Большие батальоны. Том 2. От финских хладных скал…

— К этому я и подвожу, — ответил Тарханов. — Поэтому мы вначале всей своей ударной силой атакуем единственно известный нам вражеский «тет-де-пон». Уничтожаем его в дым, как клопиное гнездо паяльной лампой, а потом начнём по Москве до утра гулять повзводно. Эти самые нервные связи резать в прямом и переносном смысле. Обезвреживать связных, координаторов, интернет-провайдеров и всяких там блогеров…

Эти слова он произнёс, как заученные на чужом языке без перевода.

— Задержанных свозить или отводить в ближайшие полицейские участки и оставлять там, без объяснения, под личную ответственность дежурных. Буйных на словах, но безвредных на вид штатских можно вообще не арестовывать. Просто изымать средства связи и под честное слово обязать не выходить на улицу в течение суток…

При словах про «честное слово» Фёст тихонько хмыкнул. Рассказ Леонида Пантелеева под таким названием уже три поколения нынешних «свободных граждан» не читало.

— …Это всё — на усмотрение местных товарищей, — слегка поправился Тарханов. — А вот с выявленными руководящими и направляющими центрами, «ответственными связниками» между правительственными учреждениями, воинскими частями, банками, предприятиями транспорта и связи — не церемониться. Сегодня к вечеру вся эта хитроумная конструкция (он имел в виду аппарат и механизм заговора) должна представлять собой груду не подлежащих восстановлению развалин. Грубо говоря, мы должны за полсуток сделать то, на что в норме уходят годы. Господ командиров батальонов, советников и консультантов прошу открыть свои планшеты и взять в руки карандаши. То, что я скажу — это окончательно. Изменять диспозицию или командовать «по обстоятельствам» у меня возможности не будет. Каждый сам себе обеспечивает нужную обстановку…

Головной БТР начал притормаживать. Фёст показал Тарханову жестом: «Всё, приехали». Сергей кивнул.

— …Записали, господа офицеры? Тогда — до следующей встречи в этом же составе. Надеюсь — полном. Господин Хворостов, задержитесь на минутку, имею личный вопрос…

Генерал Гнедин с Фёдором Давыдовичем лежали носом в пол, радуясь, что пули кладку в три кирпича не пробивают. Окна давно вылетели, засыпав всё вокруг осколками, и теперь одно из двух — либо появятся на пороге неизвестные солдаты с автоматами, либо в проём влетит термобарическая граната, а то и артиллерийский снаряд. Тогда, как в жалостной песне: «и никто не узнает, где могилка моя». Разве по остаткам обгоревшего погона Гнедина опознают, если найдётся тот, кого это заинтересует.

Батарчук, единственный здесь боевой офицер, пытался сориентироваться в происходящем, время от времени выглядывая из-за оконного откоса. По звукам выстрелов, своих и чужих, направлениям трасс, вспышкам разрывов кое о чём можно было судить. Что бой проигран вчистую, сомнений не оставалось. После внезапного огневого налёта такой силы собрать воедино рассредоточенную на десятке гектаров, в изолированных помещениях часть, восстановить единое, тем более осмысленное командование даже теоретически невозможно. Для этого нужно было специально разработать многоуровневую схему переподчинения и до автоматизма отрабатывать поведение каждого бойца и командира в каждом из предполагаемых вариантов. И особая система сигналов нужна, ракетами, сиренами, по защищённой связи. Одними свистками при таком звуковом фоне не обойтись.

На флотах подобная практика применяется повсеместно, особенно у подводников, но в военно-полицейских частях даже при намёке на необходимость подобных тренировок на любого, предложившего такое, посмотрят, как на опасного идиота.

Сейчас для каждого бойца и младшего командира возможна только спонтанная очаговая оборона с надеждой на прорыв из окружения, причём тоже «на бога» или — «на шару», как говорят блатные. Боеприпасов много, в развалинах старых, в два шлакоблока или три кирпича сложенных зданий, с глубокими подвалами, держаться можно не одни сутки. Вот только вспомнился подполковнику старый еврейский анекдот: «Кому это надо и главное — кто это видит?»

Впрочем, пусть отстреливаются до последнего. Сам Батарчук давно (уже минут двадцать назад) поставил крест и на своей уникальной, лучшей в России части (не зря придумана присказка насчёт «хрена с винтом»), и на собственной военной карьере.

Вопрос только в одном — сдаться сейчас, предъявив в качестве «выкупного платежа» этих двух идиотов, и до конца косить под честного служаку, выполнявшего приказы людей, облечённых доверием «верхней власти», или всё же попробовать бежать вместе с ними? То, что его поставили на должность три дня назад, фактически снимало все вопросы будущих следователей.

