Большие-пребольшие куклотайны!

– А ты на свое имя посмотри! – огрызнулся мишка Мишка. – «Гаврилка» какая-то! А как тебя Маша издалека зовет, слышала? Получается «Гав-Гав»! Как собачку дразнит!

Он отвечал весело, но всё же немножко злорадно.

– От лохматого «гаврилки» слышу! – в ту же секунду откликнулась красивенькая куколка и добавила: – «Медведь – пора бы похудеть!»

Видно было, что себя показывать, выставляться и ссориться она умела лучше всего.

«Ой-ой! Вот это да! – подумала Тася. – Какой у Маши непорядок. А она, наверно, и не знает. Как бы всё исправить? Как бы их подружить?»

– А меня Тася зовут, – громко сказала Тася и так сразу отвлекла мишку и куколку от их перепалки. – И как вам мое имя?

– Нормальное, – как обычный мальчишка, а не мишка, сказал мишка Мишка и все-таки добавил огонька в ссору-перебранку с красивенькой: – Получше, чем у этой хвастливой «гаврилки».

– Что ты ехидничаешь, Мишка? – сделала сердитый вид Тася; именно «сделала» для нужного дела, потому что по-настоящему она сердиться не умела. – Я даже не знаю ее имени. А что ты будешь делать, если оно мне вдруг понравится больше, чем твое? Я же не виновата буду в том, что оно понравится. Оно же само понравится, не я же его буду нравить, хотя так не говорят.

Мишка Мишка немного растерялся и стал думать, а кукла Тася воспользовалась этим, чтобы подойти к красивенькой кукле, сидевшей на подоконнике.

– А можно узнать, как тебя зовут? – спросила она, глядя на красивенькую с пола, то есть снизу вверх.

– Габи – вот как! – ответила та, глядя на Тасю сверху вниз. – А по-взрослому Габриэлла.

Правда, вот так – сверху вниз – она всегда на всех смотрела, даже когда оказывалась вовсе не выше.

Тася удивилась:

– Ой, как странно! – удивилась Тася. – Я такого имени даже никогда не слышала.

– А мне даже очень странно, что ты меня не знаешь, – с вежливой улыбкой, но очень холодным взрослым голосом ответила та. – Ты, наверно, из какой-нибудь глуши. Меня весь мир знает, меня все любят. Я – самая знаменитая кукла во всем мире!

– Ну, насчет того, что все тебя любят, это ты раздула! – весело усмехнулся в кресле мишка Мишка. – Многим ты уже глаза намозолила! Тебя так много стало по всему миру, прямо как манной каши в большой-пребольшой кастрюле. Или вон как сорняков в саду!

«Ну, вот опять!» – с грустью вздохнула про себя Тася.

– А что, имя звонкое, – сказала она. – Имя как раз мне нравится.

– Слышал, увалень нечёсаный? – крикнула красивенькая мишке Мишке (напомним, что куклы умеют переговариваться и даже кричать так, что их никто, кроме них самих, не слышит, поэтому Маша, хоть и спала совсем неподалеку, не проснулась).

И посмотрев на Тасю сверху вниз, красивенькая кукла сказала уже не так заносчиво, как раньше:

– Твое – тоже ничего. Тася. Модное имя. Красивое. Только вот сама ты какая-то немодная. А что, ты правда из глуши?

– Не знаю, из глуши или нет, – отвечала Тася, ничуть не обижаясь, потому что обижаться она тоже не умела. – И где у вас тут теперь глушь, я пока еще не разобрала. И какие тут у вас моды, тоже ничего не знаю, потому что я много лет в сундуке лежала и бывала в других, прошлых временах, потому что они мне нравятся и мне там всё понятно. Я тебе в бабушки гожусь. Или в прабабушки.

– Вот и непонятно, почему это Маша только с тобой теперь возится и носится, – хмыкнула красивенькая с подоконника, она не знала даже, что такое прабабушка. – Чем ты ей только угодила, не пойму. Вот, к примеру, я. Я красивая. Я всем пример, какой надо быть, как себя холить и лелеять и какую модную одежду надевать так, чтобы и настоящие девочки хотели стать такими же красивыми. А у тебя даже лица настоящего, как у людей, нет. И что Маша в тебе нашла, ума не приложу.

– Было бы что прикладывать, – первым откликнулся опять мишка Мишка, а не Тася.

«Кое-чего она и правда не понимает, – с грустью, а не с обидой подумала Тася. – Как бы ей объяснить, чтобы она к этому свой ум смогла приложить и он, этот ум, не отвалился бы сразу?»

– Знаешь, Габи, наверно, то, что у меня лицо такое простое и не совершенное, как у тебя, это как раз Маше и нравится, – тихо сказала она. – Когда Маше весело, она видит, что и мне весело вместе с ней. А когда ей грустно, мы можем вместе и погрустить немного. А вот если Маша ударится коленкой, то в моей несовершенной улыбке сразу увидит, что я ее подбадриваю и успокаиваю. Я такая, как Маше захочется, а ты, Габи, наверно, такая, какой только и можешь быть. У тебя, Габи, лицо очень красивое, но – ты только не обижайся! – оно у тебя как будто одинаковое на все случаи жизни. Ты не обиделась?

– А чего обижаться? – хмыкнула красивенькая. – Ты же сама сказала, что я совершенная.

– Вот-вот! – опять не сдержался мишка Мишка, хотя на вид был очень ленив, приветлив и спокоен. – Ты, Гавриленция, если и улыбаешься, то только холодно и хвастливо: мол, «подумаешь, коленка, вот мне больно не бывает, я коленок не разбиваю – лучше смотри на меня, какая я идеальная и вся из себя безукоризненная!».

Удивительно, но Габи вовсе не обиделась на Мишку за эти слова, хотя Тасе было ясно, что они обидные. Габи услышала в этих словах похвалу, а не злорадство. Взрослые такую похвалу называют непонятным словом «комплимент».

– Вот и смотри на меня, раз я идеальная и коленок никогда не разбиваю, – очень довольная, ответила она. – Сам же сказал: смотри.

– Слышала, Тася, как она свой ум идеально и красиво прикладывает? – не подавая виду, очень серьезно сказал мишка Мишка.

Тут Тася спохватилась: в этой игрушечной грызне она даже совсем забыла, какое путешествие хотела предложить всем для начала общей дружбы.

– Знаете что! – воскликнула она. – А давайте лучше не ругаться, а бывать!

– А как это – «бывать»? – удивилась Габи, хотя с холодной улыбкой не рассталась, потому что ей такую сделали на большой фабрике раз и навсегда и она к ней очень привыкла.

– Видала, Тася! Она даже не знает, что такое «бывать»! – снова подхватил мишка Мишка. – Их там, на заводе, по миллиону в день таких вот совершенных и красивых люди делают и думают, что им, этим куклам, больше ничего не надо. Скукота! Тоска да и только!

– Это правда, что ты не умеешь «бывать»? – очень огорчилась Тася, чуть не сказав «все куклы умеют, а ты нет».

Конец ознакомительного фрагмента.