, хлопнув дверью, а вместо себя пришлёт к нему стражу.

— Ну он же так злился, и потому наговорил вам всякого тем вечером. Ну, тем, когда вы с ним… вы…

— Ясно, — завершила его мучения Орлана.

— Вы сердитесь, что я… я тогда спустился посмотреть? — Он виновато смотрел на Орлану из-под светлой чёлки, серьёзно и трагически, как будто уже готовился к наказаниию.

— Вселенский Разум с тобой, — не выдержала Орлана. Отвернулась к окну, чтобы нечаянно не улыбнуться. Всё-таки она не могла злиться на него — глазами Амира на неё слишком уж часто смотрел погибший Риан. — Неужели ты думаешь, что я пришла сюда, чтобы спрашивать о таких мелочах. Ты чаще всех говорил с Орденом, ты лучше других знаешь, что было с ним последние месяцы. Ты мог бы видеть, если бы с ним происходило нечто странное. Скажи мне, Амир.

Впервые за разговор он посмотрел на Орлану прямо, без испуга. Как в прошлые дни, когда она заставала его в библиотеке. Почти улыбнулся. Разгладились морщинки на бледном лице.

— Я бы сказал вам. Клянусь всем, чем можно, сказал бы вам. Неужели я не понимаю.

Возможно, он играл, но играл так, что актёры Альмарйнского театра поседели бы от зависти. Орлана видела — он готов лбом об пол биться.

— Не бросайся такими словами, — сказала она сдержанно и поднялась. — Я верю. Не уходи пока из замка.

У Орланы было время до вечера — достаточно времени, чтобы снова всё обдумать и дождаться новостей от целителя. Она могла позволить себе роскошь — поверить Амиру на слово, потому что если он лжёт, он всё равно не сможет это делать слишком долго.

* * *

Лорд Свеин вернулся в резиденцию, только когда солнце уже садилось. Пустые залы встретили его сквозняком и потёмками, шуршали под каблуками сапог сухие листья. Родовое имение умирало. Вместе с тем, как один за другим умирали члены семьи, затухала его магия. Свеин не возвращался бы сюда вообще, если бы мог.

Но приходилось — и каждый раз он входил, и сдерживал дрожь в руках, и закрывал глаза перед тем, как распахнуть дверь. А внутри витал тот же запах сухих листьев, увядающей жизни и прошлого, как и годы назад. Этим запахом невозможно было дышать, но и забыть его тоже не получалось.