Большие девочки не плачут

— Что смешного? — спросила Эмма, сложив на груди руки в ожидании плохих новостей.

Дэвид брезгливо посмотрел на нее.

— Да так, кое-что вспомнил, к вам это не относится.

Он откашлялся и сделал вид, будто читает свои записи, прежде чем принять решение.

— Ну что ж, полагаю, попробуем еще месяц, а там посмотрим, как пойдут дела.

Эмма едва в обморок не упала от облегчения, когда он протянул ей белую упаковку с таблетками.

— Я вас не подведу. Вот увидите. В следующий раз все будет в порядке, — прибавила она.

Она поднялась и тут же исчезла за дверью, прежде чем он успел передумать, а может, и забрать у нее таблетки. В приемной она одарила кого-то несколько истерической улыбкой и тотчас бросилась к Марине и Терезе, которые сидели рядом и нервно беседовали, ожидая вызова.

— Привет обеим!

Столь шумно выраженное приветствие внушало тревогу, и Марине потребовалось несколько секунд, чтобы заговорить.

— Привет, Эмма. Все в порядке?

Этот туманный вопрос в общем-то и не требовал ответа, но Эмма была слишком возбуждена, чтобы сдерживаться.

— Четыре стоуна. Ну не фантастика ли! Никогда не чувствовала себя так здорово. Нужно, конечно, настроиться соответствующим образом, последить за фигурой, но я уже начала делать упражнения, а если уж взялась за цикл упражнений, то можно выправиться за шесть недель, и я считаю, не пройдет и нескольких недель, как я дойду до девяти стоунов.

Ее взгляд бешено метался от Марины к Терезе, но когда она увидела выражение их лиц, вдруг резко закрыла рот. В последнее время она наблюдала такое же выражение на многих лицах. Что-то заставляло людей смотреть на нее вот так. Она все поняла. Ее не в меру возбуждало то, что она стала почти худой. Ей хотелось идти по улице и кричать: «Посмотрите на меня! Посмотрите на меня!», но ее безумие еще не зашло так далеко. Вместо этого она копила свою радость внутри, собирая ее в сплошную массу бредовых признаний, которые готова была выплеснуть на всякого, кто проявит интерес.

Она понимала, что говорит слишком много и слишком быстро, и решила попробовать обуздать свои чувства и представить более достойный портрет самой себя в новом обличье. На этой стадии она еще сохраняла капельку объективности, хотя иные аспекты ее поведения и вызывали некоторую тревогу.

— А как насчет того, чтобы мы втроем потом поужинали? Устроим девичник, а?

Неожиданно испугавшись того, что они отвергнут это предложение, она сменила тему.

— Мне это нужно для статьи. Я готовлю сенсационный материал для «Санди Таймс» о своем участии в эксперименте с этим лекарством, и если кто-то еще добавит что-то к моим ощущениям, то это не помешает. Угощаю.

Ее отчаяние было столь очевидно, что Марина и Тереза не смогли ей отказать. Первой заговорила Тереза:

— Что ж, отлично, Эмма. Но мы здесь пробудем еще с полчаса. Сегодня что-то очень медленно двигается очередь.

Марина вскочила, чтобы поддержать свою подругу.

— Может, мы лучше где-нибудь встретимся? Зачем тебе тут маяться?

— Да нет, я с радостью подожду здесь. Мне здесь нравится. У меня тут возникают чудесные ассоциации! Да вы не торопитесь.

Эмма надела наушники, включила плеер и уплыла в свой особый мир, в котором она была стройной, прекрасной и счастливой.

— А чего это она так улыбается? — прошептала Марина.

Тереза пожала плечами.

— Не знаю, но у меня от этого мурашки бегут. И зачем мы согласились пойти с ней?

— Если я правильно помню, предложение приняла ты.

— Я должна была это сделать. Это ведь все равно что ударить Бемби [29] , если сказать «нет». И потом, чего это ей вздумалось пристать к нам ни с того ни с сего? До сих пор она не проявляла к нам интереса.

Марина пожала плечами.

29

Речь идет о диком олене из книги австрийского писателя С. Зальцмана (1869–1945) «Бемби» (1923).

— Трудно сказать. Но, если верить слухам, они с Гейл больше не разговаривают. И в ТФБП она теперь совсем не ходит. Наверное, у нее не осталось друзей.

— Ну ладно, на этот раз сходим, но если она думает, что так будет и дальше, три девочки вместе, и все такое, то пусть еще раз поразмыслит. А я собиралась поговорить с тобой, как раньше.

— Опять с Родом поссорилась?

— Не совсем. Как можно ссориться, когда я его не вижу. Он теперь все время где-то пропадает. Говорит, по делам.

— А ты ему не веришь?

— Не знаю, чему и верить. Не могу же я винить его за то, что он хочет держаться от меня подальше. Я законченная сука. Знаю, что все будет в порядке, как только я стану стройной, но вот что меня бесит, так это процесс похудения.

— Но ты уже теперь выглядишь отлично, и тебе это известно. Ты ведь не собираешься и дальше худеть?

— Марина, только не говори, что и ты туда же — «только не худей слишком сильно». Обычно я приписываю это зависти, но я знаю, что ты не такая.

На лице у Марины появилось обиженное выражение.

— Полагаю, так говорят, потому что действительно так думают, ибо это правда. Ты на самом деле выглядишь отлично. Да ты и сама, с твоим скрытым чувством собственного достоинства, должна согласиться с этим. И еще ты должна согласиться с тем, что если кто-то сбрасывает вес ниже какого-то уровня, то может быть нарушен баланс присущих человеку качеств.

— Не знаю, о чем ты говоришь, но если ты это утверждаешь, значит, лучше оставаться в меру толстой, иначе ты ни за что не заставишь меня согласиться с тобой.

Марина подумала, а не отказаться ли ей от своего довода, но не смогла. Нужно еще раз попытаться убедить Терезу сойти с избранного ею курса.

— Насчет лишнего веса я ничего не говорю. Я говорю, что у каждой женщины есть своя индивидуальная конституция, которую она считает идеальной. Ты знаешь, что я имею в виду: как только женщина утратит подкладку в боках, у нее вытянется и осунется лицо. А другая женщина уберет последний лишний дюйм с бедер, так у нее ноги сразу станут кривыми.

— Другими словами, если я не хочу быть похожей на старую мегеру, то мне нужно оставить свой отвратительный живот?

Марина воздела руки, признавая свое поражение.

— О’кей. Твоя взяла. Давай переменим тему, пока мы не поссорились.

— Отличная идея.

Обе уставились в пространство в поисках безопасной нейтральной темы. Задача была трудной, поскольку их дружба основывалась на том, что волновало их обеих, — лишний вес. Все остальное ответвлялось от этого общего стебля при молчаливом согласии с тем фактом, что чувство физической неполноценности не вторгается ни в одну другую сферу их жизни.