Большая книга лидера от монаха, который продал свой «феррари» (сборник)

Джулиан назначил мне встречу в зале Микеланджело. Я знала, что брат много читал о жизни великого итальянца и глубоко благоговеет перед Микеланджело Буонаротти за стремление к совершенству, которое тот проявлял в своем творчестве. Я вошла в зал, высматривая знакомую высокую фигуру красавца в ярком монашеском одеянии, но Джулиана нигде не было. По залу расхаживала группа туристов под предводительством экскурсовода. Я решила посидеть на деревянной лавочке и полюбоваться на окрестности, а там, глядишь, и Джулиан появится. Среди прочих принципов упрощения и улучшения жизни я взяла себе за правило отказаться от старой привычки: раньше я стремилась каждый миг жизни наполнить бурной деятельностью. Теперь же я ценила минуты покоя и старалась позволять себе те драгоценные мгновения, когда просто наслаждаешься праздностью, смотришь по сторонам и замечаешь прекрасное в обыденном: например, как красиво сверкают росинки на паутине после дождя или как мерцают звезды ясной ночью. Нередко Джон предлагал мне выкроить часок, чтобы всласть порыться на полках в замечательном букинистическом магазинчике неподалеку или погулять в парке возле нашего дома. Так я постепенно полюбила эти спокойные минуты – они приносили мне столько же радости, сколько и шумные, полные игр и затей, проведенные в обществе близких. Эмерсон говорил: «Без щедрости душевной любой богач все равно что жалкий нищий».

За все эти годы, когда я стремилась к финансовому богатству и заработала уйму денег, с душевным богатством у меня было из рук вон плохо. А теперь, когда я старательно работала над своим внутренним миром, я наконец-то ощутила, что у меня есть душа. Сейчас, любуясь прекрасными мраморными изваяниями, я начала прислушиваться к рассказу экскурсовода и поразилась глубине его познаний и его неподдельной любви к шедеврам коллекции музея. Меня также озадачил его наряд. Помимо традиционных для гида белой рубашки, черных брюк и строгого галстука, гид почему-то увенчал свою голову бейсболкой с опущенными ушами, так что мне его лицо практически не было видно. Я видела, как подобным образом носят бейсболки студенты во Флориде, чтобы не обгореть на солнце, валяясь на пляже с пивом. На экскурсоводе такой головной убор смотрелся нелепо и неуместно, но туристы были так захвачены его рассказом, что и внимания не обратили на смешную кепку. А может, они думали, что гиду так и полагается, и решили, что потом тоже купят себе бейсболки в качестве сувениров?

Экскурсовод рассказывал, туристы внимательно слушали, вопросов пока не задавали. Затем, на середине фразы, экскурсовод вдруг проделал нечто такое, что я рассмеялась. Он извлек из кармана гигантскую сосиску в тесте, которую непонятно как умудрился туда затолкать. Извлек – и принялся невозмутимо уписывать ее посреди музейного зала, не переставая вести экскурсию! Внезапно одна из туристок, пожилая дама, стоявшая в задних рядах, вытащила из сумки бутылочку дижонской горчицы и ложечку и двинулась к экскурсоводу. Не проронив ни слова, она принялась намазывать его сосиску толстым слоем горчицы. Экскурсовод тоже ничего ей не сказал и продолжал жевать и говорить, а остальные туристы словно бы ничего и не заметили. Группа двинулась дальше по залу. Вся эта сцена была предельно сюрреалистичной, словно фрагмент из черно-белого фильма, который смотришь рано утром, когда все еще спят. Но я решила: пусть ведут себя как хотят, не моего ума дело. Надо думать, Джулиан вот-вот появится.

– Все великие скульпторы точно представляют себе свои творения еще до того, как возьмут в руки резец, – продолжал экскурсовод, и горчица капала у него с подбородка. – Видите ли, дамы и господа, все на свете бывает сотворено дважды: сначала – когда мы думаем и мечтаем о чем-то, потом – когда воплощаем это что-то.

– Поэтому вы должны, каждый в своей жизни, нарисовать притягательную картину перед своим мысленным взором и жить согласно этому идеалу. – Говоря это, экскурсовод вытащил из другого кармана энергетический батончик и принялся жевать его.

