Большая докторская сказка

– Усиленно рекомендую вам перестать, - говорю.
– Вы как раз своим гиканьем голосовые связки себе и надорвали, так что говорить не можете. Понимаете? Вам вредно в лесу орать, милый мой. Там холодно, сыро, а у вас дыхательные органы слишком чувствительны. Уж не знаю, удастся ли мне избавить вас от катара, но придется вам раз навсегда бросить пуганье прохожих и держаться подальше от леса, а то вас никто не вылечит.

Нахмурился Гоготало, почесал у себя за ухом.

– Тяжеленько это. Чем же я буду жить, коли брошу пуганье? Ведь я только и умею, что гикать да реветь, покуда в голосе.

– Чудак, - говорю ему.
– С таким замечательным голосовым аппаратом, как у вас, я поступил бы в оперу певцом, а то стал бы рыночным торговцем, либо цирковым зазывалой. С таким великолепным могучим голосом зарываться в деревне просто обидно - как по-вашему? В городе вы нашли бы лучшее применение.

– Я сам подумывал об этом, - признался Гоготало.
– Да, попробую найти себе другое занятие; вот только бы голос вернуть!

Ну, смазал я ему гортань йодом, государи мои, прописал хлористый кальций и марганцовку для полосканья, ангиноль внутрь и компрессы на горло. После этого о Гоготале на Кракорке больше не было слышно. Он в самом деле куда-то перебрался и перестал народ пугать.

СЛУЧАЙ С ГАВЛОВИЦКИМ ВОДЯНЫМ

– Был и у меня любопытный медицинский случай, - заговорил в свою очередь упицкий доктор.
– У нас в Упе, за гавловицким мостом, в корнях верб и ольхи жил старик водяной. Звали его Иодгал Брючга, ворчун, страшилище, нелюдим; случалось, наводнение устраивал и даже детей топил во время купанья. Словом, его присутствие в реке никому радости не доставляло.

Как-то раз осенью приходит ко мне на прием старичок в зеленом фраке и с красным галстуком на шее; охает, чихает, кашляет, сморкается, вздыхает, потягивается, бормочет:

– Простудился я, дохтур, насморк схватил. Здесь ноет, тут колет, спину ломит, суставы выворачивает, кашлем всю грудь разбило, нос заложило так, что не продохнешь. Помогите, пожалуйста.

Выслушал я его и говорю:

– У вас ревматизм, дедушка; я дам вам вот эту мазь, то есть линаментум, чтоб вы знали; но эго не все. Вам нужно быть в теплом, сухом помещении, понимаете?

– Понимаю, - проворчал старик.
– Только на счет сухости и тепла, молодой господин, не выйдет.

– Почему же не выйдет?
– спрашиваю.

– Да потому, господин дохтур, что я - гавчовицкий водяной, - отвечает дед.
– Ну как же я так устрою, чтобы в воде сухо и тепло было? Ведь мне и нос-то вытирать водной гладью приходится. В воде сплю и водой накрываюсь. Только вот теперь, на старости лет, стал из мягкой воды постель себе стелить вместо твердой, чтобы не так жестко лежать было. А насчет сухости и тепла - трудно.

– Ничего не поделаешь, дедушка. В холодной воде с таким ревматизмом вам быть вредно. Старые кости тепла требуют. Сколько вам лет-то, господин водяной?

– Охо-хо, - забормотал старик.
– Я ведь, господин дохтур, еще с языческих времен на свете живу. Выходит несколько тысяч лет, а то и побольше. Да, немало пожил!

– Вот видите, - сказал я.
– В ваши годы, дедушка, вам бы поближе к печке. Постойте, мне пришла в голову мысль! Вы слышали о горячих ключах?

– Слыхал, как не слыхать, - проворчал водяной.
– Да ведь здесь таких нету.

– Здесь нет, но есть в Теплице, в Пиштьянах, еще кое-где. Только глубоко под землей. И горячие ключи эти, имейте в виду, как будто нарочно созданы для больных ревматизмом старых водяных. Вы просто-напросто поселитесь в таком горячем источнике, как местный водяной, и заодно будете лечить свой ревматизм.

– Гм, гм, - промолвил дедушка в нерешительности.

– А какие обязанности у водяного горячих ключей?

– Да не особенно сложные, - говорю.
– Подавать все время горячую воду наверх, не позволяя ей остынуть. А излишек выпускать на земную поверхность. Вот и все.

– Это бы ничего, - проворчал гавловицкий водяной.
– Что ж, поищу какой-нибудь такой ключ. Премного благодарен вам, господин дохтур.

И заковылял из кабинета. А на том месте, где стоял, лужицу оставил.

И представьте себе, коллеги, - гавловицкий водяной оказался настолько благоразумным, что последовал моему совету: поселился в одном из горячих источников Словакии и выкачивает из недр земли столько кипятку, что в этом месте непрерывно бьет теплый ключ. И в горячих водах его купаются ревматики, с большой для себя пользой. Они съезжаются туда лечиться со всего света.

Последуйте его примеру, господин Мадияш, - исполняйте все, что мы, врачи, вам советуем.

СЛУЧАЙ С РУСАЛКАМИ

– У меня тоже был один интересный случай, - заговорил доктор из Горжичек.
– Сплю я раз ночью как убитый, - вдруг слышу кто-то в окно стучит и зовет: "Доктор! Доктор!"

Открываю окно.

– В чем дело?
– спрашиваю.
– Я кому-нибудь понадобился?

– Да, - отвечает мне какой-то встревоженный, но приятный голос.
– Иди! Иди, помоги!

– Кто это?
– спрашиваю.
– Кто меня зовет?

– Я, голос ночи, - послышалось из мрака.
– Голос лунной ночи. Иди!

– Иду, иду, - ответил я, как во сне, и поспешно оделся.

Выхожу из дома - никого!

Признаюсь, я струхнул не на шутку.

– Эй!
– зову вполголоса.
– Есть тут кто-нибудь? Куда мне идти?

– За мной, за мной, - нежно простонал кто-то невидимый.

Пошел я на этот голос прямо по целине, не думая о дороге, сперва росистым лугом, потом бором. Ярко светила луна, и все застыло в ее холодных лучах. Господа, я знаю здешние края как свои пять пальцев; но той лунной ночью окружающее казалось чем-то нереальным, какой-то феерией. Иной раз узнаешь какой-то другой мир в самой знакомой обстановке.

Долго шел я на этот голос, вдруг вижу: да ведь это Ратиборжская долина, ей-богу.

– Сюда, сюда, доктор, - опять послышался голос.

Будто блеснув, всплеснула речная волна, и стою я на берегу Упы, на серебристом лугу, залитом луной. А посередине луга что-то светится: не то тело, не то просто туман; и слышу я - не то тихий плач, не то шум воды.

– Так, так, - говорю успокоительно.
– Кто же мы такие и что у нас болит?

– Ах, доктор, - произнесла дрожащим голосом маленькая светящаяся туманность.
– Я - просто вила, речная русалка. Мои сестры плясали, и я плясала с ними, как вдруг, сама не знаю почему, - может, о лунный луч споткнулась, может, поскользнулась на блестящей росинке, - только очутилась я на земле: лежу и встать не могу, и ножка болит, болит...

– Понимаю, мадемуазель, - сказал я.
– У вас, как видно, фрактура, иначе говоря - перелом. Надо привести в порядок... Значит, вы - одна из тех русалок, что танцуют в этой долине? Так, так. А попадется молодой человек из Жернова или Слатаны, вы его закружите насмерть, да? Гм, гм. А знаете, милая? Ведь это безобразие. И на этот раз вам пришлось дорого за него заплатить, правда? Доигрались?

– Ах, доктор, - застонала светлинка на лугу, - если б вы только знали, как у меня ножка болит!