Большой погром

Присев на дорогу, я позвал Доброгу и командиров, кто оказался рядом. Кинжалом начертил в пыли схему битвы и спросил верховного жреца:

— Твои предложения?

Он ткнул в точку, которая обозначала ставку Конрада Гогенштауфена:

— Нужно пробиться к шатру вражеского полководца и всех прикончить. А затем рассекаем крестоносцев на части и уничтожаем. Если сделаем все быстро, до подхода Бертольда и Оттона, победа наша.

— Согласен, — я кивнул. — Но есть предложение. Навстречу Бертольду и Оттону необходимо послать половцев, шесть — семь тысяч. Степняки встретят их и смогут остановить. Тогда они точно не смогут оказать помощь Конраду.

— Так и поступим.

Спустя четверть часа началось наше наступление. В предполагаемой точке прорыва вражеских позиций, напротив храмовников и рыцарей, которые готовились вновь атаковать Херденау, мы собрали витязей четырех богов: Святовида, Перкуно, Яровита и Триглава. А помимо того тяжелую степную кавалерию Кул — Иби, дружинников Рарога, отряды варогов — гранатометчиков, часть черных клобуков и "диких" половцев Кучебича. Общая численность ударного сегмента невелика — шесть с половиной тысяч. Атаку возглавлю я, а Доброга обеспечивает прикрытие флангов, продолжает руководить обороной деревни и подтягивает отставших. Навстречу Бертольду и Оттону, возвращаясь к Иоганнфельду и выходя на тракт, выдвинулось семь тысяч степняков под командованием Кокая Мнюзовича и князя Ивана Берладника.

Пропели свою протяжную песню сигнальные рога. Взвились над головами славян и половцев знамена, среди которых была оберегаемая витязями Станица, и я поднял вверх меч, осмотрелся и взмахнул клинком:

— Вперед! Боги смотрят на нас! Правда за нами!

Конная армада стронулась с места, стала набирать скорость и вздрогнула земля. Тысячи людей, издавая воинственные кличи, помчались в атаку. Перед нами катилась дикая звуковая волна, которая заставила вражеских рыцарей замешкаться и сразу же их накрыли стрелы степняков.

Начало было хорошим. Но, несмотря на преимущество, мы завязли. Первые ряды вражеской кавалерии смяли и растоптали, а затем скорость упала. Пришлось пробиваться сквозь месиво из людей и лошадей, убивать всех, кто не успел или не захотел сбежать, и давить противника массой.

Битва вынесла меня на передний край, и я оказался среди витязей Яровита. Телохранители рядом и один из них, пронзенный длинным копьем, свалился. Я разглядел его убийцу, им оказался молодой всадник в добротной броне и с открытым шлемом, который удивительным образом был похож на рыцаря Зальха, моего давнего врага. Его уже давно нет, погиб. Однако облик рыцаря всколыхнул пласт воспоминаний и заставил меня отвлечься.

Я перехватил меч левой рукой, а правой вытащил из ножен метательный кинжал и бросил его в противника. Просвистев по воздуху, клинок вонзился в лицо рыцаря и он, раскинув руки, вывалился из седла. Первый убитый мной в этом сражении враг.

"Неплохо", — подумал я, бросив взгляд на упавшего противника, и посмотрел вперед.

Витязи рубили крестоносцев без пощады, и над ними гордо реяла Станица. Еще немного и мы вырвемся. Но враги уже готовили новую линию обороны, выстраивали пехоту и вражеские копейщики, закрывшись большими щитами, могли нас задержать. Поэтому я отдал приказ не торопиться и немного придержал витязей. Разобьем рыцарей, и вперед выдвинутся гранатометчики.

Храмовники подчинились и когда вырвались на простор, вместо того, чтобы двигаться дальше, стали расширять проход. Они ударили по рыцарям с тыла, двинулись вправо и влево, а я замер на месте и дождался варогов, за которыми следовали дружинники.

