Болотник 3

— Вот вы всё время говорите «мы». А «мы», это кто?

— Мы, это достаточно серьезная группа людей, которая может поломать вам и вашим близким жизнь, даже без вот этих вот доказательств. Я вам не угрожаю, тут стоит вопрос безопасности страны. Кроме того, я немного приоткрою карты. Вы нам нужны, и мы готовы закрыть глаза, на некоторые ваши, скажем так, «проступки». Ну так что? Поговорим? — полковник с интересом смотрит за моей реакцией.

— Поговорим — ну вот, а херли тут ещё делать?

— Расскажите мне всё.

— С какого момента? С первого класса средней школы? Или ещё раньше? Учтите, себя я помню только лет с шести — кисло ухмыльнулся я. Попал так попал. Все мои домашние заготовки пошли коту под хвост.

— С момента встречи с полковником Фомином — полковник похоже шутить не намерен.

— С Фомином говорите? Я так понимаю беседа не официальная?

— Мы пока просто беседуем. Факт вашей встречи с Фомином нам известен, так что прошу без красивых сказок.

— Ну если неофициальная… Хорошо, давайте побеседуем. Если не вдаваться в подробности, то Фомина я нашёл в разбитом вертолёте, в очень плохом состоянии. Не жилец он был. Мы с ним были знакомы, он меня узнал. Я пытался его спасти, но не смог. По его просьбе, я вертолет сжёг. Никаких сейфов не вскрывал. Хотя он мне и говорил про какой-то ящик. Его, по словам Фомина, открыли, и что-то оттуда забрали двое выживших ребят из его группы, которые отправились за помощью и не вернулись. Он очень за них переживал, ну или за то, что они вынесли из вертолёта.

— Что случилось с группой Радищева?

— Радищева? — я уже догадался, что это и есть настоящая фамилия Ивана.

— Старший группы — майор Радищев, вам он мог представится другим именем — терпеливо объясняет мне полковник. Он вообще, на удивление очень спокоен и доброжелателен.

— Ну может быть. Я знал некоего Ивана, он представился сменным геофизиком и заманил меня на один из островов на болоте, где меня ждали пятеро неизвестных в военной форме. Вот они совсем не представились. И встретили они меня там совсем не ласково. Под предводительством этого самого, вашего Радищева, меня зверски пытали, избивали просто до полусмерти. Требовали отдать какой-то предмет, который я якобы взял в вертолёте. Угрожали мне и моей семье. Потом вообще, имитировали расстрел, стреляя над моей головой. Я оправдываться не буду, они получили то, что заслужили. Я был уверен тогда, да и сейчас остаюсь при своем мнении — живым мне было оттуда не выбраться. Это была самооборона, от куда я мог знать, что это представители государственных органов? Удостоверений они мне не показывали, знаков различия на них не было. Они вели себя как настоящие фашисты!

— Но всё же вы выбрались, а они нет… Так как вы смогли справится с шестерыми подготовленными разведчиками?

— Я сказал то, что они хотели услышать. Сказал, что этот гипотетический предмет у меня и я готов показать где он спрятан. Группе пришлось разделится, со мной отправились всего трое, сколько в лодку влезло, в том числе Иван, остальные остались ждать на острове.

— Дальше.

— Дальше… Дальше я завел их в болото, и на полной скорости врезался в остров. Пока они приходили в себя, я достал спрятанный пистолет и началась перестрелка. Я победил, а они все мертвы. Я повторюсь снова, я не раскаиваюсь, и ни о чем не жалею. Они получили то, что заслуживали. Никто не смеет угрожать моей семье!

— От куда у вас пистолет?

— Подобрал на острове, где недавно нашли останки немецкой разведки. Когда в первый раз там был. Номер спилил на наждаке.

— То есть вы утверждаете, что в вертолёте ничего не брали?

— Утверждал и продолжаю утверждать. Фомин мне сам сказал, что из ящика, на котором он лежал, какую-то вещь забрали выжившие, но что это, он не говорил. Он конечно просил меня связаться со своими коллегами и сообщить о случившимся. Даже телефон продиктовал. Но в тех условиях, на нервах, я его не запомнил, а записывать было некогда. При этом он настаивал, что в милицию сообщать нельзя. Я знал, что он сотрудник КГБ, как я и говорил, мы были знакомы раньше, и я сделал так, как он мня просил. Зря, наверное, я ему помогал. Нужно было мимо проехать. От этого все неприятности…

— Что стало с остальными членами группы Радищева?

— Я туда не возвращался. Что с ними стало не знаю. Когда я освободился от опеки ваших коллег, то сразу отправился в лагерь геологов. А потом был взрыв, и я едва смог доплыть до берега. Надеюсь они тоже сдохли. Нельзя товарищ полковник, так с людьми поступать, как они со мной. А если они действовали по вашему распоряжению, то…

— Я был не в курсе методов Радищева.

— Надеюсь на то что вы не врёте.

— Не вру, я таких методов работы не одобряю, но за всеми не проследишь. Как ведёте мы с вами беседуем вполне мирно. Продолжим. Что про этот взрыв вам известно?

— Говорят упал метеорит, а по мне, так там чуть ли не ядерная боеголовка рванула. Я был тогда на болоте и выжил с трудом.

