Богиня пустыни

* * *

Вечером содрогнулась земля.

Сначала задрожала посуда в шкафах, а в галерее на пол рухнула полка с картографическими сборниками, изданными за последние одиннадцать лет. В музыкальной комнате захлопнулся рояль, в кухне зазвенели горшки, напоминая беспорядочный перезвон колоколов, а в старом кабинете Селкирка большой глобус упал на подоконник. Земной шар шумно покатился вниз по переходу и остановился только у входа в классную комнату. Бронзовая статуя Гермеса свалилась на окно будуара Мадлен, разбив стекла, а в конюшнях в это время неистовствовали лошади.

Семья, собравшаяся в столовой, была потрясена происходящим.

— Землетрясение, — испуганно вырвалось у Мадлен, и она обняла Салому и Лукрецию. Девочки испуганно прижались к ней.

— Нет, — возразил Тит и посмотрел вверх на раскачивающуюся люстру. — Это нечто иное.

Все с удивлением посмотрели на него, Адриан двумя прыжками подскочил к окну и выглянул в сумерки. В течение нескольких секунд он не мог вымолвить и слова.

— Посмотрите на это, — наконец выдавил он из себя.

И вот уже Тит стоял рядом с ним. Мадлен осталась на месте, чтобы не пустить к окну близнецов.

Окно столовой выходило на центральный двор, на запад. В темноте с трудом можно было видеть ворота и стену, окружавшую сад, за ними долина тонула во мраке, но не только лишь по причине сумерек.

Это были газели. Десятки тысяч газелей двигались через долину, предположительно с востока, с севера и с юга, огибая полукругом дом, а на западе вновь сливаясь в широкий поток. Они неслись так быстро, что было не различить отдельных животных — сплошная паникующая галопирующая масса тел. Между ними молниями мелькали силуэты гепардов, они были в такой панике, что не считали газелей возможной добычей.

Это продолжалось более десяти минут, затем первый натиск животных ослабел. Следом двигались, правда, уже не в таком количестве, зебры, жирафы, антилопы, небольшие стада буйволов и снова хищные кошки, которые в такой панике передвигались на запад, что ни одному из других животных не нужно было бояться их острых клыков. Мир, в котором страх объединил враждующих существ, был непостижим.

Позже, лежа в кровати, Адриану впервые удалось вступить в контакт с Сендрин. В это время поток бегущих животных перед окнами все еще не иссяк. Адриан пытался предостеречь Сендрин от Кваббо и других мудрецов-санов, но он не был уверен в том, что она его поняла. Контакт прервался очень быстро.

Когда наконец наступил новый день, Адриан, глубоко задумавшись, стоял у окна и наблюдал, как по склонам неслись все новые и новые стада животных, убегавших от чего-то такого же неотвратимого, как солнце, поднимающееся над горами.

Глава 5

Пустыня изменилась, но эти перемены не воспринимались глазами. Какое-то непонятное чувство охватывало Сендрин всякий раз, когда она направляла свой взгляд вдаль, на восток.

Только через три дня пути ей, как и Кваббо, стало ясно, что менялась не пустыня, изменения происходили в них самих. Она вдыхала горячий воздух, чувствовала ветер на коже и вкус сухих губ. Она потеряла страх перед этой страной. Бессознательно используемое покрывало осторожности и сдержанности, которое до сих пор притупляло ее восприятие, было окончательно сброшено. Теперь она впитывала в себя пустыню такой, какой та была в действительности, и ее красота покорила Сендрин.

Они покинули остальных шаманов и отправились навстречу неведомому. Сендрин и Кваббо ехали верхом на верблюдах, третье животное было нагружено припасами воды и сумками, полными еды.

Она несколько раз предпринимала попытку расспросить Кваббо о том, что с нею произошло, но каждый раз он давал запутанные, зашифрованные ответы, которых она не понимала, — очевидно, они должны были удержать ее от дальнейших вопросов.

Ландшафт был монотонным, они двигались вверх и вниз по бледно-желтым дюнам, простиравшимся во всех направлениях до самого горизонта. В небе снова и снова кружили стервятники, но их взгляды останавливались не на всадниках, а только на издыхающих животных и трупах, разлагающихся в песке.