«Ничего не знал, ничего не видел, приехавших „эмиссаров“ сначала пытался вразумить, а потом „перешёл на сторону законной власти“».

Приличная отмазка, а на что дальше жить? Вот поэтому (пока) лучше играть второй вариант — вывести господ начальников в безопасное место за очень приличный куш, а уж потом…

И за тот и за другой варианты доводов имелось примерно поровну. Да, при прорыве выше шанс погибнуть, но зато можно прямо сейчас, никуда не заезжая, гнать и гнать, не останавливаясь, хотя бы до Адлера. А там Гнедин через Псоу переведёт, под стволом у затылка назовёт номера счетов или карточки банковские отдаст. Не все и не всё, зачем наживать врагов? Батарчук на самом деле был скромным, незлым человеком, почти лишённым «фантазии». Миллион, нет — два миллиона «евриков» наличкой, и всё, и исчез навсегда неудачливый полководец и политик Батарчук с его мечтой о генеральских погонах. Зато хоть поживёт следующие двадцать-тридцать лет как белый человек. Тем более в командирском сейфе штаба хранился ещё миллион, для расплаты с личным составом. Это уж точно законный куш подполковника.

Над головой грохнула, воткнувшись в бетонный блок междуэтажного перекрытия, кумулятивная граната. Посыпалась штукатурка с потолка, свистнули над головой осколки. Чуть бы ниже — и «нет ни слёз, ни воздыханий, но жизнь вечная».

Подполковник ощутил тычок в бок. Повернулся. Фёдор Давыдович держал в руке нормальный такой пистолет, крупнокалиберный и многозарядный, не дамскую хлопушку.

— Смотри, если мысли дурацкие появились — быстренько забудь. Я сдаваться не собираюсь и тебе потроха вышибу. Меня совсем близко охрана ждёт, я её с собой не потащил, и правильно сделал. Думай, как выбираться будем. Тогда заплачу…

Организатор с самого начала правильно решил — что толку от четырёх личных «бодигардов» в расположении хорошо вооружённого батальона? Помочь не помогут, а если что — без толку пропадут, лишив хозяина последнего шанса. Он и оставил их в маленькой частной придорожной гостинице, в полукилометре от съезда с межрайонной асфальтовой двухполоски на ведущую к базе, перекрытую шлагбаумом бетонку.

Телохранителей он подобрал с умом — двое мужчин и две женщины, изображающие пары, но едва ли семейные. Просто выбрали люди для любовных утех захолустный тихий уголок, где даже случайно невозможно попасть на глаза знакомым, и радуются жизни. Вот они, в случае если удастся до них добраться, вывезут грамотно, защитят от дорожных патрулей и примитивных инстинктов соратников.

— Думать тут нечего, — ответил подполковник, пальцем отодвигая ствол от своего «солнечного сплетения». — Я же сказал — броском до бэтээров, и по газам напрямик. Есть у меня подобие тропы. Кто не знает — не найдёт и днём. Единственный шанс. Ну а напоремся — тут…

Уточнять Батарчук не стал, чтоб не накликивать.

— Ну так и пошли, раз без вариантов.

Нужно сказать, что Фёдор Давыдович отнюдь не походил на мягкотелого, мгновенно расклеивающегося при серьёзной угрозе бухгалтера, пусть и крайне высокопоставленного. Его поведение и днём, и сейчас, говорило о противоположном. На ниве финансов и конспирологии он подвизался оттого, что так карта легла в далёкие уже девяностые годы. Но с тем же успехом этот человек мог и смотрящим за всем столичным регионом стать, а веков пять-шесть назад экспедицию на поиски Эльдорадо возглавить вместо Кортеса. Ещё вчера утром он видел себя не ниже чем премьером или председателем Госдумы, в зависимости, какой тип правления в России покажется предпочтительнее. И на каком посту интереснее и выгоднее будет потрудиться.

А вот теперь придётся бежать, рискуя головой, почти что как персонажу какого-то старого фильма — по неограждённым крышам восьмиэтажных домов, отстреливаясь из «маузера». Ах да, «Тарантул» тот фильм назывался…

Все трое, выждав паузу в сплошном огне, выбрались из дома, залегли за крыльцом.

Стрельба несколько стихла, велась теперь нападающими не на сплошное подавление, а на выборочное уничтожение — по опорным пунктам, пулемётным гнёздам, по перебегающим людям. Но, судя по всему, до рассекающих очаг обороны и блокирующих отдельные узлы сопротивления ударов дело пока не дошло. Командующий операцией явно не хотел жертвовать своими людьми, а подхода к «зубрам» подкреплений он справедливо не опасался. Неоткуда было этому подкреплению взяться. Не Зеленоградская же милиция кинется на звуки серьёзного, минимум полкового масштаба боя и не МЧС.