Болид

Существование некой миссис Дин Форсайт могло бы усложнить положение дел и даже вызвать достойные сожаления сцены. Но, как известно, такой дамы в природе просто не было, поскольку тот, кто мог бы на ней жениться, остался холостяком и даже в мыслях не имел ни малейшего желания вступать в брак. Итак, никакой супруги, готовой встать на сторону супруга, не было, а следовательно, имелись все шансы, что ссора между двумя астрономами-любителями могла закончиться скорейшим примирением.

Безусловно, во второй семье существовала миссис Флора Хадлсон. Однако она была чудесной женщиной, чудесной матерью, чудесной хозяйкой, обладавшей от природы миролюбивым характером, не способной отпускать непристойности в чей-либо адрес, не прибегающей на завтрак к клевете, а на обед — к злословию, как это делает столько дам, принадлежащих к самому изысканному обществу Старого и Нового Света. Столь образцовая супруга всеми силами стремилась успокоить мужа, когда он возвращался, пылая гневом, после спора со своим ближайшим другом Форсайтом.

Следует сказать, что миссис Хадлсон находила вполне естественным, что мистер Хадлсон занимается астрономией, что парит в высоких небесных сферах, при условии, что он спускается вниз, когда она просит его спуститься. Впрочем, в отличие от добрейшей Митс, которая пилила своего хозяина, миссис Хадлсон совсем не досаждала мужу. Она терпеливо ждала, если он задерживался к трапезе или не успевал собраться в гости. Никогда не ворчала и даже умудрялась сохранять блюда подогретыми. Не стремилась прервать его думы, если он погружался в себя. Она тоже беспокоилась о его работе и умела обратиться к нему с ободряющим словом, когда он казался взволнованным из-за какого-нибудь открытия и блуждал в бесконечных пространствах, будучи не в состоянии отыскать дорогу домой.

Вот какую жену мы желаем всем мужьям, особенно если они увлекаются астрономией.

Старшая дочь, очаровательная Дженни, обещала пойти по стопам матери и следовать теми же путями существования. Разумеется, Фрэнсису Гордону было суждено превратиться в самого счастливого из мужчин, после того как он женится на Дженни Хадлсон. Не желая унизить американских барышень, позволим себе сказать, что во всей Америке не сыскать более очаровательной, более привлекательной девушки, соединившей в себе самые совершенные человеческие качества. Это была любезная блондинка с голубыми глазами, свежим цветом лица, очаровательными ручками и ножками, прелестного сложения, наделенная не только изяществом, но и скромностью, не только добротой, но и умом. Фрэнсис Гордон ценил ее не меньше, чем она ценила Фрэнсиса Гордона. Впрочем, племянник мистера Дина Форсайта пользовался дружбой и симпатией всей семьи Хадлсон. Подобное обстоятельство незамедлительно привело к предложению руки и сердца, которое было принято другой стороной. Ведь юные будущие новобрачные были просто созданы друг для друга! Дженни, наряду с наследственными достоинствами, должна была принести в семью благополучие. Что касается Фрэнсиса Гордона, то он будет обеспечен дядей, чье состояние в один прекрасный день отойдет ему. Однако оставим в покое перспективы наследования. Речь шла не об уже обеспеченном будущем, а о настоящем, где имелись все условия для счастья.

Итак, Фрэнсис Гордон приходился женихом Дженни Хадлсон, а Дженни Хадлсон была невестой Фрэнсиса Гордона. День бракосочетания предстояло наметить в самое ближайшее время; как предполагалось, сам обряд венчания будет совершен преподобным О’Гартом в соборе Святого Андрея, главной церкви благословенного города Уэйстона.

Можете не сомневаться: церемония бракосочетания соберет толпы народа, поскольку оба семейства пользовались уважением, равным только их респектабельности. Можете также быть уверены, что в тот день самой веселой, самой живой и самой беззаботной будет малышка Лу, подружка на свадьбе любимой старшей сестры. Барышне еще не исполнилось пятнадцати лет, и она имела право быть настолько юной, насколько это возможно. Все баловали, все любили ее. Она была воплощением вечного двигателя, который ученые мужи вряд ли смогут найти где-либо еще, кроме как у подобных созданий. Немного шаловливая, всегда находившая неожиданные ответы, она, нисколько не смущаясь, подсмеивалась над «папиными планетами»! Но ей все прощалось, все сходило с рук. Доктор Хадлсон первым начинал смеяться и наказывал дочь не иначе, как целуя ее в румяные щеки.

