Боль
Шрифт:
Внезапно он почувствовал, что кто-то ласково гладит его по волосам. Адриан вздрогнул и поднял голову. На скамейке сидела мисс Эйлин. Он не слышал её шагов. Она появилась тут, как призрак: тихо и внезапно, будто бы явилась, как видение.
— Ты плачешь? — спросила девушка.
Но он не сразу нашёлся что ответить — ему было стыдно.
— Нет.
— Не обращай внимания на слова этой женщины!
Ему было жаль проститутку. Он-то прекрасно понимал каково это — не принадлежать самому себе! Но всё-таки какая-никакая свобода у неё имелась. Ее горький поцелуй на его губах стал милостыней…
Девушка опустилась рядом с ним:
— Не пойму, почему тебя это так взволновало… Ну, мало ли кто что говорит?
Почему эта ситуация взволновало лично её, она, конечно, знала, но вряд ли согласилась бы озвучить. А он? Это, несомненно, было высшей наглостью с его стороны, но ему хотелось побыть одному. Но разве раб имеет на это право в тот момент, когда с ним говорит кто-то из господ?
— Я не знаю… — тихо ответил он.
— А кто же знает? — улыбнулась девушка
Адриан понял, что снова хочет ответить: «Я не знаю», и чуть не улыбнулся, но сдержался.
— Э-э-э-эйлин! — вдруг раздался пьяный крик.
Это Фил, высунувшись в окно, орал на всю округу. Эйлин и Адриан вздрогнули. Невольно переглянулись и засмеялись. Но юноша, как всегда, быстро спохватился и перестал — для него смеяться над господами было непозволительным. Нечаянно, а может быть, и нет, она дотронулась до его руки. Снова воцарилось молчание. Фил, сам того не зная, разрядил кому-то обстановку, но ненадолго.
— Адриан, а может, дело в…поцелуе? Может, тебя задело, что эта женщина лёгкого поведения тебя целовала?
Он удивлённо посмотрел на госпожу. Ему, конечно же, было жаль проститутку, но против своей воли целоваться с кем бы там ни было не горел желанием. А просто дело всё равно не в этом. Адриан не считал, что «леди» осквернила его, очернила… Дело было в кое-чем ещё, помимо этого… Он впервые задумался о том, каково это — быть свободным, и быть кем-то больше, чем вещь.
— Нет, не в поцелуе… Если честно, я про него даже давно забыл…
— Ещё скажи, что тебе понравилось, — сказала Эйлин, и в голосе у неё прозвучала обида, — что жалеешь, что её выгнали, и что вообще целиком и полностью поддерживаешь Фила!
— Я не имею никакого права лезть в дела своих господ и вставать на чью-то сторону… Это меня совершенно не касается…
— Она тебя целовала, а тебя это не касается?! — Эйлин вскочила с земли, голос её почти сорвался на крик. — Что же, она только воздух целовала, не прикасаясь к твоим губам?!
Если бы Адриан родился и вырос свободным белым человеком, то мог бы ответить девушке примерно так: «А твоё какое дело, кто и как меня целует?», но, конечно же, ему и мысли такой не пришло, что так можно сказать. Вместо этого он искренне удивился словам леди и задумался, а, собственно, каким местом его касаются семейные ссоры хозяев, и пришёл к выводу, что ни каким.
Эйлин снова опустилась на траву рядом с ним.
— Прости, что накричала. Я сама не своя от поступка Фила… Мне хотелось, чтобы кто-то поддержал меня.
Он задумался, опустив голову и отведя от хозяйки взгляд. Она хочет, чтобы её поддержали… Адриан тихо произнёс:
— Я не имею права
судить господина, но, мне кажется, это было некрасиво с его стороны…Эйлин улыбнулась, глаза защипало от подступивших слез. Она накрыла ладонью его руку и тихо прошептала:
— Спасибо тебе…
Но внезапно раздался голос Констанции:
— Эйлин, дорогая! Ты где?!
— Ой, мама зовёт… — Эйлин вздрогнула. — Я побежала…
Она тихо покинула розовый сад, прокралась в тени среди деревьев и побежала к дому с совсем другой стороны, ни с той, где минутой ранее находилась на самом деле.
— Мамочка! Я тут!
— Дорогая! Мы тебя потеряли!
— Да я тут была… Гуляла по парку…
— Эйлин… — раздался пьяный голос Фила.
Молодой человек выбежал с террасы, упал перед ней на колени, схватил руки и заплакал:
— Эйлин, моя богиня, прости меня… Я повёл себя отвратительно и некрасиво! Клянусь жизнью, этого больше никогда не повторится…
— Фил, хватит! Встань! Хорошо, я тебя прощаю! Иди, проспись.
— О, принцесса моя!
— А где же этот мальчишка? — неожиданно спросила Конни.
— Какой? — удивилась дочь.
— Ну, Адриан…
— Понятия не имею. Откуда же мне знать? Либо домой пошёл, в лачугу, либо в розовом саду сидит. Он его любит.
— В розовом саду? Ишь что! Принц нашёлся! — почему-то улыбнулась мать.
— Вот ты где! — внезапно раздался голос госпожи Констанции. — А ты чего на земле сидишь, а ни на скамейке? Тебе на господскую мебель запрещено садиться, а сюда-то можно! Вставай!
Адриан поднялся с земли.
— Простите…
— Ты руки мыл, умывался? Невесть кто до тебя дотрагивается! Вдруг она чахоточная какая?! Доиграешься! Поймаешь заразу! — Констанция говорила так, будто бы он сам проститутку привёл. — Заболеешь, кто тебя лечить будет? Мы не будем с тобой мучиться! Пристрелим как старую кобылу, и всё! А как можно такую красоту пристреливать? Пошли! — женщина толкнула его по плечу. — Пошли! Я проконтролирую! Ещё переоденешься, а эту одежду сожжём от греха подальше!
Констанция страшно боялась всего рода заразы, а «леди», которую привёл Фил, считала ну, уж очень подозрительной личностью на этот счёт. Женщина даже о рабе решила позаботиться, но не потому, что очень беспокоилась именно за него, а потому, что боялась за безопасность поместья, а то перезаражает всех. Нет, то, что проститутка дотрагивалась до юноши, это ещё не значит, что он подхватил заразу, но на всякий случай не помешает всё проконтролировать. А иначе Конни спать не сможет! Хотя… Может, было что-то ещё… Но это покажет время.
В отдельном помещении для слуг госпожа самолично стояла рядом с Адрианом с палкой, периодически этой палкой нагибая его над умывальником, думая, что от этого юный раб станет чище. Помучив его так чуть ли не час, хозяйка дала ему новый комплект одежды, в точности такой же, какой был на нём, велела переодеться и вышла.
Констанция вскоре вернулась, минут через пять.
— Ничего не зудит? Нигде не ломит? Ничего не болит? — спросила она.
Нет. Спасибо вам, госпожа.
— Что бы ты делал? — и неожиданно ударила его сзади по шее не больно, но грубо. — Пошли! Мучаюсь я тут с тобой! Бессовестный, хоть бы спасибо сказал!