Бомба мгновенного действия

– Это ты убила Карамину?

Анна кивнула.

– Случилось непредвиденное. Тот нож предназначался для тебя.

– Вчера ночью в постели ты не была только кровожадной.

Анна рассмеялась глубоким грудным смехом.

– Глупыш, ведь в постели ты что надо, с Джонни Просетти не сравнить. А еще я не убила тебя в "Язифике" потому, что если постоянно только работать без отдыха, то можно занудой стать.

– Считаю, что и Саида Хадрабу убила ты.

– Правильно считаешь. Этот добрячок, уже давно начал совать нос в мои дела.

– А я, очевидно, следующий, – сказал Бучер. – Каким способом ты меня прикончишь – как Просетти или как Саида?

– Ни так и ни эдак. Ты умрешь по-другому. Полетишь в самолете с одним из моих пяти летчиков-камикадзе. Они стартуют, когда стемнеет. Я только что отправила четырех человек за атомными бомбами в нашу лабораторию. Но тебя не станут накачивать гашишем с опиумом, как летчиков. Надеюсь, полет тебе понравится. Он ведь только в один конец.

При упоминании гашиша и опиума Бучеру стало понятно то, что раньше никак не укладывалось у него в сознании. Пристрастившиеся к гашишу с опиумом – это наиболее злобные и кровожадные из всех наркоманов. Смесь этих двух различных по своим свойствам наркотиков временами доводит человека до сумасшествия.

– Но зачем, Анна? – неожиданно для самого себя спросил Бучер. – Зачем разжигать атомную войну?

Миловидное лицо Анны Хелм опять исказило то злобное омерзительное выражение, которое Бучер наблюдал днем раньше, во дворце Хадрабы.

– Затем, что я презираю все американское, – с налитыми кровью глазами бросила она ему прямо в лицо. – В том числе самих американцев и все исповедуемые ими ценности. Мой отец был американец, работал в одной нефтяной компании на Ближнем Востоке. С моей бедной матерью обращался, как с собакой. Когда она надоела ему, взял и вышвырнул ее на улицу. Тогда я поклялась отомстить, и я мстила. А потом узнала, что мой брат по матери, Амах, и был Ибн-Вахид, глава Ордена Гаш-шашинов. Он принимал точно такие же меры предосторожности, как и я сейчас, чтобы скрывать свою внешность, – с модулятором голоса и всем прочим. И вот однажды Амах стал жертвой несчастного случая, но к тому времени функции Ибн-Вахида мне были уже достаточно известны, поэтому я заняла его место, иникто даже не догадался об этом. Потом...

– Даже члены Святая Святых? – перебил ее Бучер.

– Я упразднила Святая Святых. Потом в мировой экономике важнейшую роль стала играть нефть, и я сразу поняла, что если бы что-то отвлекло внимание от нашего региона, например, война между Россией и Соединенными Штатами, то Ибн-Вахид со своим Орденом Гаш-шашинов мог бы контролировать положение дел в нефтяном бизнесе на веем Ближнем Востоке, а потом занять лидирующее положение в мировой экономике.

– А сейчас, значит, ты хочешь сунуть меня в самолет и отправить в Россию, – отстраненно промолвил Бучер, мгновенно перенесясь мыслями далеко отсюда.

– Именно! И не надейся, что наши вчерашние забавы в постели помогут тебе. Просетти они не спасли.

– Где расположены твои "райские кущи", Анна?

– В деревушке, милях в десяти к востоку от Амадийи, там же, где и мои лаборатории. – Она испытующе посмотрела на Бучера. – К чему все эти вопросы? Ты ведь уже мертв, только сам этого не понимаешь.

Бучер пропустил мимо ушей ее последнюю фразу.

– Когда твои летчики вернутся с бомбами?

– Те были не летчики. Мои летчики, все пятеро, вон в том конце ангара в отдельном отсеке, их там сейчас накачивают гашишем и опиумом. Как и ты, из России они тоже не вернутся. На самолетах они спикируют, каждый точно на свою цель.

– Чья это была мысль – распустить слух, что во главе всей операции по контрабанде наркотиков якобы стоит Джонни Просетти?

