Большое голодное путешествие
Шрифт:
Камчатка, тем временем, раскрывалась все новыми и новыми кулинарными красками. Со всей мощью собственной красоты с одной стороны, и воздействием, которое оказывает полная изоляция – с другой. Наши родители, как могли, пытались раскрасить скудное предложение. Плюс местная природа, плюс причуды советского снабжения, плюс присутствие симпатичного национального элемента. Эти факторы, безусловно, и сформировали мое беззащитное гастрономическое мировоззрение. По крайней мере, пока я не начал думать сам. А точнее, пока голод не стал управлять моими руками без посторонней помощи. Помню все до мелочей. Что, у кого, в каком году, и при каких обстоятельствах… Создавалось впечатление, что окружающий мир, прямо или опосредованно, взялся за мою гастрономическую личность. Камчатка боролась с родителями, родители – с Камчаткой. В ход шли уговоры, угрозы, обещания, даже запрещенные приемы… все – ради моего вкусового «Я». В результате, все проиграли. Или победили. Непонятно. Я не переметнулся ни в один лагерь. Все, что предлагали мне обстоятельства, благополучно перемешалось в моем неокрепшем сознании. Калейдоскоп событий
Потом началась совершенно другая история. Папа принес целую коробку венгерского лечо и ящик прекрасной говяжьей тушенки. Другой просто не было. Какой из этого следует вывод? Срочно объединить эти два продукта. Разогреваешь тушенку, добавляешь лечо. Немного перца. Или много перца. Как душа пожелает. Можно использовать перцовую пасту, принесенную ранее. Ту, которую в противогазе… Много лет спустя я это попробую под названием «Чили кон карне». А в тот момент – какое «чили»? Какое «кон карне»? Готова очередная гастрономическая радость.
Потом мама объявила о «мясе по-французски». Кто-то принес на работу свой личный «архив». Увесистую картонную папку «Дело» с завязками. На одной из строк шариковой ручкой, или даже фломастером, было аккуратно выведено слово «РЕЦЕПТЫ». Многие хозяйки в те времена имели подобный «архив». Из вырезанных ножницами журнальных статей, открыток, страниц отрывного календаря, исписанных тетрадных листков… Передаваемый по наследству, пополняемый и бережно хранимый. Это «мясо по-французски» – оттуда. Примитивно, но бронебойно. Мясо-лук-сыр, мясо-лук-сыр, и так далее. Плюс некоторые специи и немного масла. Ну, вот, зачем? Душа опять заметалась. Этим поступком «мамин» лагерь пошел в решительное наступление.
Потом на повестку дня вышло чахохбили. С гречкой. Именно с гречкой. Ни с чем другим. Очередной успех, хоть и промежуточный. И короткая передышка. Что? То же самое, только из утки? Ну хватит! Дайте хоть дух перевести.
Потом в бой вступило изолированное камчатское снабжение. Точнее, его издержки. Завезли какой-нибудь продукт – этот продукт распространяется повсеместно. Вот, казалось бы, ты уже избалован, подкован и искушен. Тебе хочется чего-нибудь, эдакого… А, вот, перебьешься. Полки магазинов не радуют пестротой. На полках – очередной венгерский или болгарский шедевр. И население в очередной раз употребляет один и тот же продукт. В памяти всплывают названия: «Охотничий салат», «Дунайский салат», «Асеница», «Маринованные огурчики», в пузатой, восьмисотграммовой банке, «Томаты в собственном соку», «Гювеч», «Перцы, фаршированные овощами» … Жизнерадостная тетка с этикетки надолго заселяется в каждую квартиру. А кетчуп, до которого далеко старику Хайнцу! А молдавские соки в трехлитровых банках! Ррраз… и это в каждой квартире, на каждом столе, в каждой подсобке, в каждом турпоходе или на каждом культурном мероприятии… Вкусы приедались до оскомины. Вообще, с подобным снабжением можно было только мириться. И не только в еде. Некоторых, конечно, выручал все тот же материк, кто-нибудь вообще… «ходил в загранку». А что делать простому среднестатистическому человеку? Вовремя заметить скопление народа возле магазина. Спрашивать – бесполезно. Это называлось «что-то дают»… Отстоять длиннющую очередь. Потом – в