Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

— Она у себя?

Он не удостоил меня ответом.

Свет на лестнице и в коридорах был тусклый. Слегка запыхавшись к пятому этажу, я уже начал раскаиваться, что пришел сюда. Подойдя к двери с номером 43, я услышал женский голос и собрался убраться восвояси, решив, что место занято. Именно так я и подумал. Однако мне показалось, что говорила не Аделина, и, действительно, в тот же миг я услышал ее голос.

Из соседней комнаты кто-то вышел, и от растерянности я не нашел ничего лучшего, как постучаться.

— Войдите!

Аделина лежала на кровати в трусиках и бюстгальтере; гостья сидела на стуле, положив ноги на подоконник и задрав юбку выше колен.

— Вот, проходил мимо… — пробормотал

я.

Выглядел я, должно быть, комично. Обе женщины переглянулись. Гостья встала, постояла и заявила:

— Ну ладно, мне надо постирать чулки.

Аделина с любопытством смотрела на меня. Не вставая с кровати, она попросила:

— Закройте дверь на задвижку.

Когда я повернулся, она иронически улыбалась.

— Что, не могли дождаться субботы?

Даже если бы я и мог объяснить, как пришла мне в голову эта мысль, она бы все равно не поверила.

— Забавный народ мужчины, — заявила она тоном человека, понимающего что к чему в этом мире.

— Интересно, что думает ваша подруга?

— Что мы занимаемся любовью. Вы ведь для этого пришли?

Пришлось ответить «да».

Все так же лежа, она изогнулась дугой и, подняв сперва одну, потом другую ногу, стащила с себя трусики и бросила на стул.

— А вы разве не разденетесь?

Своей грудью Аделина, видимо, была недовольна, потому что бюстгальтер не сняла.

Внезапно она хихикнула.

— Над чем вы смеетесь?

— Так просто. Мысль одна мелькнула.

Она не сказала какая, и когда минут через сорок пять я садился в машину, я был недоволен собой, думаю, как никогда в жизни.

Почему бы не быть до конца искренним? У дома я протянул руку, чтобы взять с сиденья саквояж. Его не было. А я помнил, что брал саквояж с собой. Значит, его украли, пока машина стояла на улице Клиньянкур. К счастью, у меня был еще один. Но украденного было очень жаль: его подарила мне мама в день, когда я защитил диссертацию. Заявлять в полицию я не стал.

5

Я много раздумывал над тем, что у меня произошло с Аделиной, и если бы не пропажа старого верного саквояжа из рыжей кожи, прослужившего мне двадцать лет, то ничуть не жалел бы, что приехал на улицу Клиньянкур. Как у всякого мужчины, у меня и раньше бывали приключения, более или менее благопристойные, но это, как мне кажется, подвернулось в самый подходящий момент, чтобы у меня открылись глаза. Говорить об этом пока еще рано. Мыслям, чтобы они отстоялись, тоже нужно время. Но я не смог не заметить, что при всем несходстве облика и, естественно, характеров в Аделине и Люлю есть нечто общее, и, кажется, начал понимать Боба.

Жене пришлось написать о краже саквояжа, но про улицу Клиньянкур я умолчал — написал, что это случилось, когда машина стояла на улице Друо около ресторанчика, куда мы с женой иногда ходили обедать. Я солгал, чтобы обеспечить себе алиби, понимал это и злился на жену за дополнительное унижение.

Но почем знать? Может быть, эти, на первый взгляд чрезмерные, предосторожности имели куда более тесную связь с Дандюраном, чем могло показаться.

Дня через два-три мне пришла в голову мысль пригласить Люлю куда-нибудь поужинать, тем более что это позволило бы нам поговорить, не подвергаясь слежке надоедливой мадемуазель Берты. А кроме всего прочего, сказал я себе, Люлю будет невредно сменить на вечерок обстановку, и снял уже трубку, чтобы позвонить ей, но вдруг представил, какие осложнения могут из-за всего этого произойти. Раньше мы с женой и Дандюранами частенько выбирались куда-нибудь вместе. Но сейчас, в ее отсутствие, жена сочла бы мой выход с Люлю нарушением всех и всяческих приличий. Я прямо-таки слышал, как она мне выговаривает: «Ты, вообще, подумал, что скажут люди?»