– Погодите! – громко воскликнула я, не в силах больше сдерживаться. – Я уже слышала эти слова! Да и голос тоже, если уж на то пошло! – Теперь кусочки головоломки складывались в единое целое у меня в голове. – Вся эта сцена… она слишком уж странная, как во сне! Это наверняка розыгрыш, шутка, да-да, ребяческий розыгрыш из тех, которые так обожает мой братец – любитель ребячиться. Он с детства устраивал такие розыгрыши и до сих пор продолжает в том же духе.

В музейном зале воцарилась мертвая тишина. Туристы молчали, всем своим видом изображая возмущение. Наконец заговорила горчичная тетушка.

– Простите, мэм, что вы, собственно, несете? – спросила она, сурово буравя меня глазами.

– Но ведь это все шутка? – настаивала я. – Джулиан позвал меня сюда, а вы все, наверное, его знакомые и лишь изображаете туристов? Я угадала? Ну что ж, отлично, розыгрыш окончен, вы молодцы, очень артистично, всем спасибо! – для вящего эффекта я поаплодировала и широко улыбнулась.

Но туристы неприязненно молчали. Наконец заговорил сам экскурсовод.

– Я сейчас вызову охрану, дамы и господа, не волнуйтесь. Эта маленькая проблема будет устранена, – пообещал он и зашагал к красному телефону, который висел на стене зала.

Я занервничала и усомнилась в собственной правоте. А вдруг я ошиблась, и чудак-гид с экскурсантами – вовсе не очередной розыгрыш моего братца? О господи, а если эта группа и правда настоящие туристы, а гид – настоящий гид, просто со странностями? По спине у меня покатились капельки пота, дыхание участилось. Мне вдруг показалось, что в зале Микеланджело ужас как душно.

Однако я овладела собой и прислушалась к внутреннему голосу: он тихонько, но упорно твердил, что Джулиан здесь очень даже замешан и эта сценка – явно его рук дело. Интуиция меня не подводит. Не может подвести!

Я набралась отваги, подошла прямиком к чудаку-экскурсоводу и решительным движением сорвала кепку с наушниками, закрывавшую от меня все его лицо. Туристы в ужасе ахнули. Я расхохоталась: ну конечно, экскурсовод оказался не кем иным, как моим неугомонным братцем Джулианом!

– Эй, сестричка, а что, человеку нельзя уже спокойно съесть сосиску в тесте? – спросил он и покатился со смеху. Туристы тоже засмеялись и наперебой жестами показывали Джулиану «молодец» и «отлично».

– Мистер Мэнтл, мы таки ее разыграли! – закричала горчичная дама. – У нас все получилось! Ура!

Джулиан, все еще смеясь, крепко обнял меня.

– Здорово мы тебя провели, да? – шепнул он мне на ухо. – Ты ведь на какое-то время и впрямь поверила?

Потом он повернулся к псевдотуристам и торжественно, словно конферансье или глашатай, объявил:

– Дамы и господа, позвольте представить вам мою сестренку Кэтрин.

Толпа зааплодировала, искренне радуясь устроенному спектаклю.

– А вам, ребята, спасибо, что помогли мне сегодня, – поблагодарил Джулиан.

– Кто все эти люди? – спросила я у него.

– О, отличные ребята – актеры из Фернбрукского общества.

– Ты серьезно? Та самая труппа, которая ежегодно получает кучу театральных премий? – Я была потрясена.

– Ну да, они и есть. Здорово играют, верно? Когда-то, когда я был адвокатом, я выиграл для них крупное дело: одна голливудская киностудия пыталась спереть у них хорошую идею и использовать в своем фильме. Я решил сегодня попросить их об услуге за услугу.

– Всегда пожалуйста, мистер Мэнтл, со всем нашим удовольствием! – воскликнула горчичная дама – явно руководитель труппы.

Актеры вереницей потянулись прочь из зала. Каждый останавливался пожать Джулиану руку или похлопать его по плечу. Все они взирали на моего брата с огромным уважением и даже благоговением. Вскоре зал Микеланджело опустел – остались только мы с Джулианом.

– Надо отдать тебе должное, Джулиан, ты до сих пор умеешь устраивать зрелищные спектакли, – сказала я.

– Спасибо, сестренка, – Джулиан улыбнулся. – Нам всем полезно бывает подурачиться время от времени.

– Слушай, а где же твоя ряса? Впервые вижу тебя в цивильной одежде.