Большая охота

Как сегодня охота на белого медведя выглядит, так сказать, с нашей стороны Берингова пролива, я знаю из нескольких достаточно авторитетных источников.

Процесс до крайности прозаичен: люди (а раз это у нас, то они непременно браконьеры) переезжают вдоль побережья из точки А в точку Б на мотонартах, видят бредущего по берегу или льду «умку», догоняют его и приканчивают из любого находящегося в их распоряжении оружия.

Шприцы и медведи

Вспоминается эпизод: в районе поселения Мыс Шмидта на Чукотке в середине восьмидесятых годов случилась тяжёлая ледовая обстановка. Для белого медведя, у которого нерпа – основная добыча, это означало суровую бескормицу. Все «умки» собрались в окрестностях посёлка – на помойках, естественно. Точно так же естественно случилось ЧП: местная женщина, чукчанка, напилась «огненной воды» и прилегла отдохнуть на помойке. Кто-то из медведей спутал её с мусором и съел. На место происшествия на вездеходе приехал срочно вызванный охотовед и застрелил пару оказавшихся на той помойке медведей. На всеобщую беду здесь же (не на помойке, а в посёлке) оказался и московский корреспондент «Литературной газеты», который устроил шум на весь СССР, подав материал в духе «как фашисты расстреляли беззащитных животных».

После публикации статьи медведей боялись трогать, и они совсем распоясались – стали целыми выводками бродить по улицам посёлка. И в Москве было принято соломоново решение – медведей усыплять и спящих вывозить как можно дальше во льды. Отправили воплощать в жизнь это решение трёх охотоведов и меня (я должен был контролировать данное мероприятие в качестве представителя Академии наук СССР).

Но московские чиновники в советские годы были людьми мудрыми и отправили в Мыс Шмидта не только усыпляющее ружьё с четырьмя шприцами и снотворным, но и пять лицензий на вынужденный отстрел.

Надо сказать, что это был мой первый (и последний) опыт общения с белыми медведями.

Сами по себе звери ничего из себя не представляли – стояли целыми днями на свалке и спали там же.

Один из коллег по молодости предложил их тут же перестрелять на хрен, но главный охотовед отказался.

– Давай сперва усыпить попробуем, – сказал он.

А присланное из Москвы ружьё представляло собой одностволку 28-го калибра со стволом «цилиндр» и подъёмным целиком. К прилагаемым шприцам инструкция отсутствовала в принципе. Мы не получили ни слова информации ни про пороховую навеску, ни про дозировку препарата.

Для эксперимента взяли мы ватник, повесили его на проволоку, зарядили ружьё с навеской, вдвое уменьшенной от 28-го калибра, зарядили шприц и выстрелили.

По нашему размышлению, при достаточной навеске пороха шприц должен был застрять в ватнике.

Но шприц так не думал. Он пробил ватник и улетел в Северный Ледовитый океан.

Шприцев осталось три.

Навеску пороха уменьшили ещё вдвое.

Шприц запутался в ватнике и сломался.

А шприцы, замечу, были добротные, выточенные из латунного прутка.

Зарядили мы ружьё третьим шприцем и поехали на свалку на вездеходе.

Взял охотовед ружьё, выстрелил из него медведю в лопатку. Теперь, говорит, ждать надо минут пятнадцать, пока подействует.

А подстреленный медведь мгновенно упал, перевернулся на спину, лапами сделал «велосипед»… и затих навсегда.

Посмотрели мы на это дело, переглянулись, подходим. А он, сердешный, остывает уже.

В общем, нашли мы шприц под шкурой с другой стороны.

Расстроились очень сильно.

И положили из карабинов всех оставшихся.

Вопрос о легальной трофейной охоте на белого медведя время от времени встаёт и в России. Несколько лет назад один крупный чиновник от охоты предлагал:

– Давай я трофейную охоту на белого медведя организую! Совершенно легальную!

– И как же ты её сделаешь совершенно легальной? – усмехнулся я.

– Элементарно. Придут на побережье медведи в посёлок, мы их объявим конфликтными, возьмём разрешение на отстрел конфликтных животных. Клиент прилетает, мы одеваем его в форму МЧС, чтобы не тревожить прогрессивную общественность, даём ему автомат и везём на помойку, где эти медведи пасутся. Сто тысяч евро всё удовольствие…

Есть ли у них будущее?

Глава 2 Бурый медведь

Охоте на бурого медведя посвящено огромное количество самой разнообразной литературы. Много писал об этом и я. Подавляющее большинство распространённых на Дальнем Востоке видов охоты на медведя было описано мной ранее, в уже упомянутой книге «Мохнатый бог». Поэтому здесь, рассказывая о дальневосточных охотах, я сделаю основной упор именно на то, что может быть интересно и чего следует ожидать охотникам-спортсменам на наших и чужих берегах Тихого океана.

Сегодня бурый медведь практически не представляет интереса для широких кругов охотников Сибири и Дальнего Востока как объект мясного и какого-либо ещё промысла, в основном из-за повсеместной высокой заражённости его мяса трихинеллёзом, а также невысокой ликвидности шкур. Отстрел его ведётся с целью добычи или лап и желчи для последующей перепродажи перекупщикам из стран Юго-Восточной Азии, или трофея в виде шкуры и черепа этого хищника. Ну и, конечно, ради незабываемых впечатлений от медвежьей охоты.

Медвежий берег.

