Большая расплата

А Желина? Гамаш переместил взгляд на старшего офицера КККП. Что же он такое?

— Дилетант паникует и берет оружие с собой, — подтвердил Бовуар. — ЛеДюк убит тем, кто знал, что делает, или, по крайней мере, думал, что знает.

— Но почему револьвер? — спросил Желина. — Зачем он был ЛеДюку, и почему убийца использовал именно его вместо того, чтобы стрелять из автоматического пистолета?

— Ну, у револьвера было преимущество — он был под рукой, — заметил Гамаш. — И поэтому нет связи между оружием и убийцей. Но тут есть ещё один полезный для убийцы момент.

— Какой? — спросила Лакост.

Тут Бовуар улыбнулся и склонился вперед:

— А такой, что мы сейчас о нём говорим. Тратим время, чтобы обсудить, почему выбрали именно его. Револьвер — это странность. А странности съедают время и силы следователей.

— Предполагаешь, что револьвер это одновременно и орудие убийства, и красная селедка [5] , — догадалась Лакост.

— Не просто красная селедка, а красный кит! — сказал Бовуар. — Нечто настолько странное, что завладело всем нашим вниманием, и при этом мы что-то явно упускаем.

5

Игра слов — отвлекающий маневр.

— Это требует обсуждения, — сказал Гамаш.

— Слишком много предположений, — сказала Лакост. — Поехали дальше. Вижу, есть предварительный отчёт о следах ДНК на месте преступления.

— Найдено очень много совершенно разных ДНК, — начал Бовуар, вернувшись к отчёту на планшете. — Чтобы их обработать, потребуется некоторое время.

— А ещё довольно много отпечатков пальцев, — заметил Желина, просматривая отчет. — И не только в гостиной.

— Верно, — согласился Бовуар, снова щёлкнув по экрану планшета.

На экранах появилась схема расположения комнат ЛеДюка — план этажа с расположением мебели и положением тела. Тап по экрану, и изображение покрылось разноцветными точками. Точек было так много, что они почти закрыли само изображение.

— Красные точки — отпечатки самого ЛеДюка, — сказал Бовуар, снова ткнув в экран. Красные точки исчезли, уступив место черным. Таких было гораздо меньше.

— Как вы можете видеть, остальные отпечатки в основном в гостиной, но некоторые найдены в ванной и немного есть в спальне.

— Уже определили, кому они принадлежат? — уточнила Лакост.

— Не все, только большую часть. Большинство принадлежит одному человеку. Мишелю Бребефу.

— Хм, — Гамаш склонился ниже над своим экраном, поднеся его ближе к глазам. — Можешь показать нам только его отпечатки?

Бовуар ткнул в планшет, рисунок на экране изменился. Точки покрывали гостиную, ванную. Спальню.

Гамаш рассматривал изображение.

Желина дотронулся до иконки на своем экране и на план гостиной сменился отчетом судмедэкспертизы. Компьютерное изображение он посчитал ограниченным. Визуализации это помогало, но в то же время сбивало с толку — тут было слишком много информации, но она была слишком узкого плана.

Он предпочёл почесть отчёт.

— Там отпечатки и других преподавателей, я вижу, — сообщил он. — Профессора Годбута, например. Похоже, эти трое — ЛеДюк, Годбут и Бребёф — провели некоторое время вместе.

— Так и есть, — согласился Бовуар. — Но, конечно же, мы не можем сказать, оставлены ли эти отпечатки одновременно или в разное время.

— Как часто в комнатах убирали? — задал вопрос офицер КККП.

— Раз в неделю, — ответил Бовуар. — В комнатах ЛеДюка уборка была за три дня до убийства.

— Но может быть этого недостаточно, чтобы стереть все отпечатки, — сказал Гамаш. — Поэтому некоторые из этих отпечатков могут быть довольно старыми.

— Я понял, что ЛеДюк и Годбут дружили, — сказал Желина. — Но каким боком тут Мишель Бребёф? Честно, мне трудно представить его в компании ЛеДюка, распивающего пиво под просмотр матча.

Гамаш, представив описанное, улыбнулся. Рафинированный Бребеф и такой браток, каким был ЛеДюк, расслабляются под пивко. Потом он припомнил тот вечер в своих апартаментах в прошлом семестре. Рейн-Мари, студенты. Огонь камина, выпивка по кругу. Снежная буря за окном, в нескольких сантиметрах от места, где они расположились.

Первая неофициальная вечеринка с кадетами. Как это было давно, хотя прошла всего пара месяцев.

Мишель Бребёф припозднился и Серж ЛеДюк подошёл к нему в благоговении, почти на полусогнутых. Он, определённо узнал Мишеля, и восхищался им, несмотря на его позор, а ещё вернее, благодаря скандалу.

Жан-Ги тоже это заметил, и побоялся, что присутствует при зарождении какого-то порочного альянса. Возможно, он не ошибался.

— Мне показалось, они приятельствовали, — сказал Гамаш, — хотя друзьями их не назовёшь. Я поговорю с ним об этом.

— Возможно, будет лучше, если поговорю я, — сказал Желина.

Подтекст был очевиден, Гамаш вскинул брови, но возражать не было смысла. Ради этого и приглашали человека со стороны — обеспечить честность расследования. Общеизвестно, что у Гамаша и Бребёфа общее прошлое — лучшие друзья, коллеги и теперь почти смертельные враги.

— С вашего позволения, я бы хотел присутствовать, — попросил Гамаш, и когда Желина заколебался, продолжил. — Я буду полезен — я хорошо его знаю.

Желина согласился, коротко кивнув.

Бовуар и Лакост переглянулись и Лакост спросила:

— Что насчет мэра? Есть его отпечатки?

— Нет, ни одного.

— Тогда, кому принадлежат остальные отпечатки? — спросила она, указывая на точки в ванной и спальне.

— С некоторыми ещё не определились, — сказал Бовуар. — Но большая часть принадлежит кадетам.

— В профессорской спальне и ванной? — удивился. — Не совсем обычно, вы не согласны?

— Я поощрял неформальные встречи профессоров со студентами, — сообщил Гамаш.

— Насколько неформальные?

— К сожалению, это правильный вопрос, — согласился Гамаш. — Если следовать моим рекомендациям, то они должны были встречаться группами.

— Вы боялись, что что-то может произойти?

— Мне казалось, это разумно, — ответил коммандер. — Так каждый защищён.

— Они следовали инструкциям?

— Oui, — сказа Бовуар. — Большинство встречались со студентами раз в неделю. Моя группа собиралась по средам. Сэндвичи, пиво и разговоры.