Большая реставрация обеда
Шрифт:
Вендулка. В каком, извините, смысле?
Оперуполномоченный. Ну, в смысле – что Йиржи Геллер вкладывает в свои произведения? Какие батареи центрального отопления?
Секретарша. Я предупреждала!
Оперуполномоченный(Секретарше). О-йо-йо-йо-йой! Я ошибся! (Вендулке.) И тем не менее…
Вендулка(Оперуполномоченному). Все вещественные доказательства у вашего эксперта.
Оперуполномоченный(Секретарше). Госпожа эксперт! Убейте нас цитатой!
Секретарша(открывает книгу, листает). Страница сорок, второй
Оперуполномоченный. Вот собака! (Вендулке.) Мне кажется, что ваши действия на городской книжной ярмарке вполне оправданны.
Вендулка. И чем же они оправданны?
Оперуполномоченный. Мною! Потому что всех писателей надо взять и закатать в бетон! Сделать им сокращение штата!
Вендулка. И тогда вы будете совмещать?
Оперуполномоченный. А что?! У меня есть интересные мысли о системе центрального отопления. Только их надо аккуратно поделить на три тома. Делай – раз!
Вендулка и Секретарша подходят к батарее центрального отопления.
Делай – два!
Вендулка и Секретарша приковывают себя наручниками к батарее центрального отопления.
Делай – три!
Вендулка и Секретарша с визгом срывают с себя одежды и в одном исподнем проваливаются в преисподнюю. Вместе с батареей центрального отопления.
Замысел
Прага. Февраль 2002 года
Но разве не тем же безумием одержимы декламаторы, вопящие: «Эти раны я получил за свободу отечества, ради вас я потерял этот глаз. Дайте мне поводыря, да отведет он меня к чадам моим, ибо не держат изувеченные стопы тела моего…»
Собственно говоря, писатель придает чужим поступкам осмысленный вид. Ему недостаточно фактов, и он пробует реконструировать события, приведшие к трагическому финалу. Потому что литература все склонна драматизировать, а кинокартина, в конце-то концов – воодушевлять. Хотя бы режиссера – на двадцать четвертую серию. Несчастный писатель доводит посторонний маразм до апогея, а сам ощущает упадок сил, поскольку предполагает логику там, где ее нет. Порою писателя возмущают импульсивные действия различных персонажей. Он пробует запихнуть их по дюжине в одну обувную коробку, а персонажи своевольно высовывают оттуда ручки да ножки и бьются о крышку головой.
Однажды я встретил подобного «кукольника» на Староместской площади. Он прижимал свою обувную коробку к груди и напевал:
Четыре месяца спустя – еще проходит два!Как по макушке колотя – проходит голова!Мы наблюдаем чудеса – как времечко летит!Поел, а через полчаса – вернулся аппетит!Полная белиберда, если рассматривать ее с точки зрения абракадабры. Но когда я приблизился, то понял, что этот писатель просто-напросто заглушал неприличные звуки, доносящиеся из его коробки: хохот, топот, свист, замысловатые ругательства и возгласы «подбавь пару, подбавь пару!», как будто писатель таскал за собой филиал преисподней. Дважды из обувной коробки выбрасывался женский чулок в мелкую сеточку, и писатель был вынужден запихивать его обратно. «Двенадцать чертей вам в бок!» – поприветствовал я писателя. «И вам того же!» – отозвался он. «Какие нынче виды на урожай детективов?» – поинтересовался я. «Ужасные!» – резюмировал он, и мы разошлись куда
подальше друг от друга, потому что писателю писателя знать необязательно.А уж читать друг друга – и вовсе извращение. Во-первых, ничего хорошего о ныне здравствующих писателях я сказать не могу. А во-вторых, и о себе – тоже. Один мой знакомый любил повторять, что настоящий писатель – явление крайне редкое. Истинно! Истинно! Мало кого угораздит уродиться этакой сволочью и собственные патологические наклонности оправдывать литературными чудачествами. Мол, уважаемые читатели – не надо путать автора с его персонажами! Согласен, что это так же трудно, как и невозможно. Даже самые отъявленные персонажи не ведут себя как умалишенные. Не изводят жен и подруг бесконечными разговорами о собственной гениальности, не плюют в телевизор, чтобы попасть в литературного критика, и не прыгают по столовой, облившись чернилами, с целью напомнить гостям, что среди них отдыхает известный писатель.
И не надо потворствовать всяким литературным заболеваниям, когда лучше всего – правильно подобрать таблетки. На вечере встречи с известным писателем каждый сознательный гражданин должен встать и громко спросить: «В этом зале есть доктор?!» А то сидят словно садисты и наблюдают, как человек на сцене агонизирует. Вот поэтому, когда меня приглашают в гости, я прежде всего выясняю – будут ли там писатели? И если нет, легко соглашаюсь отобедать, не беспокоясь о собственных брюках и прививках против бешенства. А то иногда вывешивают табличку: «Осторожно – злая собака» – и не указывают конкретно – кто…
Вопрос: Насколько автобиографичны ваши книги?
Ответ: Все книги автобиографичны в той или иной степени. И главное для писателя, чтобы ему поверили. Например, я никогда не бывал в городе Брно, пусть развивается он и хорошеет. Когда в «Реставрации обеда» я описывал железнодорожный вокзал, то вспоминал город Горький, теперь Нижний Новгород, откуда со страшным похмельем я возвращался из командировки. За полчаса до отправления поезда купил билет и столкнулся с дилеммой: свернуться калачиком и прохрапеть до самого Ленинграда или еще постоять на перроне и внимательно понаблюдать за посадкой. Потому что в моем вагоне не было ни одного пассажира! Как любопытный писатель, но осторожный, я педантично обследовал все купе и не нашел ничего человеческого, кроме запаха. В другие вагоны народ набивался, как полоумный, а мой оставался пустым. Вот поэтому я подумал-подумал, похлопал свое тридцать шестое место по полке и тоже вышел, чтобы не нарушать гармонии. С важным видом независимого эксперта я выбрался на перрон, и тут человеческий запах наконец-то обрел плоть. В мой вагон организованно стали напихиваться пассажиры.
А надо сказать, что историческое время было самое застойное: Горький город закрыт для иностранцев, народ запуган Комитетами государственной безопасности, Брежнев целовался со всеми подряд, как ненормальный, а за границу ездили люди, только проверенные и подкованные. «Здравствуйте! – говорят мне люди, как только я снова проник в купе и собрался залечь на свою полку. – Давайте знакомиться! Теперь две недели мы будем вместе!» – «Держите карман шире! – говорю я. – Через двенадцать часов мы будем в Ленинграде! Так что ни о каком двухнедельном знакомстве и не помышляйте! Мне нужно только ночь пролежать и утром отдышаться!» – «Как? – удивляются люди. – Вы разве не едете с нами в Финляндию?» – «Со всей бы душой, – говорю, – но, к сожалению, мордой не вышел!»
А дальше возникает интересная ситуация с точки зрения туристической группы, укомплектованной Комитетом государственной безопасности для путешествий по странам и континентам. Этот опломбированный вагон в полном составе следует по маршруту «Горький—Финляндия», но с промежуточной остановкой в Разливе, чтобы запомнить, как строился ленинский Шалаш, потому что всякое в жизни может пригодиться. Финляндия – страна капиталистическая, а морда у случайного попутчика очень подозрительная. Особенно с похмелья. И даже не глядя на ленинский Шалаш, можно легко прийти к выводу, что случайный попутчик работает в Комитете государственной безопасности. Я бы этой кассирше, что дала мне такой билет – с удовольствием навалял!