Большие перемены

Буравин подавился едой и закашлялся:

— Так вы не только пишете сказки, но еще и верите в них?

Полина похлопала его по спине, а Андрей снова смутился:

— Похоже, сегодня я все говорю невпопад… Впрочем, я не оратор, а писатель. Это меня немного извиняет.

— Андрей, может быть, еще салата? — предложила Полина поспешно.

Но Андрей ее не услышал и продолжал:

— Хотя мой учитель — профессор Сомов — и писал прекрасно, и говорить умел замечательно. Он вообще был человеком одержимым. В лучшем смысле этого слова.

Полина и Буравин молча слушали грустный монолог Андрея.

— Если Сомов загорался какой-то идеей, остановить его было невозможно. Он и в свою последнюю экспедицию собрался так спешно, что не успел оповестить никакие официальные инстанции.

— Получается, что экспедиция была нелегальной? — удивленно сказала Полина.

Андрей развел руками:

— Увы. Я помню, как Игорь Анатольевич завидовал людям, которые живут в ваших местах. Говорил: «Они же каждый день прикасаются к живым легендам! Можно сказать — к вечности, ведь легенды не умирают!» К сожалению, умирают ученые, которые эти легенды изучают…

Андрей погрузился в печальные мысли, Полина и Буравин сочувственно смотрели на него.

— Чай все будут? — решила сменить тему Полина. Андрей, очнувшись от грустных мыслей, воскликнул:

— С удовольствием. Позвольте, я его заварю? У меня это получается просто изумительно!

Не дожидаясь ответа, он понесся на кухню. Полина с улыбкой посмотрела ему вслед.

— Ну и как тебе это нравится? Поскакал на кухню, даже не дождавшись нашего согласия! Словно он заранее уверен, что отказа не будет! — буркнул Виктор.

Полина осадила его:

— Витя, перестань. Ты придираешься к ерунде.

— Может быть. Но как подумаю, что он будет спать в твоем рабочем кабинете, чистить там зубы и ходить в трусах…

Полина рассмеялась:

— Ну у тебя и фантазия! Да с чего ты взял?

— Мне кажется, что твой писатель собрался у нас жить! — недовольно сказал Буравин.

Полина кивнула:

— Кстати, я сама хочу предложить ему остановиться у нас. Ученые — люди небогатые.

Вошел Андрей с чаем:

— Вы, наверное, обо мне сейчас разговаривали? Я вас стесняю?

— Нет-нет. Я просто сказал Полине, что мне не терпится попробовать заваренный вами чай, — успокоил его Буравин.

Когда чай был выпит, Андрей начал собираться уходить. Полина спохватилась:

— Андрей, куда вы на ночь глядя?

— Надо как-то определяться с жилплощадью. Пойду в гостиницу. Сниму номер, — сказал Андрей.

— Ой, ну что вы будете делать в гостинице? Оставайтесь лучше у нас, — предложила Полина.

— Боюсь, что это будет не очень удобно. Не хочу вас стеснять, — неуверенно посмотрел на хозяев Андрей.

Буравин поддержал Полину:

— Гостиницу обычно заранее бронируют. А если номеров свободных не будет, куда вы пойдете?

— Ну, поищу что-нибудь в частном секторе. Может, и найду какое-нибудь уединенное и романтичное убежище. Чтобы писалось лучше, — пошутил Андрей.

Буравину неожиданно пришла в голову идея:

— Уединенное местечко, говорите? Похоже, я знаю, чем можно вам помочь.

— О чем ты? — спросила Полина.

— Сейчас сделаю один звонок и все вам расскажу. — Буравин вышел позвонить. Вернувшись, он . довольно объявил:

— Все нормально, я позвонил вице-мэру и договорился насчет жилья для Андрея. Вы можете прямо сегодня заселяться на маяк.

— На маяк? Вот здорово! Спасибо огромное, это как раз то, что мне нужно, — обрадовался Андрей. — Маяк, он же рядом с морем. А… катакомбы там поблизости есть?

— А как же! Они у нас под территорией всего города есть, не только у маяка, — кивнул Буравин.

— Ну, так что, пойдемте? Я готов, — поднялся Андрей.

— Минуточку. Жить на маяке можно при одном условии. Необходимо выполнять нехитрые обязанности смотрителя маяка, — остановил его Буравин.

— О, это я с удовольствием! — охотно согласился Андрей.

— Прекрасно. Постажируетесь у одного опытного человека — он не смотритель, но дело это неплохо знает. И, так сказать, заступите на вахту, — поднялся Буравин.

Андрей спросил:

— Интересно, а куда делся настоящий смотритель маяка? Где он?

— В тюрьме, — коротко ответил Буравин.

* * *

Следователь сидел в своем кабинете и листал папку с документами. Марукин сидел рядом и подобострастно смотрел на него:

— Григорий Тимофеевич, а зачем к вам этот столичный писатель приходил? Андрей… не помню, как фамилия.

— Москвин. Видишь ли, он ученик того самого Сомова — ученого, который в 1999 году приезжал в наши края с экспедицией. И пропал без вести, — не отрываясь от папки, рассказывал следователь.

— А Москвин-то чего вдруг к нам пожаловал? — спросил Марукин.

— Интересуется судьбой учителя. Переживает, — пояснил следователь.

Марукин покачал головой:

— Странно. Столько лет интереса не проявлял, и вдруг — на тебе, нарисовался.

— Не нарисовался, а откликнулся на мой запрос. Приехал помочь в расследовании, — возразил следователь.

— Кстати, о расследовании. Я сегодня собираюсь проводить повторный допрос Родя. Какие будут пожелания? — переменил тему Марукин.

— Никаких. Потому что сегодня Родя буду допрашивать я, — отрезал следователь.

На допросе следователь не тянул резину:

— Ну так что, гражданин Родь? Идем на чистосердечное признание или уходим в глухой отказ? — сразу спросил он.

Смотритель хитро сощурился:

— Да я не против чистосердечного. Если, конечно, вы меня убедите, что это необходимо.

— Значит, так. Против тебя — факты. Во-первых: в 1999 году в районе твоего маяка без вести пропал известный ученый Игорь Сомов, — начал следователь.

Смотритель хмыкнул:

— Да? Прямо у маяка? Ну надо же! Ну, это ж разве факт? Это так — фактик. Для чистосердечной исповеди нужны основания посерьезней.

— Знаешь что? Когда у меня на руках будут такие «фактики», никакое чистосердечное тебе уже не поможет, — отрезал следователь.