Богиня по зову сердца

«А потом мне придется вернуться в Партолону, без которой я не могу жить».

Я не произнесла это вслух, но взгляд Клинта говорил, что он и так все понял. Я без колебаний шагнула к нему в объятия, притянула его голову и поцеловала, пытаясь передать губами то, что не позволила себе сказать. Как мне жаль. Как сильно мне хотелось, чтобы все было по- другому.

Я никогда не откажусь ни от одного мгновения прошлой ночи.

4

Оденься теплее, — сказал Клинт, вручил мне свою любимую фуфайку, а потом наблюдал, как я напяливала ее поверх рубашки, и по-хозяйски улыбался.

Лишние носки найдутся? — спросила я.

Он кивнул и принес каждому из нас по паре. Мы одевались неспешно, в тишине. Я то и дело посматривала на Клинта из-под ресниц. Наверное, он выглядел так, когда надевал свой летный костюм и отправлялся в кабину истребителя. Участвовал ли Фриман в операции «Буря впустыне»? Он казался строгим, но спокойным, словно привык отправляться на поле битвы. Ничто не могло вывести его из равновесия. Я еще очень многого о нем не знала и хотела бы узнать.

Я хочу, чтобы ты надела мою куртку. — Клинт вынул из кладовки два толстых летных пуховика. — Тебе понадобится свобода движения.

Он отдал мне один пуховик, снова полез в глубокую темную кладовку и достал с верхней полки что-то черное, тяжелое, судя по звуку, металлическое. Я услышала щелчок, с которым обойма вошла в рукоять пистолета.

Клинт почувствовал на себе мой взгляд и медленно обернулся.

Обещай, что не станешь этого делать, — как неживая произнесла я.

Он засомневался, пытливо вгляделся в мои глаза:

Я не вынесу, если ты ее убьешь, — От одной этой мысли сердце было готово выскочить из груди.

Клянусь, что не пролью ни капли ее крови, — нараспев, словно заклинание, произнес Фриман.

Воздух вокруг нас дрогнул так, словно пересмешник забил крыльями.

На секунду я ощутила чье-то невидимое присутствие и торжественно проговорила:

Спасибо, Клинт.

Одевайся и пошли.

Он убрал пистолет в черную нейлоновую кобуру, висевшую у него на поясе. Клинт пристегнул ее весьма ловко, одним движением, говорившим о том, что вооружался он не впервые.

Я застегнула молнию куртки, надела перчатки, шапку и сказала чересчур громким голосом:

Готова.

Помни, я буду всегда любить тебя, Шаннон, девочка моя. Где бы ты ни находилась.

Он крепко поцеловал меня, затем открыл дверь. Мы шагнули в мертвую тишину утра и тут же увязли в глубоком снегу. Нам пришлось прилагать немалые усилия, чтобы двигаться. Мы будто шли по воде. Пышные мягкие снежинки смешались со льдом и превратились в колючие шарики. Ветра не было. Эти твердые кристаллики быстро забарабанили по нашим шапкам и плечам, покрыли их гладкой пленкой. Я с облегчением вздохнула, когда мы забрались в гущу леса. Здесь огромные ветви, пусть и голые во время зимней спячки плотно переплелись друг с другом, защищая нас от ненастья.

Еще меня порадовало, что деревья тут же зашептали свои приветствия:

«Добро пожаловать, Возлюбленная Богини!»

«Привет, Эпона!»

«Здравствуй, Избранная»!

Тропа расширилась. Я смогла идти рядом с Клинтом и обвила его руку своей.

Что, деревья снова с тобой разговаривают? — улыбнулся он, глядя на меня сверху вниз.

Ты тоже их слышишь?

Нет, — ответил он, придерживая ветвь, чтобы она не шмякнула меня по лицу, а я провела по ней пальцами, наслаждаясь теплом, просочившимся сквозь перчатки. — Лес говорит со мной по-другому.

Нам предстояла долгая дорога, и мое любопытство взяло свое.

Клинт, ты говорил, что всегда любил лес, туристи- ческиее походы и все такое прочее. — Тут я мысленно сплюнула, — Но ты так и не рассказал, как почувствовал единение с лесом. Как обнаружил, что способен черпать энергию у деревьев, если они с тобой не разговаривают?

Клинт глубоко вздохнул, стал вдруг напряженным и замкнутым. Я распутала наши руки, пожала ему пальцы и с мольбой потянула за рукав.

Пожалуйста, расскажи. Мне нужно понять.

Он еще раз вздохнул и наконец пожал мне руку в ответ.

Что ж, Шаннон, девочка моя, мне не хотелось бы об этом говорить, но тебе все-таки следует знать.

Я вопросительно подняла брови, опасаясь, как бы он не передумал из-за моей излишней болтливости.

— После аварии я провалялся в госпитале около полугода. Потом была реабилитация, которая, как мне казалось, длилась целую вечность. Друзья, поначалу регулярно навещавшие меня, постепенно стали приходить все реже, да и то всякий раз нервничали, словно им были неприятны эти посещения. — Он тихо рассмеялся, — Черт, я их не винил. Кому захочется возиться с инвалидом в госпитале? Прошло еще какое-то время, и я остался один.

— А как же твоя семья, родители, братья и сестры?

Они живут во Флориде.

А подружка? — Я постаралась не скрипнуть зубами.

Была у меня одна, но мне сразу стало ясно, что Джинджер интересовали свидания с пилотом истребителя, а не со сломленным бывшим летчиком.

Я посмотрела на Клинта и чуть не расхохоталась вслух. Высокий и стройный — полная противоположность всему сломленному. С другой стороны, что можно ожидать от женщины по имени Джинджер? Сами подумайте.

А бывшая жена? Разве она не прибежала, шмыгая носом? — Даже на мой собственный взгляд, я говорила как законченная стерва, везде сующая свой нос.

Разумеется!.. Даже сына привезла в госпиталь, — печально улыбнулся он. — Я подумал, что она решила проявить доброту, но очень скоро стало очевидным, что ей нравились шумиха и всеобщее внимание. Пятнадцать минут моей славы истекли. Больше я жены не видел.

А ты все еще ее любил? — Я ненавидела саму себя за проклятую ревность.

Нет, мы поженились слишком молодыми. Взросление разъединило нас. Решение о разводе было обоюдным и спокойным, — передернул плечами Клинт, — Но мне не помешал бы настоящий друг, пока я лежал в госпитале. Да, было бы совсем неплохо, если бы между нами осталась хотя бы дружба.

Он сказал это с такой обреченностью, что у меня заныло сердце. В голове гудели невысказанные вопросы, с нетерпением ожидая своей очереди, но то, что произнес Фриман, оказалось самым главным. У него был сын.

А как твой парень?

Осознание того, что у Клинта есть ребенок, вызвало у меня какое-то странное ощущение. С одной стороны, я радовалась, что у него есть хоть одна родная душа, с другой — очень сильно ревновала. Снова.

Он шумно выдохнул.

Об Эдди могу сказать лишь немного. Мы не ладим. Я никогда этого не понимал, но мне всегда казалось, что чем сильнее я старался отыскать у нас что-то общее или придумать способ стать к нему ближе, тем больше он от меня отдалялся. Раньше я винил в этом его мать, но это несправедливо. Мы с мальчиком просто говорим на разных языках.