Бомба для империи

– Спорить не стану, это была, в первую очередь, моя идея, – согласился Сева.

– Стало быть, и утрата, скажем так, банковского кредита лежит на вашей совести? – с любопытством посмотрел на него Острожский.

– В какой-то мере, – едва пожав плечами, снова согласился с исполняющим должность полицеймейстера Долгоруков. – Но в большей степени она лежит на совести того человека, который похитил эти два миллиона.

– Этим ответом вы желаете дать мне понять, что у вас имеется совесть, – медленно произнес Яков Викентьевич. – А позвольте полюбопытствовать, – он буквально вонзил свой взор в глаза Севы, – она у вас действительно есть?

– Есть, – после довольно большой паузы ответил Долгоруков, слегка помрачнев.

– Приятно слышать, – отвел свой испепеляющий взор исполняющий должность полицеймейстера. – А еще вопрос позволите?

– Да, конечно, – улыбнулся Сева. – Вы же, господин коллежский советник, меня сюда для этого и пригласили, так я полагаю?

– Совершенно верно.

– Тогда спрашивайте, – еще шире улыбнулся Долгоруков. – Не стесняйтесь!

– Благодарю вас, – сахарно улыбнулся в ответ Яков Викентьевич. – Так вот, вопрос мой очень прост: как вы, такой умный и опытный человек, позволили какому-то прохиндею обвести вас вокруг пальца?

– Хороший вопрос, – немного посмурнел Долгоруков. – И я отвечу на него тоже просто: значит, я не такой уж опытный и умный, как вы изволите обо мне выразиться.

– Вот как? – поднял брови полицейский. – А у меня относительно вас сложилось иное мнение.

– Оно ошибочно, – сказал Сева, – уверяю вас.

– Позвольте мне все же остаться при своем мнении, – сухо произнес исполняющий должность полицеймейстера.

– Да ради бога.

– Так что это, скорее всего, тот случай, когда говорят: «И на старуху бывает проруха», – сказал Острожский.

– Возможно, – быстро согласился Долгоруков.

– Или, – произнес Яков Викентьевич, продолжая свою мысль, – это весьма хитроумная комбинация, в которой еще надлежит разобраться.

– Разбирайтесь, – просто ответил Сева.

– А вы этого хотите?

Всеволод Аркадьевич промолчал.

– Ваше молчание следует понимать как знак согласия? – с легкой улыбкой произнес Острожский. И видя, что Долгоруков собирается что-то ответить, не дал ему этого сделать, заявив: – Хорошо, не смею вас больше задерживать, вы свободны.

Сева ушел задумчивый. А что, если этот прилипчивый фараон начнет копать под них? Такой ежели упрется, так обязательно что-нибудь отыщет. А, с другой стороны, что он может найти? Проделано все чисто, улик не оставлено, доказательств никаких. Конечно, этот полициант может подпортить настроение и усложнить им жизнь на какое-то время, может даже установить за ними негласное наблюдение. Но теперь все они достаточно обеспечены и могут позволить себе отойти от дел. Хотя бы на время.

Нет, ничего у него не выйдет.

А Яков Викентьевич, покуда Всеволод Аркадьевич пребывал в раздумье, собрал все протоколы дознания и вместе с иными бумагами, касательно Долгорукова и его команды, сложил в папку. Папка была особенной, с красными тесемками, которые для Острожского стали означать важность находящегося в ней материала.

Папку он убрал не в дальний ящик стола, где обычно находятся дела, потерявшие свою актуальность или просто безнадежные; не в ближний, поскольку «Дело Всеволода Аркадьевича Долгорукова» к текущим делам не имело никакого касательства, а в средний, в котором находились перспективные разбирательства, требующие дополнительного доследования. Кто знает, как там обернется в ближайшем будущем, авось что-нибудь и выплывет интересное на господ аферистов. И вот тогда он извлечет папку на свет божий.

Так закончилась афера, принесшая команде Долгорукова два миллиона рублей без какой-то «мелочи».

Всеволод Аркадьевич, конечно же, не знал, что своей хитроумной аферой сорвал планы «Центра» по дестабилизации ситуации в России, не позволил государству скатиться в пучину всеобщего хаоса, который неминуемо привел бы к распаду империи. Он оттянул на несколько десятилетий крушение государства. Иначе, сделал хорошее дело, хотя намерения у него были самые скверные.

Но, как говорили древние и с чем была согласна его бабенька, «благими намерениями вымощена дорога в ад».

«А не благими – в рай?» – подумал Всеволод Долгоруков и зашагал в свою сторону, слегка помахивая тросточкой.