Большая книга ужасов 2014 (сборник)

Вторая персона — Игорь Бек, старший педагог, мужчина с настоящим сердцем. Добрый. Вполне может быть, что он меня пожалеет. Он всех жалеет. Правда, жалость у него своеобычная: на Меркурий не загонит, зато пошлет на какие-нибудь орбитальные плантации, отгонять вредителей от циклокукурузы. А цикловредители величиной с кулак и в невесомости летают, как пули настоящие…

Третья — Марьяна Бежкова, старший педагог. Про нее ничего не скажу, она у нас недавно. Но лицо у нее слишком уж открытое. Скорее всего, Бежкова будет солидарна с Гучковской.

Короче, шансов у меня немного.

Поэтому в кабинет я вошел с легким сердцем, уже смирившись с Меркурием, и любой исход воспринял бы спокойно.

— Так-так… — Гучковская принялась перебирать мои бумаги, хотя и без них все про меня знала. — Так-так…

— Проходи, Тимофей, садись, — предложил мне Бек. И ручкой указал, куда именно садиться.

Вообще хочу сказать, что имя Тимофей — самое глупое во Вселенной. Оно похоже на синтетический валенок. Или на старую крысу. Нет, на старую крысу, живущую в синтетическом валенке. Поэтому я всех прошу называть меня Тимом.

Я прошел и сел.

— Так-так… — продолжала в том же духе Гучковская, листая файлы моего личного дела. — Так-так…

— Куда бы ты хотел отправиться? — вежливо спросил Бек. — Практику-то отрабатывать придется…

— Я выбрал местечко, — ответил я. — Хотел бы на Зарю, на Розовые Пляжи, спасателем. Такая суровая, изнуряющая работа на самом переднем крае борьбы…

— Тимофей, давай не будем шутить, — мягко попросил Бек. — Это ведь очень важно. Практика — серьезный шаг, почти как выбор будущей профессии.

Нет для меня профессии, я уже докладывал. Поэтому я так им и сказал:

— Вот и я о том, Игорь Леонидович. Я выбрал себе будущую профессию — хочу быть спасателем! Вы только представьте — свинцовые волны накатываются на каменный брег, седое солнце опускается за горизонт, я, мужественный и непреклонный, смотрю в бинокль. И чу — слышу крик… Тонет ребенок! Или лучше нет — олимпийская чемпионка по гимнастике! Я стремительно бросаюсь в студеные воды и, рассекая грудью пучину, устремляюсь к страждущей…

— Тимофей, — остановил меня Бек, — «страждущая» — тут несколько не то слово.

— Так-так… — Гучковская захлопнула мое дело, передала его Бежковой.

— Мне кажется, довольно балагана, — с улыбкой сказала Бежкова. — Нам всем ясно, что Тимофей не собирается исправляться…

— Я как раз наоборот — собираюсь! — заверил я. — Что может быть благороднее — спасать людей на пляже…

— Не перебивай! — перебила меня Бежкова. — Ты не собираешься исправляться, это понятно. Но мы даем тебе такую возможность…

— Я так и знал! — воскликнул я.

— Ты отправляешься в лагерь гляциологов [1] «Пири».

— Это где? — спросил я. — В Сибири?

— Это не в Сибири, это на Европе.

— Нормально. В Европе — это хорошо. «Пири», кажется, в Норвегии находится?

— Тимофей, — голос Бежковой стал вкрадчивым, — я же сказала не «в Европе», а «на Европе».

Ох уж мне эта Бежкова! Наверное, она из Вытегры. Тамошний педвуз славится своей небывалой жесткостью.

1

Гляциолог — специалист, занимающийся гляциологией, наукой, изучающей свойства льда . (Прим. ред.)

— Тимофей, — улыбнулся Бек, — Европа не в Сибири. Европа — там.

И Бек указал пальцем в потолок. В небо. Туда, где за миллионы километров от административного здания нашей школы вертелся в пустоте вымерзший спутник Юпитера, открытый Галилеем в 1511 году. А то я и сам не понял! Я лодырь, а не дурак.

Повезло…

— Европа, — с удовлетворением повторила Бежкова. — Лагерь гляциологов «Пири».

Я же говорил. Все у них уже решено заранее.

— Спасибо за доверие, — закивал я. — Обещаю не уронить честь земного гляциолога. Буду нести высокое звание гляциолога до последнего вздоха…

— Завтра в десять в порту. Шестой док, ангар восемнадцать. Все.

— Как завтра?! — возмутился я. — Я же еще не готов…

Гучковская уставилась на меня своими стальными глазами, и я понял, что спорить бесполезно.

— С детства мечтал стать гляциологом, — грустно вздохнул я. — Во сне видел. Грезил в минуты…

Бек весомо приложил палец к губам. Понятно. Еще пара слов — и засандалят на Меркурий. Или еще хуже — в Меркурий. В шахты.

И я удалился.

— Ну что? — сочувственно поинтересовался Жуков.

— Заря, Розовые Пляжи, — небрежно ответил я. — Спасателем.

— Повезло… — Жуков потер нос. — А я опоздал, наверное…

— Там еще в гляциологи записывают, может, успеешь.

И я ушел.

Глава 2. Лодырь, фанатичка, параноик

Я не люблю ничего делать, мне нравится, когда все делают за меня. Когда мне приходится чем-то заниматься, то на меня такая скука наваливается, что даже все болеть начинает.

Ну, мне, конечно, старались привить всякие полезные для общества качества, но они так и не привились, засохли на корню. Вот гляжу я на своих деятельных сверстников и вижу: они точно произошли от обезьяны — все время что-то делают. А я произошел от ленивца. Потому что не люблю ничего делать. И не вижу в том ничего предосудительного. Я ведь никому не мешаю! Ну, и не делаю я ничего, от этого же никому совершенно никакого вреда. В наши дни народ с голоду не помирает, даже наоборот. Я бы с удовольствием всю жизнь пролежал. Но отец так настроил всю лежачую мебель в доме, что днем на ней лежать решительно невозможно. Даже мой диван меня безжалостно предал — едва я приближаюсь к нему на метр, как он растекается по полу.

Впрочем, такими мелочами меня не остановить — я лежу на полу. Эх, мне бы в спокойный двенадцатый век… В крайнем случае — в еще спокойный тринадцатый… Вот бы я там пожил…

А теперь вдруг Европа.

Конечно, я подозревал, что распределение на Европу — тоже часть большого плана по переделыванию меня как вида. Последняя их надежда. Ладно… На Европу, конечно, придется лететь, тут уж не отвертишься. Однако это совсем не означает, что я буду там вовсю перековываться. Я сохраню свои принципы, пронесу их сквозь огонь… Хотя стоп, там, кажется, нет никакого огня, там лед. Ну, значит, я пронесу свои принципы сквозь лед. Вот так.