Боль в твоем сердце
Шрифт:
Все, что человек делает, он делает – в смысле духовном – только для себя, тогда как в земном смысле – как для себя, так и для других. Раб в земном смысле делает все для других, однако в духовном – все же только для себя. Человек, который считает, что он должен делать потому, что никто другой не делает, превращает себя в раба. Принуждение вызывает протест. Если человек, страдающий от чужого принуждения, открыто выражает свой протест, это рождает насилие. А кто страдает от собственного принуждения, тот оставляет протест при себе, но насилием его не именует.
За работой всегда следует результат. Честь и слава за ожидаемый результат неизменно
Знанию «если не сделаю я, не сделает никто» неизменно сопутствует недоверие. Недоверие есть самозащита – стресс, от которого человек запирается в себе.
Недоверие в отношении дел являет собой стресс привратника желудка, который вызывает спазм привратника вплоть до полной закупорки. Например, если беременная женщина никому и ничему не доверяет, то у ее ребенка может развиться такое состояние привратника, что и капля воды не пройдет. В этом случае необходима безотлагательная операция, иначе ребенок погибнет.
Холодная учтивость, безучастный совет, сдержанная деликатность – все это формы самозащиты и недоверия. Недоверие – это страх довериться. Чего человек боится, то к себе и притягивает. Этим страхом Вы притягиваете к себе тех, кого не надо, и они злостно злоупотребляют Вашим доверием. Кто просто передает сказанное Вами другим, кто добавляет что-то от себя, кто полностью перевирает Ваши слова, кто пользуется полученной информацией в корыстных целях, кто предает. В любом случае, если Вы желаете кому-то доверять, то потом Вы будете раскаиваться, и рано или поздно Вас посетит мысль, что доверять никому нельзя. Доверять нужно. Если верите, то и доверяйте, но покуда Вас одолевают страхи, Вы лишь желаете верить и доверять.
Доверять хочется, ибо человек в этом мире живет не один. Хочется делиться своими радостями и заботами, а если заботы никого не интересуют, то хотя бы одними радостями. Но когда Вы начинаете делиться, сразу замечаете, что спровоцировали чью-то зависть. Вы ощущаете себя несчастным, поскольку у Вас нет ничего, чему можно было бы позавидовать, однако завидуют. Почему так происходит? Потому что Вы искренне желаете быть честным. Желаете, но не задумываетесь о том, нужно ли Вам это, нужно ли именно в данный момент, нужно ли в компании именно этих людей.
Желание быть честным рождает желание откровенничать. Откровенность являет собой постижение окружающего мира чувствами. Чувствами руководствуются в физическом мире, где принято все оценивать. И если человек желает быть хорошим, он выставляет напоказ свои достоинства, а недостатки прячет. Желание быть честным непременно выражается в виде косметического дефекта либо кожного заболевания.
Чем сильнее человек желает откровенничать, тем сильнее он желает на самом деле облегчить
свою душу, показать, что там скрывается, и тем самым продемонстрировать свою честность. Чем эмоциональнее откровения человека, тем хуже он помнит, о чем говорил.Изливая душу, человек обычно наговаривает на себя, сгущает краски, чтобы за свое признание получить у слушателей добавочный балл – и получает. Позже выясняется, что Ваши откровения стали общественным достоянием, будучи искаженными до неузнаваемости. Вы зализываете свои раны и думаете, что пострадали из-за собственной доверчивости, чем укрепляете свое недоверие. Доверие и откровенность – это две противоположности, составляющие единое целое.
Недоверие современного человека обретает невероятные масштабы, можно сказать, оно стало тотальным. С этим мне приходится сталкиваться изо дня в день, и я вижу, как оно мешает человеку исцелиться или поправиться. Иной готов скорее умереть, чем поговорить с родителями, но без разговора с родителями на душе легче не станет. Говорить же с родителями невозможно, ибо их непонимание оборачивается обвинениями. Что с того, что ребенок и не помышлял их обвинять. Мне об этом рассказывать не нужно, ибо я сама рассказываю о стрессах, живущих в человеке. Если они очень болезненные или странные, тогда я спрашиваю, правильно ли я вижу, и человек обычно открывается передо мной.
Иному родителю даже после смерти ребенка нельзя сказать того, в чем ребенок мне доверился, хоть это и следовало бы сделать. Поэтому иные тайны так и остаются навсегда тайнами. Бывают и прямо противоположные ситуации – родитель не смеет раскрыть свои мысли ребенку, поскольку знает, что его ждет суровое осуждение. Люди не смеют делиться даже прекрасными, трогательными воспоминаниями. Если я говорю пациенту: «Ваш ребенок отзывался о Вас теплыми, добрыми словами», тот сразу вскидывается: «Как это – говорил? Я об этом ничего не знаю». Говорить можно тому, кто воспринимает сказанное беспристрастно, не давая никому оценок, не делит людей на основе сказанного на хороших и плохих.
Меня тоже не обошли стороной трагедии, связанные с недоверием. Многие, кому я разъясняю сущность их стрессов, не понимают, что речь идет об их собственных стрессах, иначе говоря, об их плохом отношении к кому-то или чему-то. Поскольку человек состоит из своих родителей, а отношения с родителями у большинства не в порядке, я рассказываю о том, как стресс влияет на отношение к родителям. Если человек отпускает этот стресс на свободу, то осознает, сколь превратно он понимал своих родителей, и отношения выправляются. Точно так же, сидя на своей кочке, человек оценивает супруга и детей.
Мне без конца приходится повторять, что плох не сам человек, а наше мнение о нем. В пылу доверительности и самолюбования мои пациенты не думают о том, что, если магнитофонную запись нашей беседы давать слушать другим, люди узнают о плохом отношении, которое человек до сих пор скрывал. Владельца записи причислят к разряду плохих людей. Бывает, что пациент тиражирует материал, составляющий его неусвоенный урок, для всех, кто упоминается на пленке, а значит, с кем у него проблемы и с кем он проблемы хотел бы решить. Это значит, что владелец пленки раскрывает свое отрицательное отношение самому объекту данного отношения, не подозревая о том, что тем самым скрытая злоба превращается в открытую. Объект слушает записанное на пленку нелицеприятное мнение о себе и преисполняется праведным гневом.