Больные вещи

После этого он подвергался многочисленным нападениям со стороны... самых разных существ из пределов своего собственного предательского тела. Лишь в конце войны, непосредственно перед капитуляцией конфедератов при Аппоматтоксе, Квентин получил письмо от своего старшего брата Тревора, в котором сообщалось об ужасном проклятии, наложенном на тех, кому посчастливилось разделить фамилию Деверo.

Квентин погнал своего коня вперед, мимо покинутых хижин рабов, к полуразрушенной конюшне. Старый негр по имени Перси взял вожжи, когда он спешился. Перси был последним, кто остался на сахарной плантации Деверo. Он был свободным человеком, но предпочел остаться из соображений удобства и лояльности, которые другие не испытывали к своим бывшим хозяевам. Он с любопытством посмотрел на юного Квентина, прежде чем отвести лошадь в стойло.

– У тебя кровь, - сказал он, указывая на уголок рта.
– Здесь.

Раздраженный, Квентин поднял тыльную сторону руки и вытер струйку крови.

– Не бери в голову.

Направляясь к двери конюшни, Квентин почувствовал на себе взгляд Перси. Он мог представить, как мужчина улыбается за его спиной, возможно, втайне одобряя страдания, которые он, его братья и сестры переносят. Но когда он повернулся, чтобы встретить ликование старого дядьки, то обнаружил, что тот уже скрылся из виду, расседлывая мерина и расчесывая его каштановую гриву.

Квентин пошел по мощеной дорожке через сад к двухэтажному поместью. Когда-то блестящий и ухоженный jardin des plantes^[9]– как когда-то называла его их мать, рожденная в Каджуне, - теперь заброшен и зарос сорняками. Круглый пруд в центре был покрыт плотной пеленой зеленых водорослей, а мраморные статуи, привезенные их отцом из Греции, уныло стояли вокруг двора, лишенные своего прежнего блеска и покрытые толстым слоем черной плесени.

Он покинул развалины сада и подошел к главному зданию. Особняк Деверo когда-то был лучшим во всей Луизиане, а их сахарная плантация - самой процветающей в стране. Затем началась Война между Штатами и, по пятам, ужасное Проклятие Деверo. Вскоре после этого, все, на чем семья Деверо построила свою жизнь - здоровье, богатство и власть - попало в порочный круг несчастий, бедности и неуважения.

Квентин был уже почти у особняка, когда услышал жалобный плач, доносившийся из хозяйственного сарая, стоявшего вдали от задней части дома. Он долго колебался, разрываясь между тем, чтобы исследовать этот ужасный звук, или оставить беднягу наедине с еe собственными страданиями. Но, в конце концов, его любовь к сестре превзошла его собственный эмоциональный дискомфорт.

– Изабелла, - мягко сказал он, когда подошел к деревянной двери хижины. Он постучал по панели костяшками пальцев.
– Изабелла... ты в порядке?

Что-то среднее между резким смехом и отрывистым рыданием ответило на его глупый вопрос.

– Нет, Квентин, я определенно не в порядке! А теперь уходи и оставь меня в покое.

– Пожалуйста, Изабелла, я должен поговорить с тобой, - настаивал Квентин.

Внутри возобновился ужасный плач вместе со звуком жидкости, непрерывно капающей в металлический таз.

– Нет, Квентин. Я не позволю тебе видеть меня такой.

Сам Квентин не желал видеть свою сестру в таком печальном состоянии физического страдания, но он знал, что должен поговорить с ней и попытаться понять масштабы этого ужасного проклятия, которому они подверглись.

– Я вхожу, Изабелла, - сказал он и медленно открыл дверь.

Несмотря на ее протест, Квентин вошел в сарай. Внутри постройки было темно и пыльно, но вторжение дневного света показало весь ужас внутри. Его сестра сидела на корточках, обнаженная, в большой металлической ванне, наполненной кровью.

Онa былa залитa кровью Изабеллы. Ибо это была часть ужасного проклятия его сестры. Раз в месяц, во время женской менструации, у нее текла кровь не только из ee женского портала, но и из всех отверстий ее тела, включая поры ее кожи. И это было не самым ужасным аспектом ее недуга. Чтобы не истечь кровью, она была вынуждена глотать то, что истощало ее тело.

В ужасном акте само-вампиризма бедной Изабелле пришлось пить собственную кровь, чтобы выжить.

Когда он вошел, его сестра рыдала.

– Пожалуйста, брат... отведи глаза от моего стыда.

Квентин сделал, как она сказала, вместо этого сосредоточившись на земляном полу сарая. Его разозлило то, что его сестра стала жертвой такого отвратительного недуга.

– Изабелла, тебе нечего стыдиться. Как и мы с Тревором, ты невиновна в этом.

Он слушал, как она окунает фарфоровую чашку в лужу крови вокруг нее и с сильной жаждой глотает жидкость собственного тела. От шума его чуть не вырвало.

– Мое единственное преступление - это грязное имя Деверo. Это наш дорогой покойный патриарх навлек на всех нас это ужасное проклятие. Я надеюсь, что его языческая душа будет гореть в аду всю вечность!

Ее брат был потрясен, услышав, как она так жестоко отзывается об их отце. Когда-то Изабелла была гордостью и радостью Эверетта Деверo; "папина дочка" во всех смыслах. Но ее нынешнее состояние отчаяния и недомогания значительно изменило ее мнение о нем.

– Но, что сделал наш покойный отец, чтобы разжечь гнев ведьмы и навлечь такое ужасное проклятие на эту семью?
– спросил он.

Он поднял глаза с пола и посмотрел на сестру. Она сидела, кровь капала и текла из ее носа, рта и ушей. Ровный поток тек из обоих глаз, стекая по ее алебастровым щекам алыми слезами.

– Разве письмо Тревора не раскрыло тебе, какой позор и разврат навлекли на этот дом наши дорогие родители?
– спросила она. Когда она посмотрела на него, ее глаза расширились.
– Боже всемогущий, Квентин!

Изабелла заметила его личное беспокойство еще до того, как он сам почувствовал жгучую боль в носовых проходах. Из его левой ноздри выползала длинная черная многоножка, ее многочисленные лапы пытались освободиться. Онa упалa на пол, вся в крови и слизи. Квентин попытался раздавить назойливое насекомое каблуком своего ботинка, но оно ускользнуло, прыгнув по грязи пола и исчезнув в сырой тени.

Квентин вытер кровавые сопли со своих ноздрей, жестом, который теперь был больше привычкой, чем сознательным намерением.

– Нет, он сказал только, что отец умер и что Моджо Мама наложила проклятие на нашу семью. Он не вдавался в подробности.

Из сосков Изабеллы текли тонкие струйки крови. Униженная, она скрестила тонкие руки на груди и всхлипнула.

– Тогда иди и потребуй, чтобы он все тебе рассказал. Я не могу говорить об этом ужасном деле!

Квентин рассматривал жалкое тело своей сестры, сидящей в ванне с застывающей кровью.

– Изабелла... если бы я только мог отменить это ужасное проклятие.

– Возможно, ты сможешь, брат, - сказала она.
– Но сначала поговори с Тревором.

Она опустила голову. Кровь скапливалась из отверстий вокруг фолликулов ее черных волос, превращая ее прекрасную гриву в отвратительный гнойный беспорядок.

– А теперь иди. Оставь меня на произвол судьбы.

Не зная, что сказать, чтобы облегчить ее страдания, Квентин тихо закрыл дверь и повернулся к дому. В нем вспыхнул гнев. Он должен встретиться с Тревором лицом к лицу и потребовать, чтобы тот объяснил, в каком чистилище они оказались.