Гранатометчики поняли мой замысел моментально. Воины опытные, хорошо тренированные, и они не медлили. Покинув лошадей, под прикрытием щитоносцев из Рарога, подготовили гранаты и разбились на группы. Два — три варога с бомбами, и с ними пять — шесть дружинников. Все было сделано быстро и, по моей команде, как только сгруппировались конные лучники, они побежали к вражеской пехоте.

Германцы смысла маневра не уловили. По полю бегут славяне, больше тридцати групп. А зачем? Почему? Для чего? Непонятно.

Крестоносцы попытались обстрелять приближающихся гранатометчиков, и даже смогли свалить нескольких. Но выдвинулись черные клобуки и половцы, которые осыпали их стрелами, и они укрылись за щитами.

Расстояние между германской пехотой и гранатометчиками сократилось до тридцати метров. Крестоносцы продолжали прятаться за стеной щитов, а степняки посылали в противника сотни стрел. За моей спиной разгромленные рыцари и витязи, которые вновь собираются в ударный кулак. Битва продолжается.

По взмаху руки пропел горн. Звук прокатился над полем боя и гранатометчики замерли. Они подожгли фитили бомб, которые были обмотаны веревками, и стали их раскручивать. Затем щитоносцы расступались, и снаряды полетели в строй вражеских пехотинцев.

Десятки бомб упали и раздались взрывы. Начиненные гвоздями и свинцовыми кусками гранаты уже были знакомы крестоносцам, но у них был приказ стоять и они стояли. Ни укрытий, ни окопов, ни рвов. Спрятаться негде, а щиты, которые защищали пехоту от стрел, не могли спасти германцев от осколков.

Бомбы разметали первые ряды вражеского строя и полетели новые гранаты. Взрывы гремели без остановки, и над полем боя повис сизоватый дымок. Монолитность германских отрядов была нарушена. Еще один рывок и мы обрушимся на ставку Конрада Гогенштауфена. Сам по себе он слабый полководец и никакой политик, слишком молод. Так что серьезной опасности Конрад не представлял, и можно было оставить ему жизнь. Пусть бы спорил с другими германскими аристократами за титул императора. Но рядом с ним сподвижники покойного Фридриха и гохмейстер Иоганн фон Сванден. Этих выпускать нельзя ни в коем случае, и они должны умереть. Лучше, конечно, взять всех в плен, но шансов на это немного. Такие люди в плен попадают редко.

Новый взмах рукой и опять пропел горн. Гранатометчики сошлись в отряды по полсотни человек и замерли, а мимо них на врага пошла кавалерия. В очередной раз на острие удара витязи, потом тяжелая степная конница, а следом конные стрелки.

Удар кавалерии был сокрушительным, и она легко разметала пехоту. Германцы побежали и беглецами занялись степняки, а наш авангард обрушился на ставку Конрада и он погиб одним из первых. Я лично видел, как он возглавил контратаку горстки рыцарей, столкнулся с витязями Перкуно и ему размозжили голову тяжелым шестопером. Одним претендентом на титул императора меньше.

Ко мне подъехал Девлет. Степняк был разгорячен битвой, скалился и клинком указывал в сторону дальней рощи:

— Там!

— Что!? — я не понял, чего он хочет.

Девлет встряхнул головой и воскликнул:

— Мой хан! Враги уходят!

В самом деле, пока храбрый и глупый Конрад со своими рыцарями погибал, большая часть его полководцев и гохмейстер ордена Святой Марии Немецкого дома решили сбежать. Наверняка, они хотели соединиться с войсками герцога Бертольда Церингенского и по дороге их могли перехватить половцы. А могли и не перехватить. Следовательно, необходимо выслать погоню, а лучше самому отправиться за ними, ибо гарантии, что важных германцев не упустят, нет никакой. Тем более при таких раскладах мне можно оставить поле боя, перелом уже наступил и вскоре закономерный финал. Доброга, наступая от Херденау, давит крестоносцев по фронту и они бегут. Половцы гоняют беглецов по полям и истребляют, а ставка захвачена.