Самым удивительным было то, что Сендрин легко переносила жару. Разумеется, она потела, и снова у нее обгорели лоб и нос. Тем не менее у нее больше не было такого чувства, что жара и обезвоживание лишали ее тело всех сил. Ее первая поездка верхом через Каоковельд и Намиб была в свое время страшным мучением, пыткой, а эта поездка с Кваббо по внушающей страх пустыне Омахеке и далее, в глубь Калахари, вызывала у нее гораздо меньше неприятных ощущений. Она повязала себе голову тонким платком, который должен был защищать ее от солнечных лучей, но Кваббо странно посмотрел на нее, а потом стал время от времени бросать в ее сторону снисходительные взгляды. Сейчас она уже была уверена, что солнце ей и без платка не могло причинить никакого вреда; но она его не снимала, возможно, таким образом выражая протест против загадочного поведения Кваббо.

Ночной холод ощущался, в этом ритуал инициации шамана ничего не смог изменить. Но, по крайней мере, морозные ночи никак не отражались на здоровье Сендрин. Она замерзала, но не простужалась; иногда у нее болели пальцы на ногах и руках, и все-таки она никогда не боялась их отморозить. В общем, она уподобилась санам, а ее тело буквально в течение нескольких дней привыкло к африканскому климату, лишившись европейской чувствительности.

Во второй половине третьего дня их путешествия впервые на горизонте что-то возникло. Приблизившись, они увидели, что из моря дюн вырастало изрезанное трещинами скальное образование, дикое нагромождение камней, которое она в первый момент приняла за руины Еноха. Кваббо посмеялся, когда она спросила его, справедливо ли ее предположение, и скоро она сама поняла свою ошибку. Эти скалы не были творением рук человека, хотя они и напоминали Сендрин лежащую на песке руку с сильными, слегка растопыренными гранитными пальцами, указывающими на север.

На своих ворчливых верблюдах они обошли два длинных каменных нароста. Сендрин заметила несколько странных пустынных птиц с потрепанными перьями и усталыми взглядами, которые выжидающе сидели на острых гранях и вершинах скал.

Кваббо направил верблюда в пространство между вторым и третьим скальными пальцами. Сендрин свернула вслед за ним и увидела, что там, где сходились каменные стены, зияло темное отверстие. Это был вход в пещеру.

— Там слишком низко для животных, — проговорил Кваббо. — Мы должны оставить их снаружи.

— А если они убегут?

Кваббо улыбнулся.

— Они этого не сделают.

Она приказала своему верблюду опуститься на землю и соскользнула вниз. Спускаясь на твердую поверхность после многих часов раскачиваний в седле, ей каждый раз казалось, будто пустыня колеблется у нее под ногами. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы восстановить равновесие.

Кваббо что-то прошептал верблюдам на ухо, потом первым скрылся в темноте пещеры. Сендрин, немного помедлив на входе, последовала за Кваббо.

— Что мы здесь ищем? — спросила она. Ее голос глухо звучал в глубинах горной породы.

— Имей терпение, — коротко ответил Кваббо. Она знала его слишком хорошо, чтобы ожидать другого ответа.

Воздух в пещере был сухим и полностью лишенным запаха. Путь, по которому они следовали внутрь скал, уже через несколько шагов изгибался. За поворотом стало светлее, и вскоре показалась скрытая пещера — площадка в центре скального образования. Вверху стены изгибались, создавая свод, через два метра они обрывались, образуя большое круглое отверстие, сквозь которое виднелось голубое небо. Обрушился ли когда-то давно потолок — сказать было сложно: вокруг не осталось никаких каменных глыб. Пол пещеры был устлан слоем белого песка, такого мелкого, как будто его пропустили через сито. Очень гладкие стены были покрыты рисунками. Сендрин поняла, что Кваббо хотел показать ей эти изображения. Рисунки казались примитивными — тонкие очертания фигур без лиц и других отличительных признаков, — но техника выполнения придавала им определенное дикое изящество. На многих рисунках были изображены цепочки людей с широко расставленными руками и ногами. Сендрин они показались танцорами, их движения были исполнены балетной грации. На других рисунках изображения людей сочетались с изображениями диких животных, прорисованных более детально. Так, Сендрин обнаружила носорога, обозначенного черным контуром весьма реалистично. В другом месте она увидела собаку или шакала, стоявшего в конце ряда танцующих людей. Только присмотревшись, она поняла, что это, скорее всего, гиена. Ряд фигур представлял собой изображение различных стадий превращения человека в животное. Сендрин заметила, что Кваббо внимательно наблюдал за ней, но он не воспользовался случаем поговорить об участи ребенка, которого она доверила ему в Виндхуке. Впервые за много недель она спросила себя, жив ли еще этот малыш.