Большая зачистка

Президент Ти-ви-си, не затягивая дела излишними подробностями, изложил генералу суть беседы Западинского с Абушахминым, которая у тех состоялась в «Арбатских встречах». Как там они ни старались обезопасить себя, специалисты Матюшкина оказались на голову выше игнатовских. Те ничего не обнаружили, и запись получилась чистой. Вот поэтому и решился Плешаков сделать демонстративный шаг и появиться на панихиде в Останкине. А при случае, если Виталий полезет в бутылку, обрезать его: мол, сиди и не вякай, знаем мы, откуда ветер дует и кто свою руку приложил.

Матюшкин послушал произведенную запись, и его очень неприятно поразил тот факт, что Игнатов, оказывается, был не просто подельником Западинского и Формозы в их грязном бизнесе, но что ему отводилась этими двумя важная роль в продаже украденной информации.

Точнее, той ее части, где речь шла о разработке Пентагоном новейшей секретной техники. В информации на эту тему, как походя заметил Западинский, были весьма заинтересованы и собственные российские спецслужбы. Получается так, что Игнатов уже с кем-то вел переговоры на этот счет. То есть торговля шла, что называется, вовсю, а директор ФАПСИ ничего не знал о противозаконной деятельности собственного подчиненного. Свою же деятельность таковой Сергей Сергеевич не считал. Тут есть немало нюансов — что чем называть и в каких обстоятельствах. Недаром же утвердилось в общественном сознании, что у нас — исключительно разведчики, а вот у них — только шпионы.

И еще одна тайная забота одолевала Матюшкина, сказать о которой он, правда, почему-то не решился: Анатолий и без того, похоже, запутался теперь с этой девкой. Держать у себя — опасно, а отпускать — тем более. То можно было хоть на папашу как-то влиять, а теперь что? Так вот, забота Матюшкина заключалась в том, что уже практически подошедшие к своему логическому завершению переговоры о продаже лекарственных разработок по СПИДу и онкологии фирме «Медикал Рисёч», когда обе стороны уже пришли к согласию о цене, эти самые контакты вдруг по какой-то причине притормозились. Чего-то они там у себя темнить начали, вроде как бы еще раз подумать захотели… Это не бизнес, здесь уже пахнет какой-то провокацией. Все, что они захотели, им показали, откуда же появились сомнения? Может быть, дело временное? Но беда в том, что и двое агентов Матюшкина, которым было поручено решение данного вопроса, тоже ничего не понимали. Они обращались за советом к нему, а в принципе это он должен был спрашивать у них, в чем дело…

И вот на этом несколько тревожном фоне обнаружилось, что генерал Игнатов как-то непонятно активизировал свои действия. Если, конечно, Матюшкин с Плешаковым правильно понимали суть диалога своих антиподов. Проанализировав еще раз ситуацию, Сергей Сергеевич решил самостоятельно, не посвящая в это дело пока Плешакова, предпринять решительный шаг. Он попросил помощника вызвать к нему в кабинет начальника управления Игнатова.

— Присаживайтесь, Александр Дмитриевич. Как самочувствие? Как настроение? На пенсию не собираетесь?

Игнатов удивленно вскинул брови: набор вопросов был самый недвусмысленный.

— Полагаете, пришло время? — с легкой издевательской улыбочкой спросил он, зная, что Матюшкин старше его на два года.

— Да вот, слышал, вы приболели…

— Нет, чувствую себя вполне. Чего, как говорится, и вам желаю, товарищ генерал-полковник.

— Очень хорошо. Значит, выслушаете без эмоций… Вот тут у меня имеется запись одного любопытного разговора. Впрочем, что я вам говорю, вы и сами, Александр Дмитриевич, голоса легко узнаете. Вот послушайте. — И Матюшкин нажал клавишу пуска на портативном магнитофоне.

