Боги, святилища, обряды Японии. Энциклопедия синто

Истории о богах, даже подробно, с вариантами записанные в сводах, как известно, все равно нуждаются в реконструкции, если мы хотим делать предположения об их ранней структуре: ведь при первой письменной фиксации мифов сам процесс их записывания оказывается процессом перевода из одной системы кодов в другую, — из устной традиции в письменную, при этом утрачиваются музыкальный характер, коллективность исполнения текстов, принципиальный для фольклора отказ от понятия автора вариативность и, наконец, перформативность — то есть текстовое единство слова, пластики и жеста. Происходит множество разнообразных и коренных изменений, например, переадресовка текстов, — теперь они уже направлены не только (или не столько) к богам или младшим членам племени, как это было раньше; кроме того, появляется понятие достоверности излагаемых фактов и конкретной ответственности за эту достоверность, понятие исторической лжи и исторической правды, формируется определенный (для позднейших исследователей часто трудно определимый) идеологический вектор, в соответствии с которым организуется составляемый по высочайшему повелению мифологический свод. Наконец, происходит письменная циклизация отдельных и разрозненных мифов, процесс которой влечет коренные изменения на всех уровнях мифологического нарратива; сам процесс записи становится процессом мифотворчества.

Не будем забывать также, что в японской культуре, как бывало и во многих других, запись мифов происходила средствами иностранного, т. е. китайского, языка, который заимствовался не сам по себе, чего, в общем, не бывает, а вместе с текстами и устными преданиями, привезенными носителями культуры-донатора.

Мифы начальных свитков «Кодзики» и «Нихон сёки», излагающие события «эры богов», то есть мифологическую историю Японии, принято делить на три основные группы или линии — 1) цикл сюжетов о богах Равнины Высокого Неба, 2) цикл мифов о схождении на землю Ниниги-но микото, внука Небесных богов, основавшего династию японских владык, и 3) круг мифов Идзумо.

В настоящей Энциклопедии представлены многие божества, собранные в первом из циклов — в цикле Равнины Высокого Неба. Хотя в сводах они соединены в одном сюжете или сюжетном цикле, до записи они могли принадлежать разным группам населения и оказаться связанными в единый сюжет только в процессе записи — из политических соображений, как следствие так называемой циклизации мифов.

В самом начале «эры богов» повествуется о «неявленных божествах», «чье тело было сокрыто». Характерно, что эти божества не рождаются, а «становятся», появляясь в повествовании в самом начале разделения Неба и Земли и преодоления хаоса. Наиболее подробно, со многими вариантами процесс возникновения мира описан в «Нихон сёки»: «в древности, когда страна была молода и Земля была молода, носилось по воде и плавало нечто вроде плавающего жира. В это время в центре страны родилось нечто. Формой подобно ростку, выходящему из почки тростника. Из него стало-родилось божество. Имя его — Умаси-асикаби-хикодзи-но микото». Другие варианты: «Когда Небо-Земля были перемешаны, изначально было божество-человек, имя его было Умаси-асикаби-хикодзи-но микото»; «Когда Небо-Земля еще не родились, они были подобны облаку, плавающему по морю и не обретшему места, к чему прикрепиться корнями. Внутри его родилось нечто, подобно тому, как впервые выходит из жижи тростниковая почка. И вот, оно превратилось в человека»; «И еще было нечто. Было оно похоже на плавающий жир и родилось-становилось в центре Неба. Ставшее из него божество именуется Куни-но токотати-но микото».

Все эти божества, видимо, представляют собой результат влияния китайской космогонии, они имеют лишь значимые имена — прямо по формуле Ю.М. Лотмана — Б.А. Успенского: «Общее значение собственного имени в его предельной абстракции сводится к мифу» [24] . Затем в мифологии первого цикла «появляются-становятся» божества-демиурги, мужчина и женщина Идзанаги и Идзанами, которые рождают Японские острова, небесные светила, горы и реки, и все остальное. Они же порождают Аматэрасу, которой поручают светить на небе, и Цукиёми — божество луны. Кроме того, они рождают божество ветра — неистового Сусаноо (который впоследствии настолько меняет свой характер на протяжении повествования, что его включенность в этот цикл мифов из другой линии оказывается совершенно очевидной).

24

Миф — имя — культура. // «Труды по знаковым системам», VI Тарту, 1973, («Ученые записки Тартуского университета», вып. 308), с. 291.

Анализ мифологических сюжетов, представленных в сводах, позволяет различить три культурно-мифологических зоны (не вполне совпадающие с группами сюжетов) — на центральном Хонсю, в Идзумо и в юго-восточной части Кюсю. В работе известного японского этнографа Мацумото Нобухиро [25] главные отличия между этими тремя циклами усматриваются в том, что для Ямато приоритетным был культ божества Солнца, на Кюсю преобладающими были племена, чья деятельность и круг верований по преимуществу были связаны с морем, а для Идзумо, по мнению этого историка, характерен культ водных божеств и божеств грома.

25

См. например: Мацумото Нобухиро. Нихон синва-но кэнкю. (Исследования по японской мифологии). Токио, Хэйбонся, 2003.

