Больше чем люди

Алишия подбежала к нему.

– Что это? Что это? Ты ранен, позволь мне помочь тебе, что ты сейчас...

Его единственный целый глаз смотрел на нее неподвижно и остекленело. Отец глубоко вдохнул, слишком глубоко, как будто очень долго сдерживал воздух, вдохнул со свистом. Со стуком вставил патрон на место, щелкнул предохранителем, посмотрел на Алишию и поднял пистолет.

Она никогда не могла забыть этот взгляд. И тогда, и позже происходили ужасные вещи, однако время смягчало их, размывало четкие очертания. Но этот взгляд не забывался никогда.

Отец устремил на нее взгляд одного глаза, поймал ее своим взглядом и удержал; она дергалась, как наколотое насекомое. С ужасающей ясностью поняла, что он ее не видит, что он смотрит на какой-то свой неведомый внутренний ужас. По-прежнему глядя сквозь нее, он вложил ствол пистолета в рот и нажал на курок.

Шума было не очень много. Волосы на макушке взвились. Глаз продолжал смотреть, по-прежнему удерживая Алишию. Девушка позвала отца по имени. Но и мертвый он был так же недоступен, как мгновение назад. Наклонился, словно показывая, что стало с его головой, и тут его взгляд перестал удерживать Алишию, и она убежала.

Два часа, целых два часа прошло, прежде чем она нашла Эвелину. Один из этих двух часов был просто потерян, он весь состоял из черноты и боли. Второй оказался слишком тихим, время тянулось с легким всхлипыванием. Алишия поняла, что всхлипывает она сама.

– Что? Что ты сказал?
– плакала она, пытаясь понять, все задавая и задавая этот вопрос молчащему дому.

Она нашла Эвелину у пруда. Девочка лежала на спине, и глаза ее были широко раскрыты. На голове ее была шишка, а в ней углубление, в которое можно было положить три пальца.

– Не нужно, - негромко сказала Эвелина, когда Алишия попыталась приподнять ее голову. Алишия осторожно опустила голову, наклонилась, взяла руки сестры и сжала ИХ.

– Эвелина, что случилось?

– Меня ударил отец, - спокойно ответила Эвелина.
– Я хочу спать.

Алишия заплакала. Эвелина сказала:

– Как называется, когда один человек нужен другому.., когда хочется, чтобы к тебе прикасались.., и двое как одно целое, и больше никого не существует?

Алишия, читавшая книги, задумалась.

– Любовь, - ответила она наконец. Глотнула.
– Но это безумие. Это плохо.

Спокойное лицо Эвелины приобрело мудрое выражение.

– Нет, не плохо, - сказала девочка.
– У меня это было.

– Тебе нужно вернуться в дом.

– Я посплю здесь, - ответила Эвелина. Она посмотрела на сестру и улыбнулась.
– Все в порядке... Алишия?

– Да?

– Я никогда не проснусь, - с тем же странным мудрым выражением сказала Эвелина.
– Я хотела кое-что сделать, но теперь не смогу. Сделай это за меня.

– Сделаю, - прошептала Алишия.

– Для меня, - настаивала Эвелина.
– Тебе не понравится.

– Сделаю.

– Когда будет ярко светить солнце, - сказала Эвелина, - окунись в него. Это еще не все, подожди.
– Она закрыла глаза. На лбу ее появилась морщинка и тут же разгладилась.
– Будь на солнце. Двигайся, бегай. Бегай и.., прыгай. Подними ветер. Я так хотела это сделать. Я сама не знала, что хочу этого, пока... Алишия!

– Что, что?

– Вот оно, вот, разве ты не видишь? Любовь, с солнцем по всему телу!

Далеко в лесу за изгородью послышался плач. Алишия долго слушала его, наконец протянула руку и закрыла глаза Эвелины. Встала и пошла к дому, а плач сопровождал ее, пока она не добралась до двери. И даже, кажется, проник вместе с ней.

***

Услышав негромкий стук копыт во дворе, миссис Продд что-то прошептала и выглянула из-за канифасовой кухонной занавески. При звездном свете и благодаря хорошему знакомству с двором она различила лошадь и сани для перевозки камней, рядом стоял ее муж. Он направлялся к входу. Доигрался, подумала она, застрянет в лесу. Сейчас весь обед сгорит.

Но он не доигрался. Об этом сразу сказал взгляд на его лицо.

– Что случилось, Продд?
– с тревогой спросила она.

– Дай одеяло.

– Какого...

– Быстрей. Парень тяжело ранен. Подобрал его в лесу. Как будто медведь его задрал. Всю одежду разорвал.

Она бегом принесла одеяло, он выхватил его и вышел. И через мгновение вернулся, неся человека.

– Сюда, - сказала миссис Продд. Она распахнула дверь в комнату Джека. А когда Продд заколебался, держа на руках длинное обвисшее тело, она сказала:

– Входи, входи, не обращая внимания на грязь. Отмоется.

– Принеси тряпку и горячей воды, - с усилием сказал он. Она подошла и осторожно приподняла одеяло.

– О, Боже!

Он остановил ее у двери.

– Он не протянет ночь. Может, не стоит мучить его этим.
– И он указал на кастрюлю с горячей водой, которую она принесла.

– Мы должны попробовать.
– Она вошла. Остановилась. Он взял у нее кастрюлю, а она стояла, побледнев, закрыв глаза.

– Ма...

– Пошли, - негромко ответила она. Подошла к кровати и начала обмывать истерзанное тело.

Он протянул ночь. Протянул и неделю, и только тогда у Проддов появилась надежда. Лежал неподвижно в комнате, которая называлась комнатой Джека, ничем не интересовался, ни на что не реагировал, кроме света, который появлялся в окне и исчезал. Лежа, он смотрел в окно; может, видел что-то, а может, ничего не видел. Да и мало что можно было увидеть снаружи. Далекая гора, бедная земля Продда; изредка сам Продд, кукла на удалении, царапающий упрямую почву сломанной бороной, выдергивающий сорняки. Внутренняя суть лежащего оставалась замкнутой и молчаливой. Внешняя оболочка словно сморщилась и тоже стала недоступной. Когда миссис Продд приносила еду - яйца и теплое парное молоко, домашние копчения и лепешки, - он ел, если она его заставляла, и не обращал внимания ни на нее, ни на пищу, если не заставляла.

Вечерами Продд спрашивал:

– Он ничего еще не сказал?

Жена качала головой. Через неделю Продду пришла в голову мысль. Через две недели он ее высказал.

– Как ты думаешь, ма, он не свихнулся? Она рассердилась.

– Что значит свихнулся? Продд сделал жест.

– Ну, знаешь. Слабоумный. Может, поэтому и не говорит.

– Нет, - уверенно ответила его жена. Она подняла голову и увидела вопросительное выражение Продда. Сказала:

– Ты смотрел ему в глаза? Он не идиот.