Кроме того, значительное количество медведей ежегодно отстреливается в регионах «в целях защиты жизни и собственности» (есть такое определение в законодательстве, не нашем – американском). Отстреливаются они, конечно, безо всяких формальностей, ибо происходят эти инциденты с медведями в труднодоступных местах, откуда чаще всего просто физически невозможно известить органы охотнадзора о проблемных животных.

Но здесь мы поговорим не о таких случаях, а о медведе как объекте трофейной охоты.

На востоке России распространено пять способов традиционной трофейной охоты – это охота весной на солнцепёках (подробно описанная в книге «Мохнатый бог»), охота на морском побережье с применением мотолодки, охота на приваде, охота на снегоходах и охота с подхода в горах.

Эти способы можно объединить в две группы – предусматривающие подъезд к животному на моторных средствах и предусматривающие длительное пешее перемещение в горах.

Охота на снегоходах

Охота на снегоходах выглядит так. Охотник-спортсмен сидит в нартах или специальном «корыте», которое тащится на тросе за транспортным средством. Гид-проводник, он же егерь, осматривает в бинокль заснеженные склоны сопок, находит медведя нужных трофейных кондиций, обсуждает эти кондиции с охотником-спортсменом, а затем подвозит его к зверю на расстояние выстрела.

Существует практика (правда, довольно ограниченная: мне известно всего три аутфиттерские компании, которые так делают), когда охотник сидит на снегоходе – и тогда в поиске принимают участие две машины. Но в любом случае роль гида-проводника в этом процессе – провести охотника-спортсмена в наиболее перспективные с точки зрения обнаружения и добычи трофея места, объяснить, как лучше подъехать к зверю, а также обеспечить безопасность во время охоты, ободрать шкуру и привезти её вместе с черепом в лагерь для последующей обработки.

В этих охотах огромную роль играют как рельеф местности (она должна быть доступна для проезда на снегоходах в тот период, когда медведи покинули берлоги), так и состояние снежного покрова. Должен сказать, что гиды-проводники недолюбливают снегоходные сафари – исключительно по причине того, что очень часто те проходят на пределе технических возможностей машин. Весна наступает неотвратимо и быстро, снег оседает, тает и, кажется, прямо на твоих глазах возгоняется в воздух под палящими

лучами весеннего солнца, а там, где ещё утром сияли белизной занесённые сугробами русла рек, к вечеру прорисовываются чёрные полосы открытой воды. То же и с кедровым стлаником – полукустом-полудеревом, который таится под снежным покровом – и вдруг повсеместно принимается из-под него высвобождаться, едва потеплеет настолько, что его стволы и ветви начинают наливаться весенним соком. Вот простирается прямо перед лыжами машины чистым листом снежная равнина, и вдруг раз – перед тобой, словно рука мертвеца в «Байках из склепа», вырывается чёрная, мохнатая, вся в искрах тающего снега могучая ветка…

Медведь же обычно отнюдь не стремится выйти на ровную заснеженную поверхность, где лихой ездок нагонит его в считанные минуты. Не только потому, что опасается бравых снегоход – чиков, – ему на чистом снегу просто нечего делать. То есть нечего есть.

Найти его чаще всего можно там, где находится его пища, – на обтаявших пятаках каменных россыпей. На очистившейся от снега тундре, а то и вовсе среди кустов стланика, освободившихся от вязких объятий сугробов. Поэтому если опытный проводник понимает, что выгнать медведя на открытое пространство, где его можно догнать снегоходом, не удастся, то наступает очередь подхода.

Подрастающие «хозяева тайги».

Охота с подхода

Охота с подхода на невысоких, «мягких», как их принято называть (мягких по очертаниям, а не по составляющему материалу), сопках востока России имеет достаточно устоявшийся «сценарий». Сперва охотники занимают какую-нибудь господствующую высоту, откуда открывается обзор обширной территории, поросшей редкими невысокими куртинами вездесущего кедрового стланика. Вдумчивый читатель скажет мне, что там, где заросли стланика гуще и обширнее, медведей гораздо больше, ибо едят они, как правило, именно эти вот кедровые шишечки-орешки. Больше-то их, конечно, больше, но проблема заключается не только в наличии медведей, но и в возможности беспрепятственного подхода к оным. Я регулярно объясняю охотникамспортсменам, что не поведу их в куртину высокого стланика размером километр на полкилометра, даже если в ней будет стоять мишка размером с африканского носорога. То есть пойти-то, конечно, туда можно, но уж медведя вы в результате барахтанья среди пружинящих стволов и сыплющихся на лицо длинных пахучих иголок не найдёте совершенно точно. Вы его в этих кустах просто не увидите! А если случайно и подойдёте на расстояние ближе ста метров (притом что видимость у вас будет ограничена пятью, в прогалах – десятью шагами), то зверю будет достаточно сместиться в этих кустах ещё метров на пятьдесят – и он окажется в совершенной безопасности.

Поэтому я и говорю: охотиться на медведя надо не там, где его больше всего, а там, где его проще взять.

Итак, под нами располагается широкий увал, обрывающийся с одной стороны к Охотскому морю трёхсотметровым клифом-обрывом, а с другой – переходящий в ту самую, сплошняком заросшую стлаником, долину ручья Таванай. В которой, натурально, медведь на медведе сидит и медведем погоняет. Только мы их не видим.

Гостей у меня двое: со мной Сергей, горный охотник, добывший не один десяток самых престижных баранов и козерогов, а в лагере, в километре от нас, – Юрий. Он не охотник – просто сопровождает Сергея в сафари. Сегодня он дежурит в переносном палаточном лагере на морском побережье, в то время как мы, охотники, лазаем по горам за очередным «самым большим медведем».