В сущности, мистер Хадлсон был славным человеком, хотя столь же упрямым, сколь и обидчивым. За исключением Лу, на безобидные проказы которой он не обращал внимания, все были вынуждены считаться с его увлечениями и привычками. Одержимый исследованием неба, упрямый в том, что касалось доказательств, ревностно оберегавший открытия, которые уже сделал или намеревался сделать в ближайшее время, он расценивал своего друга Дина Форсайта как соперника и порой вступал с ним в нескончаемые споры относительно того или иного метеора. Два охотника, рыскавшие на одном и том же охотничьем угодье и спорившие при поддержке ружейных выстрелов! Сколько раз споры приводили к охлаждению отношений, что могло бы закончиться ссорой, если бы славная миссис Хадлсон не развеивала сгущающиеся тучи! Ей в этом активно помогали обе дочери и Фрэнсис Гордон. Впрочем, когда брак теснее свяжет эти семьи, случайные грозы станут менее опасными и, кто знает, возможно, оба любителя, сплоченные сотрудничеством в серьезном деле, сообща продолжат вести астрономические исследования. И тогда начнут поровну делить дичь, обнаруженную, если не сказать убитую, на широких полях космического пространства.

Следует отметить, что наряду с метеорологией [27] мистер Стэнли Хадлсон [28] занимался статистикой — совершенно особенной, связанной с преступностью статистикой, иные показатели которой подчинялись, согласно мнению самых авторитетных ученых, термометрическим и барометрическим колебаниям. Со всей присущей ему скрупулезностью доктор Хадлсон старался выявить эту зависимость. Составляя графики преступлений, он не пренебрегал ничем, что могло бы позволить ему как можно точнее отразить в них все данные. Он вел регулярную переписку с мистером Линноем, директором метеорологической службы Иллинойса, [29] которому поверял сделанные им лично наблюдения. Ему не приходилось вступать в пререкания, поскольку при полном согласии ученого из Чикаго он утверждал, что «рост преступности связан с повышением температуры, если не ежедневной, то ежемесячной, сезонной и годовой». Если верить его наблюдениям, то уровень преступности немного повышался в ясную погоду и немного понижался в туманные дни. Отсутствие жары, особенно в зимние месяцы, и чрезмерные дожди летом, похоже, совпадали с уменьшением численности покушений на собственность и людей. Наконец, этот показатель также падал, если начинал дуть северо-восточный ветер. Более того, представлялось, что три метеорологические кривые сумасшествия, самоубийств и преступлений довольно точно пересекаются при одних и тех же погодных и температурных условиях.

27

Верн использует слово «метеорология» (фр. m'et'eorologie) в значении «наука о метеорах». В науке к тому времени метеорологии была уже отдана совсем другая область исследований, хорошо известная современному читателю. Наука о метеорах называется метеоритикой.

28

Здесь доктор Сидни Хадлсон назван Стэнли. Свое первоначальное имя он обретет, да и то с перерывами, только в четвертой, восьмой и девятой главах. (Примеч. фр. изд.)

29

Иллинойс — штат на Среднем Западе США, между рекой Миссисипи и озером Мичиган. Крупнейший город штата — Чикаго.

Да, доктор Хадлсон оставался рьяным сторонником этих забавных теорий. Что касается преступности и шансов пасть ее жертвой, то он советовал принимать как можно больше мер предосторожности в «преступные месяцы». И именно поэтому насмешница Лу старательно запирала свою комнатку на замок, когда стояла сильная жара, великая сушь или ветер дул с недоброй стороны.

Дом доктора Хадлсона считался одним из самых уютных: поистине лучшего расположения невозможно было сыскать во всем Уэйстоне. Этот миленький особнячок под номером 27/1 по Моррис-стрит находился как раз посредине улицы, между двором и садом с прекрасными деревьями и зелеными лужайками. Особняк представлял собой двухэтажное здание с семью окнами на фасаде. С левой стороны над высокой кровлей возвышался своеобразный донжон [30] квадратной формы, достигавший в высоту метров тридцати и заканчивавшийся площадкой, обнесенной перилами. В одном из углов стояла мачта, на которой в воскресные и праздничные дни взвивался флаг Соединенных Штатов Америки, украшенный пятьюдесятью одной звездой. [31]

30

Донжон — в средневековой архитектуре самая высокая башня в крепости, нередко становившаяся последним оплотом оборонявшихся; часто эта башня располагалась в цитадели.