И я дрогнул. В подобных

случаях я всегда отступаю: правда, несколько раз мне удавалось настоять на своем, но кончалось это тем, что мне приходилось раскаиваться. Я довольно долго выжидал и не появлялся на улице Ламарка. Тут пришло письмо от жены: она спрашивала, заявил ли я о краже, и напоминала фамилию комиссара уголовной полиции, с которым мы познакомились у наших друзей.

В воскресенье вечером я пошел к Люлю; она сидела в углу и читала журналы, а мадемуазель Берта в другом углу штопала чулки.

Интересно, заметила Люлю, как, войдя в ателье, я на миг нахмурился? Если да, то, надеюсь, не поняла — почему. В одном из прошлых посещений я отметил, что в доме стало пахнуть как-то не так. Но в тот раз была старуха Кеван, и я решил, что пахнет от нее. Сегодня же установил, что повинна в этом не старая гадалка, а, вероятней всего, мадемуазель Берта, а может быть, и Люлю, переставшая следить за собой. Я заметил, что у нее под ногтями траур и шея вроде тоже не особенно чистая.

На этот раз я не отказался от предложения выпить белого вина, несколько бутылок которого осталось еще со времен Боба. Люлю было приятно угощать меня, и сама она тоже выпила. Видимо, они с мадемуазель Бертой в этот день поссорились и, возможно, опять из-за мессы; я чувствовал, как в них все нарастает раздражение, и минут через двадцать Люлю сказала таким тоном, какого я, пожалуй, никогда у нее не слышал:

— Берта, если хочешь спать, можешь идти.

Та, собрав в корзинку чулки и клубки шерсти, прошипела:

— Благодарю за позволение. Я все поняла.

Мы наблюдали за ее демонстративным уходом в спальню и еще некоторое время слышали, как она в ярости расхаживает там.

— Шарль, вам не кажется, что я все-таки имею право иногда поговорить с человеком без свидетелей?

Я кивнул, а Люлю поинтересовалась:

— Что поделывали после нашей последней встречи?

Это был обычный вежливый вопрос, но я почувствовал, что в нем таится некий намек, и к тому же заметил в глазах Люлю странный блеск. Я не сразу понял, в чем дело, а, поняв, кажется, залился краской. Видимо, Аделина разболтала в ателье, что я приходил к ней. На это, очевидно, и намекала Люлю; тут же, чтобы снять неловкость, она осведомилась:

— Много больных?

Потом я узнал, что Аделина действительно рассказала в подробностях, как все было. Результат ее болтливости оказался довольно неожиданным. Либо я очень ошибаюсь, либо Люлю почувствовала себя на равной ноге со мной. А ведь для нее, как к для большинства, врач — существо несколько особенное.

Несмотря на долгие годы дружбы, она питала ко мне инстинктивное почтение, которое заставляло ее держать себя в рамках и скрывать кое-какие черты своего характера.

Сейчас, должно быть, ей было приятно обнаружить, что, при всем при том, я такой же мужчина, как любой другой, и так же испытываю иногда потребность заглянуть к девушке, и так же веду себя в подобных обстоятельствах неловко и смешно.

Я даже не рассердился на Аделину. Правда, мне было несколько неудобно перед остальными мастерицами, и некоторое время я избегал появляться на улице Ламарка днем.

На этот раз мне трудно точно воспроизвести рассказ Люлю, потому что продолжила она не с того места, на котором ее прервала раздраженная мадемуазель Берта, да к тому же была в другом настроении. Мне Люлю показалась какой-то апатичной, словно она впала в уныние и подумывает, а не послать ли все к черту.

Я намеренно воспользовался выражением, которое она неоднократно повторяла в тот вечер. Послать все к черту — это значит, насколько я понял, покончить с не дающими покоя мыслями, с мучительными вопросами насчет Боба и себя; еловом, говоря несколько утрированно, покончить с Бобом.

Поделиться с друзьями: