Большая игра без правил
Шрифт:
Хочу ли я, дочь мелкого чиновника и провинциальной дворянки, такой судьбы себе и своим будущим детям? Стать мадам Бесоевой и жить как в стеклянной клетке, на виду у всего света и одновременно в тени мужа. Быть вхожей в самый элитный и самый закрытый клуб Империи, и все время чувствовать, что я там никому не ровня. Рожать детей и знать, что они, как и их отец, станут мишенью для всякого рода террористов, что их жизнь в любой момент может унести бомба, пуля или нож.
Но в то же время сердце мое говорило, что оно уже отдано этому человеку, который понимает каждое движение моей души, с деликатностью относясь к сердечным ранам моего прошлого и с восторгом отвечая на мою искреннюю симпатию, которую я хотела бы назвать любовью.
Он даже сделал мне предложение – как бы в шутку, но тут же добавив, что хотел бы, чтобы этот наш совместный отпуск длился целую вечность, и что он готов похлопотать о моем переводе из Дворцовой полиции в ведомство господина
Мысль о свадьбе с этим человеком вызывала во мне противоречивые чувства. Я видела, что, несмотря на шутливый тон, с его стороны все очень серьезно – он явно не из тех, кто морочит девицам головы. Однако у меня порой возникало смутное беспокойство: мне казалось, будто я недостаточно хорошо его знаю. Порой, когда в жарких объятиях на смятой простыне он целует и обнимает мое тело, я чувствую, что мной овладевает не цивилизованный и культурный европейский человек, а необузданный дикарь… Его темперамент ошеломляет – кажется, что ему с большим трудом удается сдерживать свои порывы… Мне это безумно нравится – словно во время постельных битв две сущности борются в нем, и это возбуждает до дрожи. Именно это дает мне моменты наивысшего восторга – но все же, если трезво поразмыслить, это пугает и заставляет задумываться. Кто же он, Николай Бесоев, и чего от него ждать?
Господи, помоги мне сделать выбор! Ибо уже скоро, на Николаевском вокзале столицы, я скажу моему милому либо что принимаю его предложение, либо что мы расстаемся и больше никогда не встретимся. Господи, дай мне мудрость отличить любовь от страсти, дай силу и стойкость до конца пройти выбранный путь…
Будто почувствовав мои мысли, Николя протянул руку, улыбнулся и нежно погладил меня по предплечью. О, какой же прилив счастья я ощущала в такие минуты… Забывались все сомнения, беспокойство казалось смехотворным. Он действительно любил и боготворил меня, но все же я пока не знала, должна я прильнуть к его груди или бежать от его любви… Мне приходилось делать над собой усилие, чтобы не поддаться дурманящей волне и сохранить способность трезво рассуждать.
Он, конечно же, мгновенно уловил то, что моя мысль сделала некий поворот. В силу своей чуткости он вообще безошибочно улавливал любые перемены в моем настроении. Вот еще одна особенность, которая смущает меня с тех пор, как я стала задумываться о совместной с ним жизни. При этом я понимала, что такая редкая особенность в близком человеке – это то, за что следует благодарить Бога. Но в то же время с тревогой и сожалением мне приходилось осознавать, что вся проблема во мне… Это я пока не готова была полностью открыться этому человеку. И сейчас впервые меня кольнула мысль – а смогу ли я сделать его счастливым?
Моя тревога моментально, по каким-то незримым каналам, достигла его разума. Он внимательно заглянул мне в глаза и, накрыв мою руку своей, сказал тихо и серьезно, с той тональностью в голосе, с которой произносятся только жизненно значимые вещи:
– Я понимаю твои сомнения, Натали. И я не собираюсь давить на тебя. Каким бы ни было твое решение, я отнесусь к нему с уважением. Хочу лишь сказать – не бойся. Ничего не бойся. Я принимаю и люблю тебя такой, какая ты есть, и пока мы вместе, я никому не позволю обращаться с тобой неуважительно. Узнав меня получше, ты поймешь, какие мы на самом деле – мы, люди из другого мира. Ты многому научишься. Ты начнешь больше доверять себе. Ты будешь всегда чувствовать поддержку и опору, а также собственную силу и значимость. Ты сделаешь много интересных и радостных открытий. Мы будем постепенно узнавать друг друга, в чем-то направлять, в чем-то влиять один на другого. Встретив тебя, я понял, что готов к браку. Я не сомневаюсь, что ты – та женщина, которая предназначена мне судьбой. Мы с тобой достаточно зрелые люди, и я надеюсь, мы не позволим мелочам омрачать нашу жизнь. Я такой, какой есть – вот я весь перед тобой как на ладони, и мне нечего скрывать от тебя, милая Натали… Я обещаю, что буду хорошим мужем. Натали… – Его голос сорвался от волнения, он немного помолчал, затем продолжил говорить, с возрастающей страстностью: – Прости, что до этого момента я не сделал тебе официального предложения. Неудивительно, что ты сомневаешься во мне, подозревая, быть может, некоторое лукавство в моих словах. Возможно, ты испытываешь неуверенность в своем будущем. Но сейчас я говорю тебе со всей серьезностью: Натали, я люблю тебя и прошу твоей руки и сердца…
По мере того как он говорил, мои глаза расширялись, а беспокойство и сомнения неудержимо отступали. Покой воцарялся в мой душе, и радостное ликование овладевало всем моим существом. Мне хотелось одновременно и плакать, и смеяться. Словно я опять стала юной барышней – наивной и восторженной, и прекрасный витязь делает мне предложение стать его женой…
Даже сейчас мой избранник в полной мере проявил особенности своего характера и потрясающей интуиции – в одно мгновение он рассеял мои сомнения
и вселил в меня уверенность, что все у нас с ним будет хорошо. Он нашел именно те слова, которые достигли самых глубин моего существа… И теперь он смотрел мне в глаза с ожиданием, и легкая улыбка чуть трогала уголки его губ. Ладонь его, лежащая поверх моей ладони, слегка подрагивала – и только это выдавало его волнение. Мне хотелось растянуть этот восхитительный момент, который стремительно подходил к своему логическому завершению. Мне очень хотелось навсегда запечатлеть его в памяти… Запомнить моего витязя вот таким – с волнением ожидающим моего «да», застывшего, смотрящего мне в глаза с любовью и восхищением, преданностью и страстью… Легкий страх читался в его глазах: что, если я ему откажу? Но не было в моей медлительности и малой толики того чувства, которым руководствуется записная кокетка, наслаждаясь муками кавалера, желающего перейти в разряд женихов. И он, мой Николя, конечно же, знал это.И наконец, за мгновение предвосхитив свой ответ счастливой улыбкой, я потупила взор и еле слышно прошептала:
– Я согласна…
22 (9) августа 1904 года, Утро. Санкт-Петербург, Новая Голландия.
