Большая книга афоризмов
Шрифт:
Музыка облагораживает нравы.
Музыка облагораживает нравы, но нравы развращают музыку.
Бах почти заставляет меня поверить в Бога.
Не знаю, в самом ли деле ангелы в присутствии Бога играют лишь Баха; но я уверен, что в своем домашнем кругу они играют Моцарта.
Ваша опера мне понравилась. Пожалуй, я напишу
Что сказал Берлиоз своей музыкой? — ничего; но как потрясающе он это сказал!
Сочинять не так уж трудно; зачеркивать лишние ноты — вот что труднее всего.
Такую музыку нужно слушать не раз и не два. Но я больше одного раза не могу.
У Вагнера встречаются чарующие моменты и ужасные четверти часа.
Квартет — это беседа четырех умных людей.
Звук должен быть окутан тишиной.
Интерпретация — это свободная прогулка по твердой земле.
Фортепьяно было в блестящей форме, но пианисту требовалась настройка.
Не стреляйте в пианиста — он делает все, что может.
Современная музыка похожа на женщину, которая свои природные изъяны восполняет безупречным знанием санскрита.
Нужны новые уши для новой музыки.
В том, что касается музыки, у вас ухо Ван Гога.
Концерт: кашель публики, постоянно перебиваемый музыкой.
Хорошая музыка вовсе не так плоха, какой она кажется на слух.
Зачем нам третьеразрядные заезжие дирижеры — разве мало у нас второразрядных своих?
Мученичество
Мученики создали больше веры, чем вера создала мучеников.
Только первый шаг труден.
Он поставил все на одну карту. Вышла другая. И он выиграл — стал великомучеником.
Настоящий
мученик тот, кому даже в этом звании отказывают.Мученичество — единственный способ прославиться, не имея для этого никаких данных.
Бывали мученики заблуждения, но смерть их еще не превращала его в истину.
Мученик во имя старой веры кажется нам упрямцем; мученик во имя новой — пророком.
Его понесли на руках — на Голгофу.
Настоящий терновый венец долго носить нельзя — тернии обламываются.
Бывают почетные терновые венцы, с терниями только наружу.
Мучеников истребленных религий не канонизируют.
В одних религиях почитают мучеников, в других — палачей.
Не загораживай путь к отступлению своим крестом!
Мы и другие
Тот, кто говорит «мы», не имеет в виду себя.
Неуютный, холодный, жестокий и лживый мир, на который мы сетуем, — все это мы для других.
Ад — это Другие.
Ад — это не другие, ад — когда нет других.
Человек преобразит мир и мир уничтожит, все совершит и все перетерпит — при условии, что у него будет свидетель. История, поэзия, памятники заменяют ему такого свидетеля. Он неустанно ищет свидетеля. Его мысль возникает лишь для свидетеля и лишь поэтому является мыслью. Даже его одиночество — это общение со свидетелем, и такое одиночество — самое подлинное.
Люди глухи к тому, что кричит в тебе громче всего.
В других нас раздражает не отсутствие совершенства, а отсутствие сходства с нами.
Подумай, как трудно изменить себя самого, и ты поймешь, сколь ничтожны твои возможности изменить других.
В чем мы можем быть совершенно уверены, так это в том, что мы чудовищно похожи на других людей.
Я — это ты, а ты — это я; так на что мы друг другу нужны?