— Хорошо. Сейчас вы сядете, и подробно, повторяю, подробно и со всеми деталями напишите всё, что вам известно и что произошло на болоте.

— Ничего я писать не буду. У нас же неофициальная беседа? — вновь усмехнулся я.

— Хорошо. Расскажите мне всё подробно…

Беседа длится уже почти два часа. За эти два часа я собрался с мыслями. История получается совсем плохая. «Вальтер» нужно было топить в болоте, а я побоялся остаться без оружия и ждал нападения даже в лагере геологов, вот и «пролюбил» этот момент. Я был практически уверен, что за мной придут или прямо туда, или встретят на трапе вертолёта. И копаться в лодке на виду у геологов не хотелось. Повар Федя был у меня на подозрении, а я всегда на виду. Он даже на охоту и проверку самоловов ходил со мной. До своих тайников, возле заимки, не добраться. Да я даже и не думал туда ходить, был велик риск наследить и вывести кого ни будь на мои нычки. Ну а потом, эти гребанные шишки с китайцами, и я не смог добраться до разбитой лодки… Интересно, они, чтобы до тайника добраться, всё лодку по запасным частям раскидали или что-то оставили? Хитрый был тайничок, но как говорится «на каждую хитрую попу, найдётся свой болт с винтом». Вот и на меня нашёлся умелец. Да что там говорить, у каждого, даже самого опытного мента бывают проколы. Я помню, как мой наставник, эксперт-криминалист с двадцатилетним стажем работы, при выезде на разбойное нападение с трупами и стрельбой, заработавшись, забыл забрать с места преступления целлофановый пакет, в котором лежали похищенные деньги и на котором отчетливо были видны отпечатки пальцев. Он опомнился только через пару дней, когда наступила очередь проведения по нему экспертизы. Или вот, например, старый опер из моей группы, опытнейший сотрудник, после праздничного построения на «день милиции», отправился на негласное наблюдение за подозреваемым, совершенно забыв, что он не в гражданке, а в милицейской парадной форме, и что совершенно логично, вспугнул преступников. Да проколы бывают у всех, но в тех случаях их цена, только дисциплинарное наказание, в моём же случае, это может стоить мне жизни. Радует одно, меня никто пока вязать и паковать не торопится, значит есть у меня какой-то шанс. Чего-то им от меня надо.

Пока мы беседовали, полковник постоянно задавал уточняющие вопросы, ответы на которые тут же записывал в свой блокнот.

— Ну что ж. Всё понятно — полковник молчит, о чем-то усиленно размышляя. Ну а я готов сейчас ко всему, даже на рывок.

С полковником я, пожалуй, справлюсь без проблем, на спецназовца он не похож, окна без решёток, всего второй этаж. Внизу меня ждёт «козлик», за рулем которого Мишка. Смогу уйти. Но вот чего потом делать? Даже порталы, на которые я мог рассчитывать раньше, сейчас лежат по всему болоту грудой камней, да даже если бы они были целые, добраться до них без аэролодки было бы невозможно. Ну есть у меня ещё старый двигатель на раме, от первого варианта лодки, так его ещё собрать надо, а это на целый день работы, которого у меня точно не будет. Только в тайгу уходить. А сколько я там протяну? Сейчас зима, а я без снаряжения. Ну даже если и получится добраться до заимки, это почти ничего не меняет. Продлю свои мучения ещё на полгода-год. А потом? Мои размышления прервал полковник.

— Что же мне с вами делать Найденов? Может быть посоветуете?

— Понять и простить — ляпнул я первое, что пришло на ум.

— Понять я вас могу. Болото, кругом враги, бьют и угрожают убийством. Это страшно, поневоле поверишь этим угрозам и начнёшь действовать. Вы очень решительный и смелый человек. Об этом говорят и другие ваши «подвиги». Но вот простить…

— Вообще то я утрирую. Мне прощения просить не за что. Ваши люди сами напросились. Как говорится за что боролись, на то и напоролись. Ну так всё же, что мы теперь с вами будем делать?

— Вам всё же придётся проехать с нами. Звоните своим друзьям, от которых так дрожит наш общий знакомый, военком. Сообщите, что всё в порядке и вы всё же едите на сборы. Я вас даже к жене отпущу попрощаться, времени вам до восьми утра завтрашнего дня. Только не вздумайте бежать! Будет только хуже, поверьте. Ну и без надзора мы вас конечно не оставим.

— И что же мне сказать? От сборов бегал, всех на уши поднял, и теперь с улыбкой на губах добровольно иду в армию? Не поверят.

— Скажите, что вышла ошибка, вас призывают не на обычные сборы, а на учебные сборы военнообязанных для подготовки офицеров запаса. Это вполне веская причина ехать на учёбу.

— Ага, всю жизнь мечтал быть лейтенантом запаса… — скептически проговорил я.

— Другого объяснения вам предложить не могу. Так что решим? Едим добровольно? Или под конвоем?

— Добровольно, черт вас возьми… Я сюда вернусь? В поселок? К жене? — не выдержал я неопределенности. Всё же мне страшно до чертиков, хоть я и стараюсь не показывать вида.

— Это вполне возможно, хотя обещать не буду. Опять же, всё зависит только от вас. Но могу вас успокоить Кирилл Владимирович, если вы поведёте себя как надо, то вполне возможно, вам ещё и понравится то, что мы можем вам предложить.