31

В год написания романа в США было 45 штатов, а следовательно, на федеральном флаге красовалось только 45 звезд.

Верхняя комната донжона была переделана под обсерваторию. Именно здесь доктор работал со своими приборами, зрительными трубами и телескопами, только в ясные ночи он переносил их на террасу, откуда объективы могли без всяких помех блуждать по небесному своду. Но именно там доктор и подхватывал самую жестокую простуду, пренебрегая советами миссис Хадлсон.

— В конце концов папа заразит свои планеты! — любила повторять мисс Лу. — Этот насморк так легко передается!

Однако доктор не желал ничего слышать и порой не считался даже с морозами в семь-восемь градусов ниже нуля, если небосклон представал во всей своей чистоте. Следует отметить, что из обсерватории дома по Моррис-стрит можно было без труда разглядеть башню на Элизабет-стрит. [32] Между ними не располагалось ни одного здания, ни одно дерево не закрывало их друг от друга своими раскидистыми ветвями. Только полумиля разделяла кварталы, в которых возвышались эти сооружения. Для того чтобы без труда рассмотреть лиц, находившихся в башне или донжоне, не стоило прибегать к мощному телескопу, достаточно было воспользоваться обыкновенным биноклем. Безусловно, Дину Форсайту было не до того, чтобы подглядывать за Стэнли Хадлсоном, а Стэнли Хадлсон не собирался терять время, уставившись на Дина Форсайта. Их взоры были устремлены гораздо выше и не обращались к земным объектам. Но было вполне естественно, что Фрэнсис Гордон стремился увидеть, не стоит ли на площадке Дженни Хадлсон. Очень часто их глаза, прильнувшие к биноклям, вели между собой беседу. Полагаю, что в этом не было ничего зазорного.

32

Отныне дома астрономов будут располагаться на Элизабет-стрит и Моррис-стрит. В Гренландии есть мыс Моррис. (Примеч. фр. изд.)

Безусловно, было бы проще установить между домами телеграфную или телефонную связь. Провод, протянутый от донжона к башне, сделал бы беседы более приятными. По меньшей мере беседы Фрэнсиса Гордона с Дженни и Дженни с Фрэнсисом Гордоном. И нет никаких сомнений, что малышка Лу подчас вела бы свою партию, превращая дуэт в трио. Однако Дин Форсайт и доктор Хадлсон не испытывали ни малейшего желания обмениваться сообщениями или быть потревоженными во время астрономических наблюдений. Поэтому проводное сообщение так и оставалось в проекте. Возможно, когда жених и невеста станут законными супругами, эта мечта все-таки осуществится… После матримониальной связи появится связь электрическая, призванная еще теснее сплотить оба семейства.

В тот день после полудня Фрэнсис Гордон отправился, как всегда, с визитом к миссис Хадлсон и ее дочерям. Его приняли в гостиной на первом этаже — словно он был, если позволено так выразиться, хозяйским сыном. Пусть он еще не стал мужем Дженни, но Лу хотела, чтобы он уже был ее братом. А то, что эта девочка вбивала себе в голову, прочно там застревало.

Читатель не удивится, узнав, что доктор Хадлсон замуровался в донжоне. Он [заперся] там с четырех часов утра. Опоздав, как и Дин Форсайт, на завтрак, он стремительно бросился обратно на площадку в тот самый момент, когда с южной стороны солнце начало вновь проглядывать из-за туч — опять-таки как мистер Дин Форсайт. Не менее взволнованный, чем тот, он, казалось, и не думал спускаться.

А ведь без него было невозможно решить важный вопрос, вынесенный на всеобщее обсуждение.

— О! — закричала Лу, едва молодой человек переступил порог гостиной. — А вот и господин Фрэнсис! Неизменный господин Фрэнсис! И я задаю себе вопрос: что же такого сделал господин Фрэнсис?.. Поскольку все замечают только его!

Сначала Фрэнсис Гордон пожал руку, которую ему протянула радушно улыбающаяся Дженни, а затем поклонился миссис Хадлсон. Вместо ответа Лу он заставил ее щеки залиться румянцем, запечатлев на них поцелуй.