«— Короче! — услышал Игнатов свой собственный голос. — Вы чего детский сад устраиваете? Зачем мы здесь? Давайте по делу. И ваш базар мне не нужен, у меня тоже собственных забот хватает. В чем ты меня обвиняешь, Виталий Борисович? Меня, который тебя человеком сделал, а?

— Ну только не надо, не стоит, Сан Дмитрич, не бери на себя лишнего! А то не дотащишь. Что когда-то было, давно прошло. Вместе с нашими партбилетами. А вот нынче я хотел бы от своих партнеров полной отдачи! Стопроцентного вклада — во всех смыслах! Рано еще изображать из себя благополучных рантье, стригущих купоны. Не доросли, господа!

— Слышь, Игнатов, а чего этот пуп со своей блядью, совсем охренел, что ли? Ты его в малолетстве часто харил у себя на Лубянке?..»

— Пока достаточно? — учтиво спросил Матюшкин, глядя в побагровевшее лицо Игнатова. — Голоса узнаете? Западинский, Абушахмин — известный уголовник, генерал Игнатов… Подходящая компания. Так что будем делать, Александр Дмитриевич?

Игнатов молчал, глядя в стол.

— Вы сами напишете рапорт или будем передавать материалы, а у меня их за последнее время скопилось немало, в службу собственной безопасности?

— Чистосердечно? — поднял наконец глаза Игнатов.

Матюшкин пожал плечами:

— Не уверен, будет ли толк. Впрочем… послушаю.

Матюшкину и в голову не приходило, что проблема может решиться с такой легкостью. Ну, поупрямится Игнатов, даже слезу прольет, неискреннюю, конечно, попробует покаяться, упрашивать станет, хотя против таких аргументов — увы, не попрешь.

— Каюсь, товарищ генерал-полковник, бес попутал. Думал к старости деньжат подкопить, здоровье-то и в самом деле неважное…

— Значит, рапорт? — жестко спросил Матюшкин.

— Да мне б хоть до конца года, товарищ генерал-полковник, честью клянусь, разорву все отношения. Самому так гадко…

«Чего тут до конца года-то, — прикинул Матюшкин, — три, по сути, месяца…» А с другой стороны, взять да уволить генерала, начальника управления — для этого веские основания нужны. Как наверху еще посмотрят. Черт с ним! Позору не оберешься. Пусть до конца года. Но рапорт напишет сегодня. А вот число проставим, когда придет время…

Против такого решения директора Федерального агентства Игнатов не возражал, даже поблагодарил за снисходительность к его человеческой слабости.

И пошел дослуживать. А его рапорт остался на столе Матюшкина.

Вечером Александр Дмитриевич устроил в ресторане «Арбатские встречи» настоящий профессиональный шмон. Уж если в «Русском доме», где все заранее и тщательно проверили, их все равно облапошили, словно сосунков, то тут вообще никакого доверия быть не может.

Генерал был не просто зол, он был разъярен и всю свою ярость немедленно обрушил на головы спешно прибывших Западинского и Абу. Удар, нанесенный Матюшкиным, был действительно под дых. Но здесь, как ни старались, как ни обнюхивали стены сотрудники Западинского, ничего предосудительного так и не нашли — ни глазков телекамер, ни «жучков», ни «клопов», ни какой-то иной мерзопакостной живности. Чисто было. Что и позволило партнерам немного сбросить пар, успокоиться.

Сели в своем закрытом кабинете, и генерал потребовал водки. Много водки. Напряжение нуждалось в существенной разрядке.

Когда немного отпустило, Игнатов заявил, что в отношении Матюшкина необходимо немедленно принимать кардинальное решение. Компромат, который у него имеется на всю троицу, подобен бомбе замедленного действия, но поистине убойной силы. Поэтому тянуть нельзя.

К сказанному генералом Западинский добавил факт потрясающей наглости Плешакова во время гражданской панихиды. И, естественно, тут же возник вопрос: нет ли связи между двумя этими действиями, не желание ли это противника перейти в решительное наступление? Но тогда получалось, что Матюшкин и Плешаков действуют единым фронтом, а разве подобное возможно?