– Моя. Я тщательно изучила твой послужной список и досье и поняла, что уж на это ты клюнешь наверняка. И все сработало.

Пристально глядя на очаровательное внешне существо, сидящее перед ним за письменным столом, Бучер вспоминал, как нежна а ненасытна была Анна в постели всего день назад, и при одной только мысли о том, что ему предстояло совершить с минуты на минуту, жгуче-горький комок подступал к горлу. Еще ни разу в жизни он не убил ни одной женщины, и вот теперь до захода солнца ему придется сделать это. Даже не будь у него никаких других оснований, он обязан убить Анну Хелм, чтобы отомстить за смерть Карамины Хадрабы.

Бучер вдруг поймал себя на том, что все пристальнее вглядывается в глаза Анны. Мороз пробежал у него по коже. В ее глазах он словно бы увидел отражение страшного в своем безумии бешено полыхавшего адского пламени. Тис вот в чем дело! Догадка, сначала лишь теплившаяся у него в мозгу и лишь постепенно обретавшая все более явственные контуры, оказалась верной: Анна Хелм была безнадежно больна, она – безумна. Это то самое безумие, когда сознание целиком отдано во власть гашиша и опиума.

Бучер с облегчением выругался про себя. Анна сама предоставляла в его распоряжение веские доводы, чтобы не убивать ее. Убивать женщину не достойно само по себе, но убивать женщину, потерявшую рассудок...

Однако ее можно доставить в Багдад на том оставшемся вертолете и сдать властям. Вот в чем решение проблемы! Пусть кто-то другой станет ей судьей и палачом. Но сначала ему предстоит заняться этими пятью самолетами.

– А где Ямашид? – вдруг спросила Анна. – Куда он делся?

– Скорее всего, отлетел прямиком в ад. А тело его там, за ящиками. Это я прикончил этого сукина сына.

– Как ты смог убить его, если у тебя руки связаны? – вскипела Анна.

– А вот так, мадам! – ответил Бучер, поднимаясь на ноги и опуская руки. В правой он сжимал "вальтер", а в левой – зажигательную бомбу.

Оглянувшись, Анна увидела труп Ямашида, после чего, не веря своим глазам, воззрилась на Бучера. Невероятно, но, откинув голову назад, она залилась неудержимым женственным смехом.

– Убери свою пушку, глупый. Меня ты ею не испугаешь. Я же говорила, что знакома с твоим досье, помнишь? Из всех, кого ты убил, женщин не было ни одной.

– А я и не собираюсь убивать тебя, Анна. Но вот государство Ирак – оно сделает это. Ведь до сих пор высшая мера наказания в этой стране – обезглавливание, не так ли? С отрубленной головой тебе будет не до смеха.

И вновь Бучер всмотрелся в ее глаза, на сей раз с более близкого расстояния: неприкрытое бешенство, клокочущее в их серой глубине, производило ужасающее впечатление. Это было страшное, намеренно вызываемое безумие наркомана, уже не способного обходиться без гашиша и опиума. Едва Бучер осознал это, как ноздри ему защекотал специфический сладковато-приторный запах, исходящий от тела всех наркоманов, принимающих гашиш в смеси с опиумом. Только сейчас Бучер наконец догадался, почему каждое убийство Анна совершала столь изощренно, смакуя все тщательно и хладнокровно продуманные ею детали. Ведь тот, кто систематически принимает смесь гашиша и опиума, легко идет даже на самые отталкивающие, самые омерзительные, самые немыслимые преступления.

– Да, крошка, – сказал Бучер, ощутив внезапно, что страшно устал, устал так, что не только тело, но и душа словно бы налились усталостью. – Впереди у нас с тобой Багдад, но сперва мне надо закончить одно маленькое дельце.

С этими словами он привстал на носки, широко расставив ноги, размахнулся и с силой швырнул зажигательную бомбу размером с грецкий орех через стенку, отгораживающую кабинет, в ближайший самолет, стоящий метрах в ста.

– Что ты сделал? – Анну Хелм словно пружиной выбросило из кресла. Бешенство, граничащее с помешательством, не таилось уже в зрачках, а плясало в широко раскрытых, наполненных безумием глазах.