Боги. Новые создания
Шрифт:
и керамики черепа в руинах
нашего времени развалины у
озера блестящие
пивные банки ржавчина и траур
менструальный осадок.
Танцуй обнаженным на сломанных
костях ноги кровь и краска
стекло режет покровы твоего сознания
и безразличный конец пустоты
лодка пока люди
штрихи капель в спокойных водоемах
и уди древнюю форель
из ее родной глубины. Чешуйки
засохшая и блестящая зелень.
Нож был украден.
дорогой охотничий нож
какими-то
другого лагеря за
Озером.
Друзья ли они нам
пробегающие трусцой
по тихим коридорам парламента
Мой сын не погибнет на войне
Он вернется
подсчитанный крестьянский голос Азиатского
рыбака
В последний раз ты говорил
что это единственный способ
нежный голос молодой девушки.
Бегучие и говорящие
зараженные зеленые
джунгли
Спроси оракула
горький ручей
крадись
они живут на речной воде
обезьянья любовь
служитель мантры
изготовитель бренди
Отравленные острова
отрава
Возьми прозрачное зерно
зловещего змеиного корня
с южного
берега
выход чудо
найдет тебя
Топор вгрызается внутрь
уверенно стуча
удар освобождает
снаряды времени от
прокаженной земли
запятнанной голодом и
цепляющейся за закон
Прошу
покажи нам свою косматую голову
и слезящиеся улыбающиеся глаза
недрогнувшие в огне
шелковую рубашку в цветах
режущую глаз, ожившую
паутину далекую ложь
телефонных гудков
приди, тихая
в эту попытку жизни
Всегда женственная, скрытная,
одетая в кожу, свободная,
отверженная, большая и слабая
Она была криком королевства
орды движущихся похотливых
ведунов
Где же твое воспитание
здесь, в залитой солнцем
пустыне
безграничные вселенные пыли
колючки кактуса, россыпь
побелевших камней, бутылки
и ржавые машины,
неплохой натюрморт.
Новый человек, солдат современности
пробирается узкими закоулками
сквозь загроможденные руины
когда-то напыщенного города,
нелепого ныне, ставшего
прибежищем крыс и насекомых
Он живет в машинах
бродит бессмысленно по
промерзшим школам
и не находит себе места
в тени послушания
Мониторы мертвы
Засыпанные великие сторожевые башни
чахнущие на западном побережье
так
устали смотретьесли бы осталась хоть лошадь
чтобы на ней пересечь пустыню
или собака рядом
чтобы вынюхивать женщин
прикованных к позорному столбу
нет более резона
в постелях, ночью
чернота сожжена
Вглядись в городские гостиные
где танцует женщина
в европейском платье
знаменитые вальсы
как бы это было забавно
править пустынной землей
Ярко-красные пальмы
Угрюмые берега
и многое
многое другое
Вот что знаем мы
что никто не свободен
в школьных воспоминаниях
непрощающих
лживых улыбок
непредставимые тяготы
выстраданы теми,
кто мало способен
к страданию
но все пройдет
ляг в зеленую траву
и улыбайся, размышляй, вглядывайся
в ее полное сходство
с блудящей Королевой,
что, кажется, влюблена
сейчас в этого кавалериста
Какой приятный запах, не так ли,
Сэр, известно ли Вам
со своенравной беспечностью
взгляд назад
24 июля 1968 года Лос-Лос-Анджелес, Соединенные Штаты, Гавайи.
The LORDS: NOTES on VISION
Look where we worship.
We all live in the city.
The city forms — often physically, but inevitably psychically — a circle. A
Game. A ring of death with sex at its center. Drive towards outskirts
of city suburbs. At the edge discover zones of sophisticated vice and boredom,
child prostitution. But in the grimy ring immediately surrounding the daylight
business district exists the only real crowd life of our mound, the only street
life, night life. Diseased specimens in dollar hotels, low boarding houses, bars,
pawn shops, burlesques and brothels, in dying arcades which never die, in
streets and streets of all-night cinemas.
When play dies it becomes the Game.
When sex dies it becomes Climax.
All games contain the idea of death.
Baths, bars, the indoor pool. Our injured leader prone on the sweating tile.
Chlorine on his breath and in his long hair. Lithe, although crippled,
body of a middle-weight contender. Near him the trusted journalist, confdant.
He liked men near him with a large sense of life. But most of the press were
vultures descending on the scene for curious America aplomb. Cameras inside