кассу. И получить заветный пергаментный сверток. Совершенно неважно, чего… Колбаса, курица, селедка, конфеты, консервы, помидоры, яблоки… То же самое – с любым товаром. Даже с одеждой. Я бы сказал, особенно с одеждой. Иногда выручала близость Японии, а иногда – чересчур. Помнится, в старших классах, на одном из импровизированных модных показов, кто-то пошел дальше всех в дерзости, помноженной на реализм. Целый класс ходил взад-вперед по сцене, нарядившись в знаменитые куртки «Аляска». Японского производства. Сопровождая ироничными комментариями. Ребята не поленились и сосчитали, что в нашем небольшом городке, в среднем за один час по главной площади проходит девяносто человек в этих самых «алясках». Мужчины и женщины, девочки и мальчики. В шапках, платках, обмотанные шарфами и без них, в сапогах, валенках, ботинках и кроссовках. Но – в «алясках». Синих, черных, зеленых… С неизменными капюшонами с синтетической опушкой. Вот что значит – централизованное снабжение…
Что-то я отвлекся. Хватит о грустном! вернемся к формированию вкуса. Моего вкуса. Что же дальше? Подключались соседи, родственники или просто хорошие знакомые. А также сослуживцы родителей. Все это связывалось с советским понятием «пойти в гости». А гости – это значит «прошу за стол». В моем случае, самые ближайшие «гости» находились в нескольких сантиметрах. То есть, в соседней квартире. Моя личная коллекция пополнилась курицей «на соли», от которой потом несколько часов проветривали. И блины. Да, да, обыкновенные блины, которыми регулярно угощала соседка. Боже, какие это были блины! Нежные, воздушные… С миллионами маленьких дырочек. С вареньем или повидлом, медом или сгущенкой, маслом, сметаной, жидким яичным желтком… Вкусные настолько, что их буквально противопоказанно было чем-нибудь фаршировать. Я вообще считаю, что фаршируют блины исключительно для нивелирования собственного бессилия. К этому празднику вкуса некоторые предпочитали чай. Я же настаивал на холодном молоке. Литр – не меньше! И, по возможности, залпом.
Иногда, в часы максимально приподнятого
настроения родителей, меня отпускали к моей кузине. С ночевкой. Я ждал этого момента с трепетом, с придыханием. Ночные посиделки, с диафильмами. Не знаю, помнит ли кто-нибудь такое развлечение. Там, для меня явились настоящим откровением два совершенно неожиданных, по тем временам, продукта. Зеленый салат и консервированная сайра. Ну, зеленый салат, понятно – почему… Семья моей тетушки была с претензией на интеллигентность… Петропавловск. То есть, почти столица… А сайра в банке… Что сказать о сайре? Попробовал… и обомлел! Такой сайры сейчас нет. И вряд ли будет. Скажете, ностальгический скулеж? Отчасти – да. В этом плане, я – консерватор. То есть, утверждаю, что раньше консервы были – ого-го! А, если разобраться… Сайра – нежнейшая рыба! Ее готовили исключительно в море. На огромных плавбазах. Не имея ни малейшего представления о заморозке, транспортировке и, не дай Бог, хранении. Тогда понимали, что сайру нужно готовить исключительно в день вылова.Был, правда, еще один продукт в тех «гостях». Точнее, блюдо. Тетушка никогда не держала рецепт в секрете. Во-первых, ничего друг от друга не скрывали. А во-вторых, скрывать было нечего. Просто до банальности. Сначала нашинковать капусту, помять хорошенько… Дальше – соль, уксус, чеснок. Затем мелко порезать мясо, любое, хоть жирную баранину. Разогреть масло, буквально, бухнуть туда красного перца. И быстро обжарить мясо в этом раскаленной смеси. Ну как обжарить… Просто, чтобы побелело. Затем – вывалить в капусту вместе с горячим маслом. Перемешать, и… Я мог употребить этого салата, столько, что… Короче, пока он есть. То есть, до бесконечности…