С другой стороны, известные японские этнографы Ока Масао и Ообаяси Тарё [26] полагают, что точнее будет делить японские мифы даже не на три, а на четыре цикла. Первый, повествующий о разделении Неба-Земли, имеет, по их мнению, параллели в мифах Центрального и Южного Китая, Южной и Восточной Азии, Полинезии. Второй, связанный с событиями на Равнине Высокого Неба, обители богов, — обнаруживает сходство с культами Неба (Тэнгри) в корейских и монгольских верованиях. Третий, повествующий о местности Химука (совр. Хюга) на Кюсю, куда спустился с Неба легендарный первопредок земных императоров, в том или ином виде смыкается, по мнению этих исследователей, с верованиями Индонезии и Юго-Восточной Азии. По поводу этого, третьего цикла разного рода соображений высказывается немало — в частности, в настоящее время многие авторы отстаивают корейскую версию происхождения сюжета о схождении на землю императора-предка Ниниги-но микото. Четвертый, цикл мифов области Идзумо, имеет параллели в мифах Центрального и Южного Китая и Юго-Восточной Азии.

26

Ообаяси Тарё. Кодайси то нихон синва. (Древняя история и японские мифы) Токио, Ямато сёбо, 1996.

По мнению Д. Китагава [27] и некоторых других, первопредки Идзанаги и Идзанами по происхождению были связаны с югом Тихого океана, богиня солнца Аматэрасу была наделена функциями Таками мусуби-но ками, главного божества племен алтайского типа, а также свойствами солярного божества австро-азиатского происхождения, ведающего едой, и т. п.

Как считал японский мифолог Мацумото Нобухиро, сюжет о браке демиургов Идзанаги-Идзанами сходствует с фольклорными мотивами Юго-Восточной Азии; рождение ими островов, смерть Идзанами и ее уход в страну мертвых — с полинезийскими сюжетами. Ссора Аматэрасу с Сусаноо и ее сокрытие в пещере историк сближает со сказками южно-китайского племени мяо.

27

Joseph М. Kitagawa. Religion in Japanese history. New York: Columbia University Press, 1966; 1990.

Разнообразных точек зрения можно было бы привести немало. Трудно судить также, пришли ли на Острова сами носители этих сюжетов, или оказались занесены только сами сюжеты, откуда они явились, и когда это произошло. Важно также, какие метаморфозы могли происходить с этими сюжетами на японской почве.

Старейший исследователь японской мифологии Мисина Сёэй различал в своих трудах три разные стадии изменений в состоянии мифологических воззрений древних японцев. Первая — период Яёй, как полагает исследователь, это эпоха совершения обрядов, лишенных государственно-политического аспекта и сопровождаемых магическими действиями. Вторая относится к 250–500 гг. н. э. периода Кофун (курганный период) и характеризуется мифами, связанными с ритуалами урожая и земного плодородия. В это время власть двора Ямато распространяется на все более обширные территории, и мифы начинают отражать подчинение местных вождей центральному. На третьей стадии, по Мисина, в мифах начинают преобладать политические тона, и в это время, то есть в VI–VII веках, происходит письменная регистрация мифов [28] .

28

Мисина Сё:эй. Нихон синва рон [Теория японского мифа]. Токио, 1970.

Разумеется, помимо теории Мисина есть и другие, в частности, гипотеза Мацумаэ Такэси [29] , который восстанавливает историю синто как переход от анимистических форм природных культов к их антропоморфизации, учреждению специальных мест поклонения и отбору группы анимистических духов в качестве родовых божеств местных кланов. Затем, в VII–VIII веках, считает он, под влиянием заимствованных религиозных концепций происходит оформление части этих верований и ритуалов — как часть государственного строительства. Таким образом, практически с самого начала, по мнению Мацумаэ, возникают два разных, но постоянно взаимодействующих течения — локальный прихрамовый синтоизм и государственный синтоизм, связанный с культом центрального вождя раннего государства (то есть верховного правителя, получившего титул тэнно — императора).

29

Matsumae Takeshi. Early Kami Worship // History of Japan. V. 1. Ancient Japan / Ed. by D.M. Drown. Cambridge, 1993.

Оба свода мифов, легенд и исторических преданий, то есть «Кодзики» и «Нихон сёки», многие века служили источником мифологических сюжетов, а в период Мэйдзи стали основанием для разделения храмов на буддийские и синтоистские. Однако все эти мифы на протяжении истории не были в Японии сакральным центром, подобно Библии в средиземноморских культурах. Не приобрели они также и безусловного морального авторитета, как писания Конфуция или Лао-цзы в Китае, поскольку этика как таковая не разрабатывалась отдельно от главенствующей буддийской. Но, разумеется, отдельные мифологические сюжеты «Кодзики» и «Нихон сёки» были задействованы в культуре активно и в полной мере — как, в частности, сюжет о схождении внука богов с неба на землю для управления Японией — сюжет о происхождении императорской семьи, или культ богини солнца Аматэрасу, предстающей в сводах в виде прародительницы императора-первопредка и т. п.

Разумеется, этот генеалогический миф о происхождении правящего рода всегда располагался в некотором слое культуры в качестве важнейшего, однако утверждение императора в качестве живого бога наиболее значимым, как представляется, было в самые ранние и в новейший периоды японской истории, в условиях же долгого господства сёгуната рассуждения японских книжников на эту тему носили более или менее схоластический характер. За императором были сохранены его функции в религиозной и эстетической сфере, а также от него требовалась ратификация существующего положения в управлении страной, от какового занятия сам «потомок Неба» был практически отстранен.