Штабс-капитан Николай Арсеньевич Бесоев
Первым делом, еще вчера вечером, я наскоро отчитался перед Дедом о своей поездке в Ялту. Ведь отпуск отпуском, а обычный порядок ведения дел никто не отменял: где был, что видел, с какими людьми свел знакомство, а также анализ политической и социальной обстановки в месте пребывания, настроения в тамошнем обществе и прочие мелочи, которыми тут до нас пренебрегали, что в конечном итоге и привело страну к трем революциям и величайшему социальному эксперименту в истории. Величайший социальный эксперимент, кажется, все равно состоится, только на этот раз осуществляться он будет сверху и при строжайшем контроле спецслужб. Для того и необходима наша внешне незаметная работа, которая даст начальству представление о том, какие изменения в стране уже назрели, и как их лучше осуществлять.
При встрече Дед дал мне понять, что в самое ближайшее время намечается еще одна загранкомандировка, на этот раз куда дальше Швейцарии – на другой берег Атлантического океана, в славный город Нью-Йорк. Люди, которые активно финансируют подрывную деятельность против России, должны получить то, что заслужили. И организация этой операции ложится на плечи вашего покорного слуги. Именно организация, потому что всю черновую работу будут другие люди, племя младое и незнакомое.
А мы с Натали (вопрос о ее переводе из Дворцовой полиции в ГУГБ уже фактически решен) будем изображать богатую супружескую пару. Наше дело – координировать процесс ликвидации, а также быть тайными посредниками между исполнителями, в роли которых могут выступать и криминальные элементы. Правильно приложив голову и деньги, можно добиться того, чтобы процесс ликвидации нехороших людей весело и ненавязчиво протекал на основе самообслуживания. Пусть они, введенные в заблуждение, сами истребляют друг друга. А мы будем всем этим управлять. Но это уже высший пилотаж.
Утром, надев на себя цивильный костюм и мягкую шляпу, я вышел из ворот Новой Голландии и по Конногвардейскому бульвару пошел в сторону Александровского сада. Погода была пасмурная, ночью прошел мелкий дождик и сейчас в воздухе витал сырой запах надвигающейся осени.
Вот уже больше полугода мы находимся в начале ХХ века, а я все никак не могу привыкнуть к специфическому амбре здешних городов, в котором главную роль вместо выхлопных газов играют размокшие сейчас под дождем конские «яблоки», которые не успевают убирать дворники, и отчасти прелые листья, опавшие со столетних деревьев. Тихое патриархальное время, которому еще только предстоит стать тем самым громыхающим и ревущим ХХ веком, который мы все знаем…
С Натали мы встретились на углу Вознесенского и Адмиралтейского проспектов, немного полюбовались на Исаакиевский собор, потом вошли в Александровский сад и по его дорожкам под ручку, не спеша, прогулочным шагом, пошли в сторону Зимнего дворца. Народу в это сырое и холодное утро понедельника было немного – можно сказать, что весь сад был в нашем полном распоряжении.
Мы шли, и мокрые деревья роняли на нас последние задержавшиеся на сучьях капли воды. Мокрая земля пахла грибами и прелыми листьями. То, что со стороны выглядело как невинное воркование влюбленных, на самом деле было предельно жесткой постановкой задачи.
Первым делом я сказал моей милой, что вопрос с ее переводом в ГУГБ решен положительно, и даже, более того, нас и дальше будут посылать на задания вдвоем, ибо у нас неплохо получается изображать супружескую пару, коей мы в ближайшем будущем и станем. В этом деле начальство нас только приветствует. Самое главное, чтобы мы всегда возвращались из наших экспедиций живыми и здоровыми, а не как в прошлый раз…
– Милый, – нежно проворковала Натали, – если бы там, в Баку, я была с тобой, то эти бы дашнаки живыми от меня не ушли бы, и ты тоже остался бы цел и невредим.