Я подрастал, а, вместе со мной – моя страсть к еде. Тоже подрастала, эволюционировала. Изредка омрачая беззаботную картинку каким-нибудь жареным луком. Лук, буквально преследовал меня. Не отпускал. Я пытался избавляться от него. Как мог. Готовит папа уху, вываривает целую луковицу. Я пытался ее не замечать. «Папа, съешь сразу! Чтобы я не видел» Готовим жаркое – распространяется волнительный запах. От лука опять нет спасения. Пытался выбирать. Папа раздражался: «Шелудивый поросенок!» Борщи, гуляши, солянки, начинки… Всюду – лук. Воевал, наверное, до студенчества. Пока не проголодался. На самом деле, без баловства и хулиганства. И, однажды, решился. Съел! В итоге, так полюбил, что некоторое время сам искал встречи с жареным луком. Отдельно готовил жареный лук! А окончательный, решающий удар по луку нанес при помощи французского друга, по совместительству, шефа. Он приготовил классический парижский луковый суп. С вином, сливочным маслом, гренками и сыром… Больше я с луком не воевал. Единственное, с чем я не справился, так, это со сладостями. Нет, я не враг сладкого. И сладкое – не враг мне. Просто равнодушен. Ну, не трепещу. Говорят, что все мужчины – безнадежные сладкоежки. Так это – ложь. И я, тому – живой пример. Даже к чаю… Зато, при употреблении чая, приобрел неподдельную страсть ко, всякого рода, сочетаниям, смесям. С алхимическим азартом люблю смешивать все со всем. Причем, самым неожиданным образом. Не могу даже чаю выпить, если в нем не намешано всякого… Клубника, земляника, брусника, яблоко, слива, рябина, жимолость… Про лимон скромно умалчиваю.
Потом, неизвестно откуда, во мне разгорелась неудержимая страсть к кулинарным приключениям. Наступил момент, когда я обнаружил, что не хочу есть дома. Объяснял себе, оправдывался, приводил примеры… Мол, так как я, не питается никто (из моего окружения). Какие шедевры, на тот момент, готовила мама, какие посылки получали, а что из отпусков привозили… Ни в какую! Вот, не хочу есть дома и все! Где угодно, только не дома. В гостях, в небольших походах, на даче, в кафе, закусочных, пельменных, пирожковых, котлетных… Даже, простите, в ресторанах. Если эти заведения можно было так назвать. Но особый трепет, необъяснимый и волнующий, вызывали всякого рода столовые. И чем похабнее, тем интереснее. Городские, заводские, ведомственные, где бы не посчастливилось есть. Вплоть до школьных. С их устоявшимися запахами, скудным ассортиментом, алюминиевыми вилками и гранеными стаканами. Стояние в очереди, само по себе, вызывало обильное слюноотделение. Немыслимые салаты, резиновый кальмар, желто-зеленые помидоры, капуста, свекла, винегрет, яйцо под засохшим майонезом. Супы в огромных кастрюлях. Парящий мармит… на нем мясо с подливой, лотки жареной рыбы, котлеты, биточки. Немыслимового вида. Соответствующего вкуса.
– Что на гарнир будете. Гречка, макароны? (И ты мечешься между кулинарными шедеврами). «Ну что?…Гречку. Макароны?»
– Пожалуй, макароны. (Женщина бросает в тарелку кусок серых, слипшихся макарон.)
– Полить? (отрешенным голосом)
– Конечно полить. (из соусной ложки в тарелку полилась густая жидкость неопределенного цвета)
И ты идешь с подносом к столику, предвкушая священнодействие… Протираешь вилки салфеткой. Потому что так делают все. Посыпаешь содержимое тарелок солью, чтобы раскрасить блеклую вкусовую палитру… Не знаю почему, но тайная страсть к столовым у меня осталась до сих пор. Если есть возможность – нахожу столовую. Или просто иду на запах. Потом – хожу с подносом. Ставлю тарелки, сдерживая спазмы от возникшего голода… Современные столовые – совсем другое дело… и ассортимент, и подача. Соусы, специи… Но все равно остаются столовыми.
Попадались, конечно, приличные. Ведомственные. Деревянная мебель, тонкие стаканы с морсом, горчица на столах… Однажды посчастливилось пообедать на одной знаменитой плавбазе, во время школьной экскурсии. Праздник! Тогда очень позавидовал морякам. Думал, что со временем, в какой-нибудь институтской столовой, поутихнет моя страсть. А вот и нет. Только усилилась. Правда, в копилку кулинарных шедевров из столовых ничего не упало. Стихийная любовь. По настроению. Бывает, что так захочется… Аж скрутит. Потом – живот скрутит.