Богоубийца
Шрифт:
Проход на второе испытание пролегал через узкий и ничем не освещенный коридор за открывшейся дверью. Они вошли в практически осязаемую темноту, вокруг не было ничего знакомого. Повсюду, куда ни смотри, тьма была усыпана крохотными мерцающими точками, напоминающими звезды на ночном небе. Некоторые из них образовывали скопления спиральной формы. Создавалось ощущение, будто они шли по космосу. Завораживающие виды колоссальных просторов с мириадами светил никого не оставили равнодушным.
Вскоре они прошли весь коридор. Место второго испытания ничем не отличалось от предыдущего: те же голые стены и совершенно пустая просторная
Когда все члены группы зашли в зал, дверь за ними сразу же исчезла, превратившись в обычную стену. Долгое время абсолютно ничего не происходило. Дух-стражник куда-то запропастился и не спешил с очередными вопросами. От подобного развития события некоторые начали волноваться, ощущая себя навеки запертыми в черт знает где. Замкнутое пространство давило. Алистер ходил весь взвинченный и волком вглядывался во тьму, ожидая опасности в любой момент. Внезапный огненный шар от Морриган с ревом пролетел через всю комнату и ничуть не осветил темень второй половины зала, что было очень странно. Огненный шар будто бы исчез сразу же, едва достигнув границы света и тени.
— Эй, ты чуть меня не подпалила!
— Как жаль…
— Тссс! — начало перепалки ведьмы и бывшего храмовника остановил голос Ильмы. — Я что-то слышу.
Все навострили уши.
«Что это было?», — раздался по залу странный и шипящий звук.
Застывшая на месте группа стояла, не делая никаких движений. Каждый обменивался друг с другом невербальными вопросами с помощью взглядов. Вскоре отчетливо раздались чьи-то шаги в темной стороне зала.
«Что на этот раз?», — находилась вся в предвкушении Ильма, в то время, как её спутники не разделяли её ожиданий.
«Чую опасность…», — Алдуин выглядела полной противоположностью бретонки.
«Андрасте… Это вы? Скажите, что это вы!», — успокаивал себя всевозможным образом Алистер.
«Завеса…», — определенной мысли в голове у ведьмы не было.
Все кроме Сентинел, как подобает нормальным людям, инстинктивно ощущали тревогу и исходящую опасность. Чувство страха постепенно подкрадывалось всё ближе и ближе. Цепкими когтями вгрызаясь под кожу без особых на то видимых причин. Каждый чувствовал, как некто незримо наблюдал с темноты — некто могущественный и с явным недобрым намерением. К четверке странников, полностью готовых встретить недруга, вышли в свет четыре бесформенных существа.
Нет, они скорее всплыли из черной жидкости. Существа постепенно приобретали формы на глазах у ошеломленных зрелищем людей. Наконец, они превратились в обычных людей, но вместо человеческих глаз стояла черная зияющая пустота, от одного вида которой мурашки бегали по коже и холод сковывал душу. Каждое существо встало напротив одного из пришедших. Перед Алистером предстала молодая девушка с длинной косой и в простеньком платье. Она была на голову ниже молодого стража, но смотрела на него с нескрываемой ненавистью и холодом. С юного личика девчонки с веснушками под пустотами не сходила ехидная мерзкая ухмылка.
— Андрасте… — прошептал в ужасе Алистер. — С-сестра?!
— Здравствуй, дочь моя, — произнесла статная женщина в изящном платье перед Ильмой.
Бретонка ни с чем бы не спутала этот голос — родной голос матери. При всем желании она не смогла поднять руку на неё. И совсем неважно, даже если это была и не она. Просто, её что-то останавливало изнутри. Лицо её матери расплылось в жутком оскале.
Началось второе испытание.
Каждый личный демон был скорее судьей. Они обвиняли их во всех их грехах, сокрытых где-то глубоко в душе у каждого, вытаскивая наружу их потаенные страхи. Флемет обвиняла Морриган в слабости, в том, что она всегда была слабым ребенком, чуть что прыгающим за мамину юбку, и никогда не станет сильной, никогда не получит столь желанную свободу. Это испытание, пожалуй, стало сложнейшим из всех. Слышать и видеть образ самого дорогого тебе человека, который осуждает или обвиняет тебя с таким ядом в голосе. Для многих — это самая настоящая пытка, которая хуже любых физических страданий.
— Зачем ты сбежала от меня, дочь моя? — обращалась к Ильме старшая Сентинел. — Молчишь? Хочешь я скажу? Ты всегда боялась ответственности! Ты только и делаешь, что вредишь окружающим тебя людям! Неблагодарная, несуразная! От тебя всегда было столько проблем! Ты бросишь всех, когда тебе это надоест! И хочешь, я открою тебе секрет? Ну не строй мне удивленные глаза, ты сама уже наверняка догадывалась об этом и не хотела признавать, да?
— Э-это не так!
— Тогда, скажи мне, почему ты так не похожа на свою мать и не видела отца…
— Заткнись… — еле смогла ответить Ильма.
— Ты ведь знаешь, кто ты? Нет, что ты такое? ТЫ ЛИШЬ ОШИБКА! НИКОМУ НЕ НУЖНАЯ ОШИБКА!
Поток оскорблений и обвинений из уст самой дорогой для сердца бретонки человека не прекращался ни на секунду. Сперва Ильма держалась очень спокойно, пропуская её слова сквозь уши, но с каждым едким словом, пропитанной желчью и ядом, становилось больно где-то внутри. Будто что-то начиналось сыпаться.
— ЕСЛИ БЫ ТЕБЯ НИКОГДА НЕ БЫЛО, Я БЫЛА БЫ СЧАСТЛИВА! ВСЕ БЫЛИ СЧАСТЛИВЫ! ВСЕ БЫЛИ БЫ ЖИВЫ! — последние слова пронеслись эхом в голове бретонки, камнем осев глубоко в душе.
Она вспомнила смерть, много смертей, которых она была свидетельницей и не только. Слышать подобное от любимой матери было подобно раскаленному ножу, воткнутому прямо в сердце. Нет, хуже. Намного хуже. За многие годы, если не сказать за все, в этот раз Ильма не смогла сдержать слезу.
— Я… знаю…
Все находились взаперти собственных дум. В действительности же в зале никого помимо них не было. Несколько мгновений спустя они вышли из ступора. Невозможно было сказать, кому было хуже всех. После всех видений существа исчезли. В зале повисло глубокое молчание. Постепенно исчезла темнота и отворились врата.
— Т-так, что там дальше? — первой подала голос бретонка. Ильма попыталась вернуть себе прежний боевой настрой, но её ослабший голос выдал её с потрохами, да и мокрые глаза доходчиво всё объясняли и без слов.