Боль (сборник)

Целыми днями я ходил из угла в угол. Брал вещи, гладил их руками и нюхал, нюхал, нюхал. Походив, ложился раздетым в постель, укутывался в простыни и упивался ее запахом.

Вставал. Опять ходил.

Опять ложился.

Опять вставал.

Мысли мои были безумны.

Но даже в этом безумии я понимал, что запах исчезает. И когда-нибудь он все же исчезнет. Навсегда.

Исчезнет, исчезнет, исчезнет…

Что мне делать? Я метался по комнате, как зверь, запертый в клетке.

Я понимал, что мне надо выйти и продолжить ее поиск.

И в то же время я понимал, что если выйду, то запах ее может исчезнуть… Исчезнуть очень быстро, буквально через несколько часов.

Или минут.

Или секунд.

Или моментально. В один миг.

И тогда я не найду ее никогда.

И тогда я потеряю ее навсегда.

У меня исчезнет сама возможность опознать ее.

От этих мыслей я стал близок к самоубийству.

И когда я уже решил, что все, надо умирать, умирать вместе с ее запахом, в дверь позвонили.

Я дошел, спотыкаясь, до двери.

Посмотрел в глазок.

Там стояла женщина.

Я резко распахнул дверь.

Она.

Это была она.

– Ты? – спросил я ее.

– Я. Я пришла за своим запахом.

– Проходи, – хитро сказал ей я.

А сам подумал: «Нет, дорогая, я тебе не отдам твой запах. Он останется со мной».

Она прошла.

Но почему-то сразу на кухню.

Я увидел, как она подошла к газовой вытяжке и стала ее прочищать.

– А, – взбесился я, – ты хочешь похитить мой, твой, наш запах. Нет, не выйдет.

Кухонный нож был под рукой. Один взмах и она, вскрикнув, упала на пол.

– Все, – облегченно вздохнул я. – Теперь я навсегда оставлю ее запах с собой.

Я приложил ухо к ее сердцу. Оно не билось.

«Жалко, – подумал я. – Но ничего, запах-то ее не умер».

И, бережно подняв на руки, я отнес ее из кухни в постель.

Положил тело на кровать и осторожно накрыл простыней, на которой она лежала еще в ту нашу ночь.

Теперь мы спали вместе.

Я наслаждался ее запахом.

Через два дня мне опять позвонили в дверь.

Я подошел к двери и посмотрел в глазок.

Там опять стояла женщина.

Я распахнул дверь. У порога стояла она.

Она протянула мне бумажку со словами:

– Я пришла за моим запахом. Вот документ, что этот запах мой. Он принадлежит мне. Распишись, что ты предупрежден об этом.

– Заходи, – хитро сказал я. – Я только сейчас ручку возьму.

Шмыгнул на кухню, но там взял не ручку, а нож. Ножом снизу ударил ее в живот. Она закричала:

– Отдай мой запах!

Я ударил ее еще раз.

Она упала. Я закрыл входную дверь. Постоял немного и наклонился послушать, дышит она или нет. Она уже не дышала.

«Хм, – подумал я. – Почему же их две?»

«Ну две, так две», – решил я. И отнес ее тоже на кровать. Хотя сам подумал: «Если так и дальше пойдет, то скоро места на кровати не хватит».

Но зато запаха стало больше.

Потом еще больше.

И дошло до того, что меня от него уже тошнило, и я решил им поделиться с соседями и прохожими.

Открыл форточки и даже входную дверь.

Когда сосед Пал Палыч спросил меня:

– Чем это у тебя из квартиры пахнет?

Я ему ответил:

– Это пахнет моими любимыми девушками. Заходи, понюхай.

– Да нет, – ответил он. – Как-нибудь в другой раз.

И заспешил куда-то.

Потом пришли люди и в форме, и в штатском, и даже в белых халатах, говорили о каких-то пропавших женщинах с почты и из горгаза. И зачем-то хотели забрать моих девушек и мой, их, наш запах.

Я не давал.

Но со мной поступили грубо.

Отобрали нож.

Потом меня связали и, запихав в машину, увезли куда-то.

И теперь меня держат связанным какой-то длинной рубашкой.

Издеваются надо мной. Бьют.

Напускают на меня разных чужих запахов, от которых мне становится плохо.

А так хочется, чтобы было хорошо. Как тогда, в тот миг нашего знакомства.

Ивана

Быть потомком гения и приятно, и тяжело.

С одной стороны, раз ты потомок, значит и в тебе есть что-то гениальное.

Это приятно.

А с другой стороны, все смотрят на тебя и ничего гениального в тебе не видят.

Это тяжело.

Когда я, потомок Федора Михайловича Достоевского, познакомился с этой девочкой, мне уже шел шестой десяток. Я был женат, причем единожды, у меня была дочь, внук и два инфаркта.

Эта девочка приехала ко мне в Томск из Сочи со странным именем и желанием.

Звали ее Ивана (ударение на первой букве), а хотела она ни много ни мало, родить от меня ребенка – потомка Достоевского. Не важно кого, мальчика или девочку. Главное, родить от меня.

Она откуда-то узнала мой телефонный номер, позвонила мне прямо с вокзала, представилась, сказала кто она, сколько ей лет и попросила о встрече, заинтриговав меня каким-то важным сообщением с глазу на глаз.

И, хотя я уже давно не живу приключениями, меня этот звонок заинтриговал. Тем более в молодости я бывал в Сочи, а тут еще по телевидению то и дело идут сериалы о внебрачных детях.

Ну как тут не пойти. Я и пошел.

В нашем городе еще было прохладно, и люди были одеты тепло. Поэтому эта милая полураздетая девочка с южным загаром была очень заметна в серых стенах железнодорожного вокзала.

Даже очень заметна.

А она вела себя естественно, непринужденно и свободно, не замечая любопытных взглядов.

И я ее сразу узнал.

А она меня нет.

Я даже немного заробел подходить к ней. И даже решил уйти. Но она, видимо почувствовав это мое желание, прямо впилась в меня своими глазами.

Сколько в них было энергии.

И я к ней подошел и представился.

Она тут же выложила мне зачем приехала, что знает, что я женат и что у меня есть внук. Но она не может ждать так долго, пока внук вырастет (ему было полтора года). Мир нуждается в новом гении, и мы обязаны…